Монах: последний зиндзя
Шрифт:
Он всё ещё держал её в объятиях. Одна часть её хотела поднять голову и поцеловать его губы, такие зовущие, окруженные белой бородой, другая – хотела оттолкнуть его, уйти с этой вершины горы, важность которой для них он предал, и больше никогда не видеть его. Она ненавидела все эти разговоры об озарении. Оно не имело ничего общего с жизнью и с любовью. Но она знала, что это правда. Она была пленницей своего положения. Но она может отказаться от своего положения. Или предложить сделать это. Если он поймет, что она готова отказаться от всего ради него, тогда, конечно, он пожелает отвернуться от Ордена ради нее.
– Что ж, хорошо, –
Его серые глаза расширились.
– Ты откажешься от своего положения, покинешь семью и дом и отправишься путешествовать по свету со мной?
– Ты возьмёшь меня?
После долгого молчания он сказал:
– Конечно, из-за этого путешествие станет более трудным. Ты очень сильная, но Орден всё равно будет возражать. Они скажут, что твое присутствие рядом со мной замедлит мое передвижение. Они будут правы, но это не имеет значения. Я решил совершить эту поездку, несмотря на все страдания, которые она навлечет на тебя и меня. Им придется согласиться, чтобы я совершал её на моих условиях. Ради нашей любви, если ты считаешь, что должна сделать это, я не могу отказать тебе.
Она почувствовала себя как атакующий воин, падающий лицом вниз, когда его противник неожиданно шагнул в сторону. Она не предполагала, что он согласится взять ее. Она думала, что в действительности он хочет расстаться с ней.
– Ты действительно взял бы меня с собой?
– Танико, я должен совершить эту поездку. Я думал, что из-за этого у меня нет другого выбора, кроме как расстаться с тобой. Мне никогда не приходило в голову, что ты тоже захочешь поехать!
Она слишком поздно разглядела ловушку, в которую попала. Эту ловушку поставил не Дзебу. Эту ловушку устроила карма, сама жизнь. Иногда, как говорил Ейзен, жизнь становится сенсеем и задает нам кунг-ан, чтобы мы их решали.
– Я не могу ехать, – сказала она. – Я не думала, что ты согласишься.
Его печальная улыбка была прекрасна. Она протянула руку и погладила его белую бороду.
– На мгновение ты дала мне надежду, – сказал он. – Это было жестоко. Я часто был так сердит на тебя, Танико-сан. Ты всегда хотела быть в центре событий, при дворе, в гуще общественной жизни. Я всегда не любил твои амбиции. Но теперь я знаю, что амбиции больше не управляют тобой. Они превратились во что-то другое. Ты остаёшься, потому что именно это выбрало для тебя озарение. Ты не можешь перестать быть Ама-сёгун, даже ради нашей любви, потому что Сущность говорит тебе, что ты должна делать это.
Танико прислушалась к своему сердцу. Он был прав. Пусть даже любовь к Дзебу была самой мощной силой в её жизни, она не может оставить свой пост. Но удерживали её уже не амбиции. На ней лежала грандиозная неоконченная задача. Она чувствовала ту же мощную связь, что удерживает капитана на борту находящегося в опасности корабля, что заставляет сражающегося самурая удерживать уязвимую позицию. Камакура нуждается в ней, и она не может покинуть её.
– Я помогала строить её, – прошептала она. – И она ещё не окончена. Я не могу оставить её сейчас!
Он крепко держал ее за руки.
– Будь целомудренной богиней, и самураи никогда не восстанут против бакуфу. Но сейчас, ты знаешь почему, я должен уйти, хотя я разрываюсь на части. А когда мы состаримся, мы вместе проживем последние годы нашей жизни и вместе уйдем из этого мира. И если ты веришь в повторные рождения, верь, что мы родимся вновь парой крестьян, у которых будет двадцать детей и которые проживут вместе в мире девяносто лет. Несомненно, в этой жизни мы собрали достаточно хорошей кармы, чтобы заслужить это. Верь во что хочешь, моя дорогая, но превыше всего верь, что нас невозможно разъединить.
– Ничто не может разрушить нашу любовь, – сказала она. – Я верю в это!
– Танико, – сказал он, – большинство людей слепы к тому факту, что мы все едины. Люди прячутся за своими границами, своими стенами, реками и морями и воюют друг с другом. Орден выучил меня быть воином, и в войнах я провел почти всю свою жизнь. Я выполнял свой долг везде, где оказывался. Но теперь я надеюсь, что смогу провести остаток моей жизни, не убив больше никогда ни одно человеческое существо. Танико, в этом хаосе в гавани у меня были и другие видения, помимо Юкио. Я видел океан крови, всей крови, которая была пролита и еще прольется из-за того, что люди убивают. Я видел Древо Жизни, это видение сказало мне, что все существа едины. Я хочу, чтобы Древо Жизни росло. Я хочу, чтобы люди перестали лить кровь в этот океан. Как смогут люди вести войны, если они осознают, что все они – частички одного существа? Мы должны расстаться с иллюзией разделённости. Люди смогут разрушить границы, свободно пересекая их, чтобы поделиться с другими людьми тем, что они имеют. Настанет день, когда границы рухнут и у нас будут знания, необходимые, чтобы прекратить убийство человека человеком. Для этого работает Орден, для этого работаю я. Поэтому я уезжаю.
– Я понимаю.
– И ещё, – сказал он, – я уезжаю из-за Моко. Моко был человеком, который разрушил границы и учился. Почему существуют люди, подобные Аргуну и Кублай-хану, подобные Согамори и Хидейори, которые несут смерть таким же, как они, человеческим существам и никогда не спрашивают, что же они делают? Я хочу выяснить, почему был убит Моко!
– Громадный вопрос! Ты действительно думаешь, что найдёшь ответ?
– Я смогу подвести Орден и народы мира ближе к ответу. На западе лежат удивительные страны, о которых я мало знаю. Может быть, они ведут войны по причинам, отличным от тех, по которым воюем мы. И, узнав, в чем различие и в чем сходство этих причин, я смогу больше узнать о том, что такое война.
– Я могу рассказать тебе кое-что о Западе. Когда я жила у Кублай-хана, одной из моих подруг была принцесса из страны под названием Персия. – Танико протянула к нему руки и обняла его за шею. Он опустился рядом с ней, обнимая ее. Пока они разговаривали, стало темно, и его силуэт смутно вырисовывался рядом с ней.
Он погладил ее щеку.
– Мы проведем вместе всю зиму, и ты будешь рассказывать мне истории о гареме Кублай-хана.
Она засмеялась.
– Некоторые из них не для ушей монаха!
– Даже такого монаха, как я? Саметомо сказал, что я всего лишь искатель приключений в монашеской одежде.
– В этом ты весь. Посмотри, как легко ты решил покинуть меня. – Казалось, она примирилась с этой мыслью, потому что уже могла шутить об этом. Но Дзебу не разделил её шутки.
– Ты ещё любишь меня? – спросил он, вглядываясь в неё серыми глазами. – Могу я пронести это с собой через весь мир? Могу я надеяться вернуться к тебе, чтобы эта надежда помогла мне уйти?
У неё хлынули слезы, но она положила голову к нему на грудь и прошептала: