Молодой человек
Шрифт:
— Не скажу, — капризно отвечал подсудимый.
— Подсудимый, отвечайте на вопрос, — тем же холодным голосом говорил Попков-Попков.
— Ну ладно, скажу, — хихикал подсудимый. — Пуриц-Шмуриц.
— Имя? — спрашивал Попков-Попков.
— А, еще имя говори! — нудно тянул подсудимый и, глядя в потолок, фантазировал: — Имя, ну пусть будет Али Баба.
— Местожительство? — продолжал допрос Попков-Попков.
— Будто не знаешь? — говорил подсудимый.
Наконец Попков-Попков приступал к делу.
— Подсудимый Али Баба Пуриц-Шмуриц, признаете вы себя виновным?
— А в чем? Ты скажи, в чем, я и признаюсь!
— Подсудимый Али Баба Пуриц-Шмуриц, вы обвиняетесь в том, что украли кролика.
— Дудки, — говорил подсудимый, — не крал я кролика. У кого я крал кролика?
— Комендант, введите свидетелей, — приказывал Попков-Попков.
И были свидетели, которые сами, своими глазами видели, как подсудимый Али Баба Пуриц-Шмуриц тащил за уши кролика, и у кролика были красные-красные глаза.
И были свидетели, которые, наоборот, в то же самое время плавали с подсудимым под водой и ловили раков.
Наконец объявлялся приговор:
— Обвиняемый Али Баба Пуриц-Шмуриц приговаривается к десяти годам заключения.
— А хоть к двадцати! — откликался подсудимый и показывал суду и зрителям фигу.
Помню еще странного очкастого мальчика Бибера. Днем и ночью бродил он с книгой, с одной и той же толстой-претолстой книгой, где все страницы от начала до конца испещрены были цифрами и формулами, и ни одному мальчику в городе непонятно было, как ее можно читать без принуждения, а он ее читал не отрываясь, точно «Монте-Кристо».
Бибер не был первым учеником, нет, он долго считался даже последним учеником и сидел на камчатке.
— Ты что же, Бибер, молчишь? — говорила «естествозначка». — Я тебя спросила: сколько тычинок у настурции?
— Когда мне это не интересно, — отвечал Бибер.
Но зато Бибер быстро, молчаливо, прямо молниеносно решал задачи. В первый раз на письменной арифметике учительница, когда он через минуту протянул ей тетрадь, рассердилась:
— Занимайся своим делом.
— Я уже решил.
— Что решил?
— Задачу.
Она взглянула на тетрадку. У нее вытянулось лицо.
— У тебя что, ключ?
— Какой ключ? — не понял Бибер.
— Ключ от задачника Евтушевского. Что ты притворяешься?
— Вы что от меня хотите? — рассердился Бибер.
Она молча пошла к его парте, а он, ошеломленный, стоял у учительского стола и оттуда смотрел, как она роется в его парте и ищет какой-то ключ. Учительница молча вернулась, села за стол, взяла задачник, отчертила ногтем:
— Вот, решай при мне. Макс, иди сядь на последнюю парту, дай ему место.
Макс, первый ученик, еще дуревший над задачей, взглянул на учительницу, встал и ушел со своей тетрадкой и измазанными в чернилах пальцами на камчатку.
Бибер сел на первую парту, прочитал задачу, взялся за перо, но вдруг поднялся.
— Ты что?
— Не буду.
— Что, не можешь?
— Могу, но не буду.
— Почему же ты не будешь?
— Не верите — и не надо.
— Я хочу тебе поверить. Очень хочу, — сказала учительница.
Бибер посмотрел в ее глаза, молча сел и что-то быстро на обложке стал подсчитывать, а через минуту протянул тетрадь. Учительница взглянула.
— Тебе, наверно, надоело сидеть на камчатке одному?
— Нет, я буду сидеть один.
Он пошел назад, к своей последней парте, и толкнул первого ученика, не добившего задачку.
— Вытряхивайся!
Этот Бибер теперь ходил по улицам в башмаках с всегда развязанными шнурками и читал толстую книгу, битком набитую формулами. Внезапно присядет на крылечко или на камень, потом, как лунатик, неизвестно отчего встанет, неверным шагом идет, продолжая читать свою цифровую книгу, наталкиваясь то на стекольщика, то на спящую на дороге кошку.
Вокруг Бибера жужжал, кричал, бесился мальчишеский мир, играющий в мяч, в горелки, в чехарду. Вдруг из какого-то двора вылетит мяч, сорвет с Бибера шапку. Он на минуту остановится, взглянет, отчего и почему упала шапка, поднимет, почистит, наденет и снова пойдет. А если мяч подкатывал к самым его ногам и он хотел по нему ударить, то, размахиваясь, обычно не попадал в него, и все вокруг кричали «мазун!» и продолжали играть.
— А про что тут написано? — интересовались даже старики.
— Про все! — загадочно отвечал Бибер и жестом как бы обнимал всю вселенную — и землю, и солнце, и невидимые днем планеты.
За ним бежали собаки и маленькие мальчики, дразнили его, покручивая пальцем у виска: «Тронутый». Но Бибер не обращал на них внимания, останавливался у забора и мелом быстро набрасывал формулы. А потом мальчики долго стояли и молча рассматривали эти сумасшедшие цифры, и когда они уходили, то еще оставались собаки и, недоумевая, нюхали написанное мелом.
— …Отцу родному купил! — клянется на углу, у театра «Экспресс», Жменя, мальчик с заячьей губой, расхваливая папиросы, разложенные на висячем фанерном лотке.
Никто уже и не помнил его настоящего имени. Жменя и Жменя. Что попадет в его кулак — уже не упустит. Жменя был в школе последний ученик, пропащий ученик.
— Так на сколько раньше приходит пароход из пункта А, чем из пункта Б? — спрашивал учитель.
Жменя смотрел на учителя с иронией.
— Ну, не решил? — осведомлялся учитель.
— Есть мне время этим заниматься, — отвечал Жменя.
Но зато он был первый биток. Король! Он выигрывал у мальчиков не только монеты, но и пуговицы, даже крючки от штанов, которые тут же прятал в ржавую жестяную коробочку. И мальчики уходили домой, придерживая штаны, и с суеверным ужасом оглядывались на Жменю, как бы он и их не спрятал в свою ржавую коробочку…