Mon AGENT или История забывшего прошлое шпиона
Шрифт:
Потратив несколько секунд на обработку данных и перепроверку полученных результатов, огромной мощности суперкомпьютер «Крэй-Ресёрч», установленный в бункере штата Мэриленд, известил о своей находке дежурную смену аналитиков Агентства Национальной Безопасности. В течение нескольких минут после того, как в динамиках дисплеев дежурных раздался пронзительный электронный сигнал тревоги, о пожилом мусульманине, несмотря на ночь, наступившую по ту сторону океана, уже знали Директор Центрального Разведывательного Управления, американский посол в Лондоне и местные начальники соответствующих миссий американских спецслужб. Ещё через несколько минут об этом — с привычным чувством унижения младших братьев, не ведающих, что происходит в их собственном доме, — узнали и британские коллеги из Скотланд-Ярда и MI6.
Несколько ранее, чем Директор ЦРУ, о факте появления на английской дороге небритого нелегала узнали в штаб-квартире небезызвестного Института. Точно так же, как «Эшелон» с тайного благословления соответствующих правительств получил лазейки доступа во всевозможные защищённые компьютерные сети и базы данных, так и спецслужба нации избранных имела свои «потайные дверцы» для проникновения в сам «Эшелон». Подобные «дыры» попадали в систему либо с помощью программного обеспечения, купленного у израильских компаний, либо за счет «саянов» — многотысячных добровольных и бесплатных помощников Института, рассеянных по всему миру. Среди этих помощников, которых объединяла забота о безопасности исторической Родины, были врачи, военные, модные парикмахеры, юристы, газетчики, премьер-министры, проститутки, миллиардеры и, естественно, программисты.
Поэтому сигнал опасности в соответствующем дежурном помещении Института раздался практически одновременно с зуммером в бункере американского Агентства Национальной Безопасности, ответственного за электронный шпионаж во всём мире. Когда Богомол, уже успевший начать свой рабочий день, услышал о том, кто, по мнению экспертов, молился ранним туманным утром на обочине автотрассы к северу от Лондона, он поперхнулся своим убийственно крепким кофе. Вслед за первоначальным шоком от безрассудной смелости бородатого старика, решившего открыто и без грима путешествовать по густонаселённой европейской стране, имеющей хорошо обученные спецслужбы и тысячи телекамер, к нему пришло и осознание того, что это происшествие могло иметь далеко идущие последствия. Последствия для всего мира, уже было начавшего привыкать к неожиданно проснувшейся братской любви между представителями двух ближневосточных религий, для долгосрочного будущего государства избранных, да и для самого Института. На лице Богомола появилась та же пугающая улыбка, с которой он когда-то решал судьбу спавшего в коме посланца из зеркального шара. Нет, пока он не собирался отдавать приказ о немедленном поиске и уничтожении бородатого мусульманина. Не собирался он и мешать ему в осуществлении безусловно нехороших замыслов на территории Объединенного Королевства. И уж совершенно точно не хотел сообщать о полученных известиях проклятым ишмаэлитам, которые, вопреки привычному ходу истории и здравому смыслу, вдруг стали его соотечественниками. Нет, война продолжалась, и он, Богомол — герой тайных сражений, — должен был обеспечить безопасность своего народа! Пусть даже и вопреки демократическому выбору, сделанному этим народом. Что ж, иногда государственный деятель должен обладать достаточной мудростью и мужеством, чтобы пойти наперекор желаниям даже абсолютного большинства соотечественников. В конце концов, именно так в своё время отменялась смертная казнь. Челюсти шефа Института задвигались так, будто он тщательно пережёвывал анатомические фрагменты своих врагов. Несообразно большие могучие руки шевелились, словно у готовящегося к обеду насекомого, подбирающегося к ничего не подозревающему кузнечику.
Не ведающий о посланных его электронным изображением волнах испуга, удивления и суетливых усилий, с огромной скоростью расходившихся по всему свободному миру, бородатый «нелегал» из Стоунхенджа спокойно добрался до Лондона. Он сердечно распрощался с улыбчивым водителем, погладил его по голове и с серьёзным видом помолился Аллаху, прося всяческих благ для хорошего парня. Было раннее, ещё прохладное утро, и улицы казались совершенно пустыми. Судя по выражению лица незнакомца и его манере машинально задирать голову, чтобы по-детски восхититься далеко не самыми высокими зданиями в рабочем пригороде, он в первый раз попал в современный мегаполис. Своим любознательным поведением бородач в чалме напоминал скорее туриста, чем беспаспортного и безденежного иммигранта. Перед тем как съесть на завтрак чёрствую лепёшку, которую он выудил из недр кожаного мешка, Бородач прошептал молитву. После этого он продолжил свой путь к центру города пешком. По пути его не заметил ни один патруль: все наличные силы полиции были срочно переброшены на север — туда, где на Бородача объявили усиленный розыск.
Когда к середине дня необычный путешественник добрался до кварталов Ист-енда, населённых преимущественно мусульманами, он с удовлетворением улыбнулся и заговорил с одним из встречных, наименее напоминавшем европейца, на своём несколько архаичном арабском:
— Сын мой, настаёт время молитвы! Не сможешь ли ты провести меня к ближайшей мечети? Или хотя бы подсказать киблу! [4]
Спрошенный — владелец скобяной лавки ливанского происхождения, больше всего в жизни любивший смотреть по телевизору женское фигурное катание и меньше всего — жертвовать десятину в пользу бедных, — с пренебрежением взглянул на непрезентабельно выглядевшего арабского беженца. Его первым инстинктивным позывом было отделаться от старца и пойти по своим делам.
4
Направление в сторону Мекки.
— Хаджи! [5] — ответил он Бородачу. — Пророку надо было упросить Господа ещё больше уменьшить количество молитв!
Таким образом лавочник в непозволительной и греховной манере намекнул на предание о том, как Пророк несколько раз возвращался к Богу и упросил его уменьшить количество молитв с первоначальной сотни до пяти в день. Бородач без обиды кивнул, как бы соглашаясь, что да, возможно, Пророк и недоработал в этом плане, а потом рассудительно заметил, положив на жирное плечо ливанца свою сухую и тёплую руку:
5
Так — с уважением — обращаются к тем, кто побывал в Мекке.
— Может, ты и прав, сын мой, но пока их пять и скоро настанет час для очередной!
Лавочник набрал было воздуха, чтобы пояснить наивному нелегалу, с каким выдающимся и чрезвычайно занятым человеком тот имеет дело. Но тут взгляд чёрных маслянистых глаз торговца ещё раз упал на лицо прохожего. Ливанец ахнул, а его упитанная физиономия немедленно приняла приторно-сладкое выражение лавочника с каирского базара, намеревающегося продать европейцу стеклянные бусы по цене подержанного космического корабля.
— Да, да, отец, сейчас соображу! — торопливо забормотал ливанец, лихорадочно размышляя, какая именно мечеть и для каких целей могла понадобиться старику, с которым наверняка захотели бы пообщаться представители антитеррористического подразделения Скотланд-Ярда. Наконец он решил, что не ошибётся, если отведёт опасного прохожего к мулле с репутацией клерика, способного в каждой второй суре Священной книги найти призыв к уничтожению неверных. Растёкшись в широкой улыбке потомка сотен поколений негоциантов, любитель фигурного катания вежливо предложил хаджипроводить его к искомому объекту. Мечеть оказалась недавно построенным красивым зданием вполне современного дизайна. С первого взгляда можно было определить, что на неё не пожалели денег спонсоров из исламских благотворительных фондов. Её мулла был одноруким ветераном афганской войны, когда-то не сумевшим убежать от советского вертолёта. По слухам, святой человек был тяжёл на оставшуюся руку. Он имел обыкновение карать согрешивших посохом по чему придётся: когда по хребту, когда по загривку, а когда — на всё воля Аллаха! — и по тупой башке. Как следствие сей привычки, прихожане носили чалму, справедливо полагая, что та способна смягчить неласковый удар посоха. У ревнителя веры было худое лицо снедаемого ненавистью и язвенной болезнью аскета, запавшие тёмные глаза фанатика, феноменальная и избирательно злобная — как у слона — память. Эта-то память и позволила ему немедленно опознать скромно одетого беженца, вошедшего в прохладу мечети незадолго до начала молитвы. Тёмные глаза муллы тут же с тревогой заметались по сторонам, пытаясь нащупать в толпе верующих возможных информаторов англичан или избранных. Дело в том, что европейскую штаб-квартиру Института после очередного скандального разоблачения периодически выгоняли из той или иной страны. Когда-то их, пойманных при попытке похищения одного африканского диссидента, выгнали и из Англии. Но время лечит многое, и сердце очередного британского премьера смягчилось, когда избранных поперли теперь уже из Голландии, где они попались на контрабанде опасных химических веществ из Америки и радиоактивных материалов из бывшего Советского Союза.
Не обнаружив подозрительных среди небольшой толпы фанатичных приверженцев молитвенного расписания — в большинстве своём либо безработных, либо работавших на самого муллу, — он шепнул инструкцию помощнику. Тот, в свою очередь, нашёл момент тихонько передать пожелание однорукого пожилому бедняку, уже раскатывавшему свой потертый коврик. Бородач внимательно выслушал помощника, посмотрел на муллу и с улыбкой кивнул. Когда после окончания молитвы его провели в небольшое, скромно обставленное помещение в задней части мечети, мулла с горящими глазами жарко приветствовал гостя:
— Хвала Пророку! Вы здесь! Это огромная честь для меня и прихожан мечети!
Бородач с некоторым удивлением выслушал пламенное обращение клерика, внимательно посмотрел тому в глаза, как будто что-то понял и кивнул самому себе. После чего вежливо ответил на своём несколько архаичном арабском:
— Хвала Аллаху! Это для меня честь быть здесь, почтенный!
«Надо бы помочь ему, — подумал он про себя, — а то он смотрит на мир через дырку в желудке: с болью и ненавистью!»