Монета встанет на ребро
Шрифт:
Но за спиной, спокойно, серьёзно глядя мне в глаза, стоял мечник. Без привычного клинка в руке и с распущенными, а не подхваченными свободной рукой полами плаща он смотрелся как-то странно… Я глубоко вздохнула, проглатывая уже зарождающееся на губах ругательство, и постаралась как можно мягче и убедительней сказать:
– Галирад, что случилось? До вечерней тренировки, если мне не изменяет память, ещё несколько часов… Пустите, пожалуйста…
Попытка вытянуть свою руку из его ладони увенчалась сомнительным успехом: наставник отпустил запястье, вместо этого осторожно сжав мне плечо. Усмехнулся:
– Во-первых, память тебе
Ярко-синяя молния полоснула парапет, отколов приличный кусок мрамора. Рука на моем плече даже не дрогнула.
– Ну так испугайся и испарись!
– досадливо посоветовала я.
– Ха, ещё чего! А ежели ты тут с балкона сброситься надумаешь?
– Не дождешься, - мрачно заверила я, оценивающе разглядывая его со всех сторон.
– Скорее кого-нибудь сброшу. Даже кандидатура уже наклевывается…
– Попробуй, - равнодушно разрешил мечник, и не думая уходить, прерывая небезопасный тет-а-тет.
– Я за себя сейчас не отвечаю, - с тяжелым вздохом честно предупредила я, поворачиваясь лицом к спятившему, по всей видимости, Галираду.
Он беспечно пожал плечами, разворачиваясь снова к лестнице и увлекая меня за собой:
– Ну и ладно. Значит, за тебя придется отвечать мне. Идем!
– Куда?!
– Идем, хватит задавать вопросы. Разве тебе не всё равно, где крушить стены?
– Нет, не всё! Заговоренные только с первого по пятый, а раздолбать всё подчистую выше мне не улыбается. Кому, ты думаешь, это потом обратно восстанавливать придется?
– Ну мы же идем вниз. Так чего ты волнуешься?
Вообще-то я уже не волновалась. И даже почти не злилась, точнее - злилась, но скорее была готова без конца сквернословить в бессильной досаде, чем крушить всё вокруг. Определенного успеха Галирад явно достиг. Вот только признаваться ему в этом лучше не стоит.
Мечник уверенно тащил меня за собой, спускаясь по шумным, говорливым, наводненным деловито расхаживающей туда-сюда толпой лестницам. Студенты поглядывали на меня, почти насильно влекомую куда-то, с сомнением, но, не слыша грозных ругательств или откровенных призывов о помощи, кидаться спасать девушку из рук бандита с применением грубой магической силы не торопились. Ничем не примечательная дубовая дверь, тяжеленная на вид, беспрекословно открылась от легкого толчка Галирада и впустила нас в небольшую, по-спартански обставленную комнату. Я наскоро покрутила головой по сторонам, оценивая обстановку.
– Ты здесь живешь?
Галирад насмешливо раскланялся, широким жестом предоставляя комнату в мое распоряжение:
– Добро пожаловать! А что, не нравится?
Я неуверенно пожала плечами. У правой стены расположилась довольно жесткая на вид постель, аккуратно застеленная тонким темно-серым покрывалом, впритык к ней, но уже углом располагался низкий деревянный столик, пространство у окна было ничем не занято, а вдоль другой стены встали два кресла и шкаф. Единственным предметом роскоши в комнате можно было считать камин, затесавшийся между креслами. На полу лежала шкура медведя, стены облицовывали сосновые рейки, испускавшие одурительный пряный запах смолы.
– Да нет, почему… Просто я как-то раньше не задумывалась, где и как тебя поселили, - смущенно призналась я.
Мечник только усмехнулся, подсаживаясь к камину и деловито раскладывая загодя наколотые щепки "шалашиком". Я потыкалась там-сям, ничего особо любопытного не обнаружила, предложила Галираду свою помощь, коя была безапелляционно отклонена, и беззастенчиво влезла на высокий подоконник, подтянув колени к груди и закутавшись в длинные, свисавшие вниз полы плаща.
Вечерело. Храм медленно, но верно и довольно заметно для терпеливого наблюдателя снижался, готовясь к вечерней посадке. Тогда половина студентов, сейчас тоскливо таскающихся по аудиториям и честно пытающихся изображать бурную учебную активность, облегченно вздохнут и дунут в сторону корчмы, нагло пользуясь временным пустованием директорского кресла. Обычным наставникам-предметникам дела до их прогулов не было (точнее, они, злорадно хехекая и кровожадно потирая в предвкушении руки, готовились душевно отыграться на прогульщиках во время сессии), а я не собиралась взваливать на себя сомнительное удовольствие распекать своих же, по сути, последователей. Согласитесь, глупо пить с кем-нибудь ночью в "Волчьем стоне" на брудершафт, а днем с умным строгим видом отчитывать его же за аморальное поведение. Как говорится, "чтобы читать проповеди, нужно чтить заповеди". А вот как раз заповеди-то я привыкла нарушать с достойным лучшего применения упорством.
Галирад, плюхнув над огнем котелок с холодной пока водой (как он это сделал - ума не приложу: обычно подобные рогатины удается поставить только над кострами, да и то не всегда), серьёзно и глубоко уставился на меня, пронзительно глядя прямо в глаза.
– Ну, так что стряслось-то?
Я, пригревшись на подоконнике и изрядно развеявшись ненавязчивым, но зато быстро сменяющимся, отвлекающим внимание пейзажем за окном, лениво пожала плечами и досадливо поморщилась:
– Давай лучше не будем об этом. Проблемы, сколько бы о них не говорили, всё равно никогда никуда не денутся. Так зачем портить друг другу настроение?
– Не скажи, - возразил мечник, опускаясь в кресло и не сводя с меня странного, силящегося проникнуть в самую суть, взгляда.
– Иногда разговор вслух, а не внутри с самой собой помогает понять, что все эти проблемы - ерунда, из-за которой вряд ли стоит крушить Храмовые стены.
Я скривилась, вспомнив, в сколь неприглядном полуистерическом состоянии он застал меня сегодня. Что поделаешь: сколько бы ведьмы не учились и не привыкали хоронить в себе эмоции, не выплескивая их потоками ненаправленной силы и добросовестно зарабатывая себе инфаркт, иногда дикое, неподвластное разуму начало одерживало-таки верх, выливаясь в самых невероятных формах. Именно поэтому, не зная, чего можно ожидать от себя самой и небезосновательно боясь за целость и сохранность всего и всех вокруг, мы и старались уйти куда-нибудь в безлюдное место и переждать там оголтелую бурю чувств.
– Ты только представь, сколько нервов было бы сбережено в границах хотя бы этого Храма, если бы люди перестали жаловаться друг другу. Не было бы бессмысленного нытья, инфантильного воя и сопливых излияний.
– А чем они тебе так не угодили? Человеку, как правило, становится легче, когда он понимает, что не у него одного в жизни такие проблемы и что никто, в принципе, не знает, что с ними делать, - усмехнулся Галирад, что-то смешивая в глиняной кружке. Я неопределенно хмыкнула, по-вемильи любопытно склонив голову набок, и убежденно возразила: