Молодая Екатерина
Шрифт:
Словом, великая княгиня не поверила в истинность упреков Елизаветы Петровны. «Опыт научил меня быть настороже относительно того, что высказывала эта государыня в гневе, — с горечью замечала она. — …Опыт меня научил, что единственным преступлением этой девушки были мое расположение к ней и ее привязанность ко мне. Последствия оправдали эти предположения: все, кого только могли заподозрить в том же, подвергались ссылке или отставке в течение восемнадцати лет, а число их было немалое» [136] .
136
Екатерина II. Записки // Слово. 1988. № 10. С. 87.
Ситуация кажется очень
То, что не все действия государыни диктуются сердцем, Екатерина поняла зимой 1746 г., когда в столицу пришло известие о смерти свергнутой правительницы Анны Леопольдовны, «скончавшейся в Холмогорах от горячки вслед за последними родами». «Императрица очень плакала, узнав эту новость, — вспоминала Екатерина. — Она приказала, чтобы тело было перевезено в Петербург для торжественных похорон. Приблизительно на второй неделе Великого поста тело прибыло и было поставлено в Александро-Невской лавре. Императрица поехала туда и взяла меня с собой в карету; она много плакала во время всей церемонии» [137] .
137
Там же. С. 88.
О чем плакала Елизавета? По некоторым свидетельствам, она любила и свою племянницу правительницу Анну Леопольдовну, и ее годовалого сына. Но родственная любовь одно, а логика развития политических событий — другое. Претендуя на корону, кузины стали противницами. Дочь Петра выиграла. Внучка Ивана проиграла.
Этот пример должен был на многое открыть Екатерине глаза: в царской семье невозможна ни бескорыстная любовь, ни безграничное доверие. Наличие наследника — тем более женатого, а стало быть, совершеннолетнего в полном смысле слова — с одной стороны, стабилизировало власть императрицы, с другой — служило источником постоянной угрозы. Отсюда то всплески доброго, человеческого чувства Елизаветы, то резкие, порой грубые действия, державшие великокняжескую чету в постоянном напряжении.
Соглядатайство и доносительство вменялись прислуге в обязанность. Позднее Станислав Понятовский рассказывал забавный случай, относившийся к 1758 г., когда он служил дипломатом в Петербурге. Во время приезда в Россию принца Карла, сына польского короля Августа III, несколько вельмож и иностранных министров отправились в Шлиссельбург, чтобы взглянуть на канал. «Мы обратили внимание на беготню взад и вперед одного из приставленных к принцу придворных лакеев и спросили его, в чем дело. Лакей отвечал наивно:
— Я страшно озабочен тем, что назначен вице-шпионом на все время этой поездки, поскольку кондитер, наш главный шпион, внезапно заболел» [138] .
Веселая и общительная Жукова была приставлена к великой княгине не только для комнатных услуг. Будучи поумнее своих подруг, она явно доносила, но когда заметили доброе отношение хозяйки к ней, девушка перестала устраивать «работодателей».
Вскоре после болезни Петра великая княгиня совершила опрометчивый шаг — она распределила между своими «комнатными женщинами» обязанности, тем самым показав, кому доверяет в наибольшей степени. Ключи от бриллиантов достались Жуковой. В то время как остальные поделили платья, кружева, ленты — вещи не бог весть какой ценности. Надзиравшая над маленьким двором царевны графиня Мария Андреевна Румянцева донесла императрице, и уже на следующий день последовал высочайший вердикт — запретить. У Жуковой были отобраны ключи и переданы пожилой фрейлине Шенк, привезенной принцессой Иоганной из Штеттина. Разумность этого шага очевидна. Более зрелой и ответственной даме доверили то, до чего еще не доросла юная девица.
138
Понятовский С. А.
Но на следующий день после свадьбы история имела продолжение. «Вечером я нашла в своих покоях Крузе, сестру старшей камер-фрау императрицы, которая поместила ее ко мне в качестве старшей камер-фрау… Я заметила, что эта женщина приводила в ужас всех остальных моих женщин, потому что, когда я хотела приблизиться к одной из них, чтобы, по обыкновению, поговорить с ней, она мне сказала: „Бога ради не подходите ко мне, нам запрещено говорить с вами вполголоса“» [139] . Веселому мирку в окружении великой княгини настал конец.
139
Екатерина II. Сочинения. М., 1990. С. 272.
В течение нескольких недель после свадьбы от великокняжеской четы удалили практически всех, кто перед тем близко общался с Петром и Екатериной. Первой стала графиня Румянцева, получившая повеление вернуться «жить к себе домой с мужем и детьми». Ей на дверь указали буквально в третий день торжества. Дольше продержались старые обер-камергеры цесаревича Брюмер и Бехгольц, их уволили в конце зимы. Полностью сменился состав лиц, окружавших наследника с супругой. Завоевывать расположение, искать друзей, покупать преданность надо было заново. Та же Румянцева уже была задарена Екатериной: «Ко мне приставили самую расточительную женщину в России, графиню Румянцеву, которая всегда была окружена купцами, ежедневно представляла мне массу вещей, которые советовала брать у этих купцов и которые я часто брала лишь затем, чтобы отдать ей, так как ей этого очень хотелось» [140] . Зная о подобной практике, Елизавета посчитала графиню ненадежной.
140
Там же. С. 264.
То же можно сказать и о Жуковой. Екатерина охотно одаривала эту девушку, рассчитывая на ее услуги. После ареста горничной у царевны потребовали список вещей, которые она отдала Жуковой. Он впечатлял. 33 предмета дамского гардероба: юбки, корсеты, белье, шлафроки, кофты. А кроме них два позолоченных образа с драгоценными камнями, два золотых перстня и одно золотое кольцо [141] .
Жукову взяли под стражу, да не одну, а с матерью и сестрой. Арестанток отвезли в Москву, где содержали в дворцовом селе Покровском. Императрица не приказала девушке вернуть подарки. Ведь сама Екатерина характеризовала их как добровольные презенты. И царевна, и горничная были заинтересованы друг в друге, поэтому нельзя назвать Екатерину «жертвой» жадной прислуги: она понимала, что делает. А вот жертвой гнева императрицы можно. Этот гнев касался обоих — и хозяйки, и служанки. Одной в вину вменялся подкуп, другой — вымогательство.
141
Писаренко К. А. Повседневная жизнь русского двора в царствование Елизаветы Петровны. М., 2003. С. 815.
Эта информация в «Записках» Екатерины II опущена, и дело выглядит так, будто горничная пострадала за одну привязанность. 31 октябре 1745 г. Елизавета приказала матери Жуковой — Марии Титовне Лопухиной — поскорее выдать дочь замуж. Самой же бывшей горничной передали, что, как только она вступит в брак и уедет, мать и сестру освободят из-под стражи. Двух кандидатов, предложенных кабинет-курьером Ильей Мещериновым — по умолчанию от имени императрицы — Жукова отвергла.
Великая княгиня отправила своего камердинера Тимофея Евреинова с деньгами для пострадавшей, но ту уже выслали вместе с матерью в Москву. Тогда цесаревна попыталась передать деньги через брата Жуковой — гвардейского сержанта. Однако и тот накануне был спешно переведен в один из армейских полевых полков. Опале подверглось все семейство. Убирая из столицы не только горничную, но и ее родню, выкорчевывали сразу кружок людей, к которым Екатерина в случае надобности могла обратиться.