Молодые и сильные выживут (сборник)

Дивов Олег Игоревич

В ельнике я чуть не заблудился. К тому же выяснилось, что мы безумно устали, и езда по глубокой целине нас буквально на глазах выматывает. Сказались недосыпание и пережитый стресс. Я опять схлопотал колючей веткой – на этот раз по уху, – и потерял очки. Потом мне каким-то суком чуть не продырявило ногу. Вырвало набедренный карман с биноклем и аптечкой. Но мы все-таки выбрались к шоссе. Сбросили лыжи, вскарабкались на высокую насыпь, шагнули через отбойник, сели на него, расстегнули ботинки… Передышка. Хотя бы пять минут. Никакие бандиты нас уже не догонят, а вот до ближайшего жилья несколько километров – горы же вокруг, – и эту дистанцию еще как-то пробежать нужно, если машина не подвернется. Вот почему я не хотел бросать рюкзаки с обувью. Мы оба молчали, и простейшие движения нам давались с трудом. Что ж, не каждый день от смерти уходишь. Я оглянулся – нет ли где в небе знакомого вертолета, – но тот, похоже, все еще стоял у комплекса. Совершенно пустое безоблачное небо, только красные столбы от ракет понемногу рассасываются. Может, террористы решили пересмотреть свой план и окопаться в Моннуаре? Ну, им же хуже. Я снял рюкзак и достал из него башмаки. Они были мокрые и пахли глинтвейном. Термос раздавило. Тоже удача.

Повезло, что это я ему хребет переломал, а не он мне. То-то спина болит. Представляю, как ее будет корежить завтра. Проклятье, какое пустынное шоссе. А нам так нужен хоть кто-то, и обязательно с сателлитным телефоном, ведь сотовая ячейка здесь выбита. Жаль, ракеты не помогли. Надымили изрядно, но кажется, мой панический сигнал не сработал…

Он сработал, и еще как. Вертолет появился с той стороны, откуда я его совершенно не ждал – снизу. Выскочил стремительно и беззвучно. Вот так зарабатывают инфаркт на месте. Не останься во мне каких-то жалких ошметков инстинкта смосохранения, точно в обморок упал бы… Я уже валился с отбойника спиной назад, и руку тянул к Крис, чтобы и ее за собой увлечь в спасительную канаву. Собственно, это Кристин нас удержала от кувырка. Наверное, она больше меня устала, и ее уже вертолеты не пугали. Или очки помогли – из-за той же усталости она их еще не сняла, и легко разглядела, кто пожаловал. Узкий, хищный, но не зализанный, а весь какой-то опасно угловатый, снежно-белый с голубым брюхом полицейский штурмовик еле слышно – фррр! – проскочил над головами и ушел на Моннуар. Точнехонько на мои ракеты. Серьезный аппарат. Почти настоящая боевая машина. Я проводил его обалделым взглядом, повернулся, и чуть не упал снова. Далеко, сильно забирая на юг, чесала форменная стая. «Крис, посмотри, кто там летит?» Кажется, это было первое, что я сказал вслух с тех пор, как мы выбрались на шоссе. «По-моему, спасатели. И полиция. Взгляни сам, милый». Я взял у нее очки, и в реальном контрастном цвете сразу увидел – так и есть. Два обычных полисмена, два спасателя и вроде бы местная телекомпания. Интересно, они до конца понимают, куда лезут? Бандитам вполне может прийти в голову развлечься для острастки стрельбой влет. Допустим, штурмовой вертолет автомату не по зубам, но из транспортных получатся отменные чайные ситечки. Или я отстал от жизни, и с террористами уже идут переговоры? Впрочем, неважно. Главное – мы сделали это. Ушли живыми, и дали сигнал. Теперь бы для полной уверенности добраться до телефона, а там уж можно и о себе позаботиться. Я вдруг почувствовал, что засыпаю. Кажется, мне наконец-то полегчало. Отлегло от сердца.

«Поль!» – «Да, любимая?» Кристин глядела на меня очень серьезно, а глаза у нее были совершенно бездонные. И тут я впервые с того момента, как зачехлил свои боевые лыжи, вспомнил тот пугающий и знаменательный сон. И понял, что он заканчивается прямо сейчас, утекает в никуда, растворяется. Предвидение сбылось почти до конца. Только в нем я уже совершил один большой поступок – ушел из спорта, – и как раз намеревался перейти ко второму. Предложить любимой руку и сердце. А что у нас здесь? Кажется, я только что бился за нее. Бился насмерть. «Поль… – тихо произнесла Крис. – Мой рыцарь. Мой единственный. Какой же ты!…» Крис не договорила, ее душили слезы, и тогда она просто крепко-крепко прижалась ко мне, спрятав лицо у меня на груди.

Я огляделся в поисках чего-нибудь подходящего. Мне нужен был предмет, символичный, как ледоруб Роджера. Надо же – он все-таки принес нам счастье. Мы увидели его и, кажется, избежали серьезной опасности. А если сейчас ну хоть одна таратайка ржавая на дороге появится, так и самому Роджеру сможем в меру сил отплатить за добро… «Кристи, секунду. Я быстро». Под насыпью валялись мои многострадальные лыжи. Я сбросил ботинки, переобулся и, радуясь, что ничего у меня пока еще не болит до состояния полного столбняка, принес некогда яркие и красивые, а теперь до неузнаваемости ободранные железяки наверх. Достал нож, выдвинул отвертку, и принялся сосредоточенно развинчивать задники креплений. Все еще слегка всхлипывающая Кристин медленно шнуровала свои горные башмаки и с неподдельным интересом следила за моими действиями. Со звоном полетели на асфальт пружины, и вот у меня в ладони оказались фиксаторы – два узких блестящих металлических колечка. Моя любимая уже все поняла, и лицо ее светилось. Ох, ну когда же машина?! Тут не то что пожениться, а и отцом стать успеешь. «Кристин, прими мою руку и мое сердце. Будь моей женой». – «Да… Да. Да, любимый». Мы обменялись кольцами. Поцеловались. Чего-то еще не хватало, я только не мог вспомнить, чего именно. «Господи, неужели это на самом деле? – прошептала Крис. – Мне кажется, я сплю, в жизни так не бывает. Поль, я так люблю тебя, Поль, милый, единственный…» И я вспомнил. «Нет, любовь моя, ты не спишь. Мы сделали это. Понимаешь? Мы сделали это!!! Круг почета, Кристи! Все сбылось».

Мы поднялись с отбойника и встали спиной к спине. Только кружок получился у нас очень маленький – ну какой, действительно, круг почета без снега, без лыж на ногах. Да и ноги эти подгибались. Но зато поцелуй, которым положено завершать круг, удался на славу. Мы стояли, обнявшись, и я подумал – наконец-то исчерпались все пророчества. Сновидение, полностью сбывшись, утратило надо мной власть. Теперь можно было начинать просто жить.

Из-за поворота выкатился огромный длинный грузовик с двумя прицепами. Я шагнул на середину дороги и поднял к небу окольцованной рукой ярко-красный горнолыжный ботинок. Ощущение кольца на пальце было непривычным и переполняло меня гордостью. Ну, а ботинком я свалю автопоезд в канаву, если он не захочет остановиться. Угадайте, каким образом…

Водителю повезло – он нажал на тормоз.

Я тряхнул головой, отгоняя наваждение, повернулся и зашвырнул ботинок далеко в лес.

Очень далеко. От греха подальше.

Эпилог

Битый час меня допрашивали. Не расспрашивали, а именно допрашивали. Заставляли без конца повторять одно и то же, и все твердили, что я должен, должен, должен – ответить, вспомнить, описать, сообщить. Казалось, действия террористов интересовали их в последнюю очередь, гораздо важнее была обстановка в Моннуаре с момента схода лавины и до злополучного рассвета.

Это-то из меня и выковыривали, да так нагло, будто я у Роджа не горнолыжным инструктором работал, а полицейским осведомителем. Наверное пытались вычислить наводчика – или хотя бы установить, был ли он. Тоже вариант – уж больно четко и быстро вышли захватчики на Моннуар. Я отвечал, вспоминал, описывал, все больше убеждался, что наводчик действительно был, и сам пытался догадаться – кто? – но результатом моих дедуктивных усилий стало лишь стремительно нарастающее отупение. Мозги плавились и скукоживались. А по ним колотили идиотскими вопросами. «Значит, ваш коллега Пьер фактически весь день пробыл в лесу? Скажите, Поль, какой модели у него хэнди?» – «Понятия не имею. Старье с маленьким экраном». – «Без навигационной системы?» – «А для чего ему? В окрестностях Моннуара он знает каждый бугорок». – «То есть, хэнди у Пьера не сателлитный, вы уверены?» – «У нас у всех обычные мобильники. Ведь ретранслятор в двух шагах, прием устойчивый, а высоко в горы забираться просто незачем. Даже Роджер держал сателлитный телефон на всякий случай, потому что положено. И не очень умело с ним обращался». – «Почему вы так решили?» – «Весь день он носил с собой инструкцию. Из одного кармана торчала антенна, из другого – эта книжечка». – «С чего вы взяли, что это была инструкция?» – «Я умею читать». – «А у Тони какой хэнди?» – «Ну зачем Тони сателлит?! Куда ему два телефона?! Да он удавится скорее. Такой же крохобор, как и все европейцы». – «Простите?…» – «Вот я сейчас адвоката потребую, он вас так простит, мало не покажется…»

Спина болела все сильнее, где-то в районе десятого позвонка – отомстил мне термос за свою безвременную насильственную смерть. И с головой было плохо, соображать она больше не могла, выработала лимит. Голове хотелось в гостиницу, куда увезли Крис – уткнуться любимой в плечо и так лежать, – несчастной, запуганной, распухшей. Бессонной. В меня разом закачали столько кофе, сколько я принял, наверное, за всю жизнь. Точнее, мне поминутно совали в руку стакан, а я, дурак, автоматически отраву прихлебывал. Так что спать не хотелось совершенно, только кончики пальцев дрожали, сердце отчетливо бухало, да в сортир я просился каждые десять минут по-маленькому – чистой воды овердоза. Недаром спортсмены избегают кофеина, слишком много у него побочных эффектов, совершенно лишних и на стадионе, и на горе. Думаю, меня нарочно глушили этой пакостью, я ведь от нее еще и злился помимо всего прочего. В какие-то моменты казалось, что главная моя задача – не отвечать, а удерживаться от ругани.

«Поль, давайте еще раз с того момента, как вы покинули комплекс. Итак, вы положили в карман ракеты и направились к выходу…» – «Я не брал ракеты специально, они уже лежали, где им следует». – «Почему?» – «Загляните на сайт Корпуса Спасателей, там есть нормативные документы, где написано, почему». – «А вы нам так расскажите». – «А может, вам мой адвокат расскажет?» – «Поль, мы устали повторять, это не допрос, вы добровольно согласились…» – «Вот я сейчас добровольно соглашусь на адвоката, и посмотрю, как это вам понравится». – «Хорошо, вы не брали ракеты специально, а как тогда они попали к вам в карман?» – «Они там всегда были». – «То есть?» – «У-ух, как же вы мне надоели, чайники несчастные!» – «Это на каком языке? Между прочим, вы говорите по-арабски, Поль?» – «Разве в Моннуаре арабы?» – «Там разные люди… Так вы не ответили». – «Нет, я не знаю ни слова по-арабски». – «Тогда вернемся к ракетам». – «Вернемся. Куртка инструктора продается уже заряженной. Я ее купил, надел, и с этого момента ракеты всегда были со мной. Они лежали в специально для них отведенных гнездах. Левый верхний наружный карман». – «Да, но когда мы вас нашли, вы были без куртки». – «Вы меня нашли?! Это я вас нашел!» И так далее.

Время от времени мучители давали мне тайм-аут – приходили люди с план-схемой Моннуара, и тогда я отдыхал, рассказывая, куда открывается какая дверь. Я все порывался спросить – как там? – и ни разу мне не ответили. Только сыпали градом новые вопросы, и оставалось лишь надеяться, что с Крис обходятся все-таки помягче. Ежегодно оказываться в роли допрашиваемого, это и для русского-то много, если он не настоящий уголовник, а для француза уж точно чересчур. Одна радость – я точно знал, что ни в чем не виноват, никаким боком, и в особенности не виноват перед Крис. Увы, Дитрих, глава операции, кажется, придерживался несколько иного мнения. Я для него был парнем, уже однажды побывавшим под следствием, а наш с Крис фантастический побег – всего лишь крайне сомнительной историей, наводящей на всякие размышления. Я отлично себе представлял, как мы Дитриху подозрительны. Эта белобрысая немецкая дылда с косой саженью в плечах и отчетливыми кровавыми мальчиками в глазах, похоже, ни разу в жизни не стояла на горных лыжах, а училась только одному – ловить нехороших парней. И больно им делать, больно. Теоретически я против таких дитрихов ничего не имел. Но честное слово, в компании двоих оперативников, которые мне уже осточертели со своими вопросами, я себя чувствовал более или менее комфортно. А вот стоило их шефу оглянуться в нашу сторону – ощущение безопасности испарялось.

«Что там еще было?» – «Где?» – «В вашей куртке». – «Да все. Штатный комплект, согласно описи». – «Какой описи?» – «Которая нашита изнутри на подкладку». – «В том числе и рация?» – «Хм… А куда ей деваться… Я когда выходил, похлопал себя по карманам, ну знаете – рефлекс, – и все было на месте. Значит, рация тоже». – «Почему же вы ее не использовали?» – «Для чего?» – «А вы не догадываетесь?» – «Вот я сейчас адвоката потребую, он вам так догадается…» – «Хватит, Поль. Достаточно. Отвечайте. Вы могли сообщить о чрезвычайном происшествии тихо, без этого вашего фейерверка. Понимаете, о чем мы?» – «О, да, теперь понимаю. Конечно, я мог. С учетом дальности в пределах видимости…» – «Почему так мало?» – «Да горы же, чтоб вы сдохли! Понимаете, горы вокруг! И что я мог с этой рацией?! Тихо сообщить обо всем террористам – вот что! Максимум! Больше меня ни одна сволочь не услышала бы. Ни одна ваша местная нерусская сволочь». – «Какой странный термин – нерусская, – это что значит?» – «Это так русские называют все плохое». – «А-ах, вот как… А вы здесь повсюду видите только врагов, Поль? Только плохих людей? Не правда ли, Поль, вы чувствовали себя одиноким, несправедливо обиженным в последнее время? Мы же знаем, с вами дурно обошлись тогда, после того печального инцидента. Ну, расскажите нам!» – «Фа-а-ак ю-у-у!!!»