Монах
Шрифт:
Посвящается светлой памяти Василисы Степановны Юхмановой
Обретение веры
Самая главная, самая выстраданная, самая эмоциональная, самая совершенная из всех литературных работ Михаила Зарубина – рассказ «Долгая дорога к маме». Написанный однажды на высокой и трепетной ноте, он кочевал из книги в книгу, из сборника в сборник, публиковался в различных периодических изданиях, но так и не потерял своей первозданной свежести и новизны.
Столь основательные цитаты из этого рассказа потребовались нам, чтобы рассказать о сложных взаимоотношениях его героя с церковью, о поисках веры – трудных, болезненных, в темноте и одиночестве, преодолевая страх быть непонятым, не услышанным. Мы попытаемся сравнить мироощущение Мишки Карнаухова с другим персонажем из новой работы автора – повести «Монах».
Для Мишки Карнаухова вера и суеверие – практически одно и то же. Он воспитан атеистом агрессивной советской пропагандой. Удивительно, но хрущевская «оттепель» совпала по времени со своей противоположностью – гонением на церковь. Даже талантливые писатели, поддавшись влиянию официальной политики, создавали произведения лживые, антигуманные. Особенно выразительно рассказал о драматической судьбе своего героя, деревенского
Деревенские мальчишки пятидесятых–шестидесятых годов не верили ни в бога, ни в черта – они мечтали стать космонавтами и бороздить просторы вселенной. Не был исключением и Мишка Карнаухов. Но вот однажды с ним приключилось такое, что оставило зарубку в его сердце на всю дальнейшую жизнь:
«…Во сне Мишка не слышал начала дня: криков петухов, гулких ударов копра, забивающего сваи около центральной электростанции – они разносились окрест на несколько километров.
Он спал, обняв перила крылечка, не испытывая неудобств, как вдруг почувствовал, что кто-то рядом присел на ступеньку, обнял его за плечи и поцеловал в висок. Мишка удивился – кто бы это мог быть? Он открыл глаза – никого не было. Теплые лучи согревали его, он прикрыл веки и снова провалился в дремоту. И снова кто-то поцеловал его в висок. Так всегда делала мама. «Может, это сон? – подумал Мишка. – Ну конечно, я сплю и чувствую все это. Разве может здесь быть мама? Ведь она так далеко…» Но тут он почувствовал на своих плечах чьи-то теплые руки, услышал легкое дыхание.
– Мама, это ты? – спросил Мишка.
– Здравствуй, Мишаня, – голос прозвучал тихо, но настолько явственно, что все ему стало ясно. Этот голос он узнал бы из миллиона других.
– Мама! – тихо позвал он.
– Я здесь, Миша, здесь…
– Но я не вижу тебя!
– А ты и не можешь меня увидеть.
– Почему?
– Потому что я уже умерла, и сейчас нахожусь очень далеко, на том свете. Но я так просила Всевышнего повидаться с тобой, что он смилостивился. И вот я здесь. Я тебя вижу, а ты меня – нет.
– Да что ты, мама, все это сказки! Нет никакого того света, и никакого всевышнего нет.
– Скажи лучше, сынок, как ты будешь жить дальше?
– Закончу восемь классов, поступлю в строительный техникум в Иркутске… Ты же знаешь, в школе я был лучшим учеником…
– Знаю, Миша. Я всегда тобой гордилась…
Мишка открыл глаза и сразу закрыл их, настолько ослепительным было солнце. Он встал, держась за перильца, и, повернувшись спиной к солнцу, внимательно осмотрел крыльцо. Ничего необычного не было в этом крыльце. Тогда он тихо позвал:
– Мама…
Тишина.
Но ведь только что, мгновение назад он разговаривал с ней! Растерянно он прошел по дорожке к летней кухне и там несколько раз позвал маму. Никакого ответа. Он вошел в дом, разбудил брата.
– Коля, мама умерла.
Брат спросонья переспросил:
– Какая мама?
– А у нас что, две мамы?
– Что это ты придумал?
– Она только что была здесь.
Николай с изумлением и тревогой вглядывался в лицо младшего брата, вероятно, пытаясь рассмотреть в его лице признаки безумия.
– Она была здесь. Мы сидели на крыльце, разговаривали, но я не видел ее. Узнал по голосу. Она сказала, что всех, кто на том свете, увидеть невозможно.
– Может, тебе это приснилось?
– Я разговаривал с мамой, – упрямо повторил Мишка.
Невестка тоже проснулась, при последних мишкиных словах покрутила пальцем у виска. Мишка пошел к себе в комнату.
В полдень почтальон принес телеграмму: «Мама умерла ночью».
Примерно через полвека судьба подарит нашему герою еще одну удивительную встречу, которая буквально перевернет всю его жизнь. На острове Валаам к нему подойдет совершенно незнакомый монах:
«…Фигура его была статной, величественной, а взгляд умных глаз – внимательным и строгим.
«Почему он сел рядом? – подумал Михаил. По словам экскурсовода, местные монахи крайне редко контактируют с мирскими. Он улыбнулся, вспомнив свои детские представления о монахах, и вообще церковных служителях. Он был твердо убежден, что скит – это нечто, похожее на пещеру, где сидят монахи, никуда не выходят и только фанатично молятся днем и ночью, без перерывов на сон и обед. Здесь он увидел прекрасные комплексы зданий, жилых и производственных – это и были скиты, самые настоящие. Таких зданий и в городе-то не всегда встретишь…
– Здравствуйте, Михаил.
– Здравствуйте, святой отец, – автоматически ответил он и встал со скамейки.
«Господи, откуда он знает мое имя?»
– Знаю, – словно читая его мысли, сказал монах. – Жду вас уже с утра.
– Меня? – еле слышно пролепетал он, потому что в горле моментально пересохло. Повинуясь жесту монаха, присел рядом.
– Нет, вы не бойтесь и ни о чем плохом не думайте. Я ни с кем вас не перепутал, а ждал, чтобы передать следующее: вам пора побывать на могиле матери.
Он смотрел на монаха, ничего не соображая. Слова и мысли вихрем крутились в голове, но зацепиться за что-то и остановиться не могли. Он был удивлен, шокирован, напуган. Его, прожившего такую длинную и непростую жизнь, трудно было чем-то удивить. Особенно сегодня, в новой стране с ее абсурдными реальностями. Он был материалистом и вполне доверял авторитету науки. Он не понимал и не принимал мистики, хотя бы потому, что достаточно насмотрелся на жуликов и шарлатанов, исцеляющих от всех болезней, на всех этих черных и белых магов, кашпировских, чумаков и гробовых. Он с улыбкой читал в бесконечных «таблоидах» объявления потомственных ведьм, колдунов в пятом поколении, обещающих снять венец безбрачия, родовое проклятье, в общем, избавить от любых недугов… Но чтобы такое случилось с ним?
А может быть, так называемый потусторонний мир существует? Возможно, это реальность высшего плана, где в той или иной форме запечатлен каждый миг бытия, и где одновременно пересекаются прошлое, настоящее и будущее? В этой реальности хранится информация о людях с момента их появления на свет? Там известно обо всех перенесенных болезнях, травмах, причинах смерти человека. Все хранится, что некогда происходило, что происходит сейчас, и что произойдет в будущем?
Он украдкой дернул себя за ухо. Боль была реальной, значит, это не сон. А может быть, это шутка, розыгрыш, мистификация? Но кто же может так зло и неостроумно шутить?
– Побывайте у матери до сентября, – повторил монах, встал и направился к скиту.
– А если не успею, что случится? Путь ведь неблизкий. Вы встречались с ней?
– Не задавайте вопросов. Ответов на них не будет…»
Герой повести мучительно пытается понять природу чуда, которое произошло на Валааме. Однако его инструментарий, с помощью которого он собирается это сделать, весьма невелик – он ограничивается чтением популярных изданий и своими собственными размышлениями, наивными и весьма неглубокими. Смысл подлинного библейского чуда не может открыться ему, как и любому другому неверующему человеку. Такие люди, отрицая Библию, приводят один аргумент: «Там полно чудес». Да, в библии действительно много чудес. И хотя обычная природа сама по себе есть чудо, представленные в тексте Библии многочисленные случаи сотворенных Богом чудес являются, в общем, редким исключением из законов природы. Только эти исключения имеют отношение к христианским свидетельствам. Это божьи деяния, утверждают богословы, которые зримо отличаются от обычного проявления божественной силы. Их можно показать на примерах: чудеса, сотворенные Моисеем в Египте, у Красного моря и в пустыне, пребывание рабов божьих в раскаленной печи, в яме со львами, превращение Иисусом воды в вино, мгновенные исцеления и воскрешения, преумножение хлебов и рыбы, обращение учеников Иисуса со змеями, и т. д. Объяснить подобные чудеса рационалистически невозможно. Остается только сказать, что это либо исторические факты, засвидетельствованные многими людьми, либо художественный вымысел.
Если в рассказе «Долгая дорога к маме» главный герой пытается обрести свою веру уже в преклонном возрасте, то Саша Петров из повести «Монах», искалеченный в Афганистане, очень рано начинает задавать себе «проклятые» вопросы:
«…Впервые в жизни он много думал, размышлял, пытаясь понять – кто спас его? Какая сила нашлась на земле, которая не захотела его смерти? Сплошная цепь случайностей: выстрел не в голову, а в грудь, пуля попадает в крестик и проходит мимо сердца, вовремя подоспевший спецназ… А может, это и не случайность была вовсе, а желание какого-то высшего разумного существа? Только Бог способен на такое чудо. Но где он? Как он может видеть всех нас, каждого в отдельности? Да, человек разумен, но способен ли он, какой бы мудростью ни обладал, быть всемогущим и вездесущим, всех любить и миловать, быть праведным, верным, благостным, терпеливым и справедливым?»
До отправки в Афганистан ему оставался какой-нибудь месяц, и Саша решил съездить на свою малую родину – в далекую сибирскую деревню, где жила его мать и сестры. Он любил свою деревню, свой дом, свою речку, своих друзей, но больше всего на свете он любил, конечно, маму – той сиротски-болезненной любовью, какая бывает в неполных семьях. Он приехал, когда до Нового года оставалось несколько часов, и все жители деревни готовились встретить праздник.
«…Какой же ты стал красивый, сынок, – приговаривала мама на кухне, – тебя прямо не узнать. Еще вчера был маленький, мужичок с ноготок, а сегодня вон как вымахал – мужик мужиком… Вот говорят, чудес не бывает… А я тебе так скажу: в декабре я просила у Святой Богородицы встречи с тобой, и пожалуйста – сынок приехал…
– Предрассудки, мама, – снисходительно сказал Саша, – это не Богородица, а я выполнил твою просьбу…
– Нет, сынок, это она наставила тебя на путь истинный…
Саша не стал спорить. Кто его знает, может, это и есть та самая неведомая сила, которая подняла его в дорогу? Может, мамины слова через сотни километров дошли до его сердца, и произошла удивительная встреча?
– Ты мне веришь?
– Верю, мама, верю…
Мать открыла шкатулку и достала железный крестик на цепочке.
– Когда тебя крестили, он был на тебе. Это твой оберег.
– Мама, как же я его носить буду? В армии?
– Пусть он всегда будет с тобой.
Она аккуратно застегнула крошечный карабин-чик, расправила цепочку, спрятав крестик под майку.
– Ну вот, ничего и не видно…»
В тяжелом бою с душманами пуля попала Саше в грудь, вернее, в маленький железный крестик, который чуть-чуть изменил траекторию, и этим спас ему жизнь… А потом – бессчетные госпитали, операции, жизнь на грани смерти, горячечный бред, и в этом бреду – мать.
«…Мама, где ты?
– Я здесь, сынок.
За поворотом он увидел большой дом с крышей из оцинкованного железа, рядом хозяйственные постройки. Большие окна выходили на три стороны. Мама стояла у ворот!
Он подбежал к ней.
– Мама, сестра написала, что ты умерла, но мы же с тобой разговариваем, как всегда. Значит, ты жива?
– Тело мое умерло, но душа жива. Душа бессмертна…
– И я умер?
– Тебе еще рано умирать…»
Мать умерла, когда Мише Карнаухову едва исполнилось четырнадцать лет. Однако всю свою жизнь он обращается к матери. Он ведет с ней тихие, доверительные беседы, советуется, как поступить в той или иной ситуации, жалуется на несправедливость жизни, утешает, рассказывает о себе…
Давно сгнили в могиле мамины косточки, нет уже на карте родной деревни – она осталась на дне искусственного моря – и даже кладбище являет собой вид пустой, заброшенный – а для него мама жива.
Она является ему во сне, он слышит ее слова на могиле, какой-то таинственный монах на Валааме передает Михаилу материнскую просьбу, и даже в горячечном бреду, находясь между жизнью и смертью, он слышит ее ласковый, успокаивающий голос.
«…Мамину могилку он увидел во втором ряду от центральной дорожки. Встал на колени, обнял могильный холмик, прижался к нему.
– Здравствуй, мама!
– Здравствуй, сынок, – голос был тихий, еле слышный. – Я знала, что ты придешь…
– Прости меня, мама.
– За что?
– Я так долго у тебя не был. Все собирался и никак не мог собраться…
– Как ты живешь, сынок?
– Живу, как многие. У меня жена, две дочки, четыре внука. Я им рассказываю о тебе, о нашей деревне. А ты как?
– Скучно здесь, Миша, люди редко бывают…
– А зачем тебе люди?
– А как же, сынок, с людьми-то веселее…»