Молоко, сульфат и Алби-Голодовка
Шрифт:
Газетчики хотят знать, не найдется ли у меня пары советов о питании для наших солдат за границей.
Чтобы отвлечься от всех напастей, я программирую новый убийственный ритм для своей драм-машины. Сначала я воспроизвожу его в голове, потом записываю условными знаками собственного изобретения на старом счете за газ, а потом уже программирую. Драм-машина подсоединена к усилителю в спальне. Я нажимаю кнопку и понимаю, что да, ритм вышел правильный, именно как я хотел. Я добавляю громкости, и ритм сотрясает всю квартиру. Довольный, я пританцовываю
Незнакомый женский голос просит позвать меня, я знаю – это убийца, но не вешаю трубку: до меня доходит, что от этой угрозы можно освободиться только одним способом – жестоко ее изничтожив.
Памела Паттерсон, представляется женщина и сообщает, что желала бы продать редкие комиксы и кто-то в Брикстоне посоветовал обратиться ко мне.
Я веду себя естественно, насколько это возможно, когда твой собеседник желает стереть тебя с лица земли; я отвечаю ей, да, я хотел бы посмотреть на комиксы, она в ответ предлагает заехать ко мне, где вы живете?
– Сейчас не самый удобный момент, – говорю я и сползаю на пол, у меня подкашиваются ноги. – Давайте пересечемся где-нибудь?
– Может, завтра? – спрашивает она.
– Может, на следующей неделе? – Я перекрикиваю драм-машину.
Она отказывается, она очень хотела бы увидеться раньше. В голове молнией проносится: если я переборщу с задержками, она выследит и убьет меня в моей же квартире.
Я предлагаю:
– Понедельник? – У меня остается два дня на раздумья. По крайней мере сегодня об этом беспокоиться не надо. Я вешаю трубку и засовываю голову в громкоговоритель.
Пока Уизерс расследует темное (будем надеяться) прошлое объекта, Кросби, глава отдела грязных штучек, вызван на совещание с главным молочным руководством. Последняя бухгалтерская сводка за май повергла всех в глубочайшую тоску, изредка прерываемую спазмами бешенства и ужаса.
Прибыль от продаж катастрофически упала, и кампания «Бутылка Молока – Напиток Мужика» потерпела сокрушительное фиаско.
– У нас нет времени, – говорят Кросби, – на замысловатую клевету. Избавьтесь от него.
– Непременно, – отвечает Кросби.
При помощи драм-машины я заставил себя повиноваться и теперь успокаиваюсь под радио.
Сейчас там рекламируют замок Лидс в Суссексе (Лидс разве в Суссексе? Я не силен в британской географии, но мне кажется, что нет), самом красивом в мире замке, где к тому же находится единственный в мире музей собачьих ошейников.
Сногсшибательная информация. Музей собачьих ошейников. Ну сколько на свете видов ошейников? Сотни фасонов? Музей забит ошейниками исторической важности, вот этот носил царский пудель в 1917-м, экспонат вывезен из СССР верноподданным белогвардейским генералом, а этот носила Бесси – первая собака на орбите, а этот нашли на развалинах Помпеи, а этот носил кто-то из «Секс Пистолз»?
Непременно поделюсь этой информацией с окружающими, а если мне в руки попадет интересный ошейник, я вышлю его прямиком в музей.
На сборы у меня уходит вечность. В конце никто не заметит отличий, но мне важна каждая мелочь. Целый час, не меньше, я провожу перед зеркалом, в тоске из-за своей внешности. Как же это я так постарел?
А можно ли все развернуть назад? Войдут ли когда-нибудь в моду морщины? Ну почему я не могу выглядеть лучше? Улицы битком набиты красивыми людьми, молодыми лицами с чудесной кожей. Почему я выгляжу как облученный мутант?
Глубоко в душе я убежден, что выгляжу неплохо, но окружающие сговорились от меня это тщательно скрывать. Ублюдки. Оставьте меня в покое.
Я вытаскиваю содержимое всего гардероба – ну ладно, шкафчика, – и примеряю на себя все возможные комбинации. По радио сообщают, что норвежцы охотятся за подозрительной советской подводной лодкой у побережья. Кажется, в последнее время это происходит сплошь и рядом, но отчего – я не в курсе.
Я примеряю одежду по второму кругу и ужасно злюсь: все выглядит омерзительно, и какого черта у меня нет хорошей одежды, хотя какая разница, меня все равно сегодня вечером не впустят, несмотря на то, что концерт играют в мерзком притоне, где по полу катаются пивные стаканы и бегают крысы.
Для храбрости я закидываюсь спидами.
В конце концов я откапываю драную одежку из любимых секонд-хэндов, она сидит на мне более-менее удовлетворительно, хотя и напоминает обноски большой викторианской семьи. Наконец-то одетый, я безысходно таскаюсь по квартире в поисках всего, что перед выходом надо распихать по карманам. Разыскивая ключи, я уже дошел до той черты, за которой начинают поднимать мебель, но в последний момент все-таки наткнулся на них за такой пластиковой штуковиной, из которой поливают цветы. Теперь я готов.
– Пока, Счастливец, – прощаюсь я с хомяком. – Пойдешь гулять – желаю хорошо провести время.
Я обследую темные углы на наличие убийц и, не найдя ни одного, топаю вниз по улице. Ветер треплет мне волосы, я его обругиваю.
Ветер всегда дует в мою сторону – по-моему, это что-то личное.
На сегодня работа профессора Уинга закончена. Он рад почину, только волнуется, не просчитался ли. Если он ошибся хоть на йоту, быть беде. Раскопки дороги в Брикстоне сильно отличаются от раскопок в пустыне какой-нибудь, нельзя просто переместиться на несколько ярдов в сторону и снова начать, особенно когда работаешь в одиночестве при помощи ворованного бурава.
Вечером он штудирует рукописи, украденные из Британской библиотеки. Профессор вернет их, когда в них отпадет необходимость. Когда профессор добудет корону – пожалуйста, ими сможет пользоваться любой, а сейчас рукописи нужнее ему самому.
Корона была очень известна во времена Этельреда. Считалось, что она волшебная. Злой колдун украл ее, чтобы она послужила оружием в продолжительной войне с сеятелем добра из соседней страны.
В «Удачной Покупке» затишье. Единственный человек в магазине – управляющий, он одиноко сидит в полутемном кабинете. Уныние стекает с потолка управляющему в голову, по позвоночнику и прямо в модные ботинки.