Молочные реки
Шрифт:
— Отлично знаю. Но и время на дворе какое — ты тоже знаешь. Не Ельцин в Кремле, которому важно было развалить страну, а Путин, который хочет и может навести порядок. Да и прокурор в городе новый, для чего-то его назначили, обязан оправдывать высокое доверие. Понимаешь, к чему я клоню?
Тамара долго смотрела на него ледяным взглядом, потом жестко спросила:
— И чего же ты хочешь?
— Только одного — знать, кто тебя надоумил обратиться к Пустельге. Это его работа, у меня
Тамара усмехнулась. Ему это важно знать? Да нет проблем, узнает! А то, что предпримет после, ей только на пользу! Надо же, какой идиот! Она достала чистый лист бумаги из ящика стола и придвинула его Пономареву.
— Я скажу. А ты пиши расписку, что если против меня впоследствии предпримешь враждебные действия, они будут продиктованы только жаждой мести законной супруге, на содержании которой находился и которой изменял постоянно. Так прямо и напиши.
Он думал, что она сама не могла выйти на Пустельгу. Ну пусть и дальше так думает, придурок!
— Может, обойдемся без расписок? Я тебе дам слово…
— Я отлично знаю, чего оно стоит, — жестко прервала его Тамара. — Пиши расписку, идиот!
Пономарев написал, двинул лист по столу обратно к хозяйке кабинета.
— Против тебя я не хочу воевать, все же приличной бабой была в постели. Но доброхотов достану. Кто?
— А ты не понимаешь, да? — усмехнулась Тамара. — Во всем городе у меня одна только лучшая подруга, солидная баба, и связи у нее — дай Боже!
— Сергиенко?
— Вот ты и получил ответ на свой вопрос.
— Ладно, — сказал Пономарев, поднимаясь с кресла. — Разберемся с этой сучкой. Спасибо, Тома, я и вправду жалею, что все так гнусно получилось у нас.
— А я — нет! — крикнула Тамара.
Когда он ушел, Тамара готова была разрыдаться. Да с кем же она жила последние три года?! Этот придурок считает, что она настолько тупа, что сама не может выйти на Пустельгу! Он совсем ее не знает, и знать не желает! Не желал… Да его убить за это мало!
Но вскоре успокоилась. Расписка бывшего мужа грела душу, теперь не посмеет возникать против нее, такие дела плавнинцы вряд ли простят журналисту, понимает это. И вряд ли захочет стать дворником или грузчиком, да с репутацией альфонса его и туда черта с два возьмут. А то, что он предпримет против Ленки, только на руку ей!
Тамара сняла трубку, набрала номер.
— Ленка, привет. Я сегодня сабантуй устраиваю по поводу нового развода. Будут лучшие люди города, надеюсь, и ты с Андреем приедешь. Помнишь наш последний разговор? Сама же сказала — только позвони.
— Вот уж не знаю, у нас на заводе проблемы… — ответила Елена.
—
— Я постараюсь, Томка.
— Нет, ты просто обязана быть, и непременно с Андреем. А то подумают, что у нас двойной семейный кризис, понимаешь? И кому это надо?
— Хорошо, я перезвоню тебе. Пока!
Тамара положила трубку и довольно усмехнулась. Все идет как надо, как запланировал мудрый Виталий Максимович. И почему это у него такая странная фамилия — Пустельга?
Сергиенко сидел в своем кабинете, размышляя, куда можно уйти работать. Маслозавод еле концы с концами сводит. «Мехмаш» только начинает выползать из кризиса, пошли военные заказы. «Химволокно» вроде бы на плаву, но везде есть свои главные энергетики! «Плавэнерго» — туда лучше не соваться без приглашения. Возьмут ведущим инженером, но это удар по престижу после того, как предлагали, по сути, должность руководителя. Нет, напрашиваться не стоит.
И что остается?
Ждать и надеяться. Это можно, денег у него хватит на пару-тройку лет безбедной жизни. Но вспомнят ли о классном энергетике за это время? Или позабудут? Тот еще вопрос!
Телефонный звонок по внутренней связи прервал его мрачные размышления.
— Андрей Васильевич, вас ждет Елена Дмитриевна, просила передать — немедленно, — послышался в трубке звонкий голос секретарши жены.
Что она хочет? Он уже решил для себя, что работать на ее заводе не будет.
— Ладно, приду.
Сергиенко положил трубку и встал из-за стола. Мускулистый торс плотно облегала темно-синяя футболка. Снял с кресла пиджак, надел и шагнул к выходу. Нужно было пройти в конец коридора, спуститься на второй этаж и войти в кабинет хозяйки, пройдя мимо секретарши.
Что он и сделал. Секретарше только кивнул и, не дожидаясь разрешения, толкнул дверь, обитую черным кожзаменителем.
— Да, мэм, — нагло сказал Сергиенко, войдя в кабинет директора молокозавода. — Слушаю вас.
— Перестань дурачиться, Андрей, — сказала Елена. — Я ведь попросила прощения раз пять, по-моему, точно не помню. Ну вырвалось это дурацкое слово случайно, извини.
— Совсем не случайно, дорогая, — жестко сказал Сергиенко. — Ты так считала, потому и вырвалось это слово. А знаешь, что я думал? Что помогаю, защищаю свою жену на самом важном направлении! Только по этой причине отказался от высокой должности в горэнерго! А ты думала, что содержишь меня? Да плевать мне на твой завод!