Моногамия
Шрифт:
Я собираю торт, и мы пьём чай вместе. Потом снова занимаемся любовью. И ещё раз. А в пять вечера я уезжаю за сыном в детский сад, потом домой готовить ужин, читать сыну книгу, укладывать спать.
В тот день у Алекса был пик его эмоциональной переполненности, его боль была так сильна, а сам он так молод, что он, всегда такой сдержанный и уверенный в себе, не смог сдержать поток переполнявших его чувств и эмоций. Больше я не видела его таким никогда.
Что до меня, то в свои молодые годы я уже знала на личном примере, что все влюблённости быстро проходят, как, впрочем, и серьёзные чувства. Мне было жаль его боли, но я знала, что вскоре ему станет легче, это вопрос лишь пары месяцев, а потом он найдёт себе новое увлечение.
{Maxence Cyrin — Where Is My Mind (Pixies Piano Cover)}
В
Алекса не было месяц, долгий, мучительный, бесконечно холодный и тоскливый декабрь. Он не звонил и не писал, и я стала думать, что мой красивый любовник излечился от своего чувства, и моё время в ленте его жизни прошло. Я знала, что это случится, более того, я ждала более раннего конца, это логично и вполне понимаемо. Но, кроме одного «но» — он сказал, что вернётся.
Я увидела его ранним, холодным январским утром, возвращаясь из детского сада. Алекс стоял, прислонившись спиной к своей машине, искоса смотрел на меня, сдерживая улыбку. Было пасмурно, ветер перегонял тучи, смешивая просто серое с тёмным иссиня-серым, и освещение менялось от неестественного к ещё более необычному и прекрасному. Господи, как же он красив! Невозможно, просто невероятно быть таким. Зачем, зачем ему одному столько красоты? Если Боги красивы, то он краше их, он совершеннее! Но красота его не холодная, а тёплая, как майский день, ласковая, умиротворяющая. Смотришь на него, любуешься и не знаешь, чего же хочется на самом деле больше: отдаться страсти в его объятиях или подойти и положить голову на его широкую, горячую грудь, закрыть глаза и забыться в беспечности и надёжности, ведь это самое спокойное и безопасное место на всей Земле… Его запах разливается по телу вожделением, его глаза сводят с ума, его волосы просят руки прикоснуться к ним и ощутить их мягкость, его губы чувственные, нежные раздавят Вашу волю, сделают Вас рабыней навеки…
Сделают Вас, но не меня!
— Почему ты не позвонил?
— Я телефон потерял, — ответил он виновато.
Его лицо приблизилось к моему настолько близко, насколько это было возможно, но не касаясь. Он дразнил меня и моё истосковавшееся по ласкам тело своей близостью, ожиданием. Я могла различить каждую клетку его идеальной смуглой кожи, его губ, которые сами уже пылали, мои глаза закрылись, потому что мозг опьянел окончательно от смеси запахов его кожи и дорогой туалетной воды. Алекс невозможно сексуален, настолько сильно, что даже у самых стойких (тут я намекаю на себя) подкашиваются ноги. Сознание вернулось ко мне уже в его объятьях: он искал мои губы, но всё попадал на щёки и шею. Наконец, нашёл их и коснулся своими, я ощутила его нежное дыхание, его тепло. Он не целовал, он, нежно и едва дотрагиваясь, водил своими губами по моим, дразня нас обоих одновременно, едва сдерживая желание прижаться плотнее, ощутить их полноту, вкус, мягкость.
Наконец, прижался сильнее, раскрыл мой рот своим, наши языки коснулись друг друга, и я увидела, как сам он теряет контроль над собой, в его глазах пелена, веки опускаются, хотя, я знаю, он не любит закрывать глаза. Алекс всегда старался быть сдержанным, но иногда, как, например, сейчас, у него это плохо получалось: частое, сбивчивое дыхание и отрывистые движения выдавали чувства сильные, неукротимые… Я слышала его сердцебиение, непросто учащённое, но такое сильное и ускоренное, будто его сердцу не терпелось выпрыгнуть из груди и соединиться с моим. Я прижалась грудью плотнее, желая передать ему свой более размеренный и спокойный ритм, но всё же не такой беспечный, как обычно.
{Coldplay See you soon}
Наши свидания бывали разными, очень разными, хотя происходили всегда в одном и том же месте: чудесном, красивом, любимом моём месте — его квартире…
Однажды в холодном феврале я прихожу, Алекс открывает дверь и мы сразу же обнимаемся, не говоря друг другу ни слова, даже не здороваясь — ведь правила не для нас, мы всё делаем против правил… Затем я непременно должна утонуть в его взгляде, даже если он грустный, он всё равно всегда невыразимо прекрасный, глубокий, тёплый, любящий… Больше всего люблю его взгляды… и руки… и губы… и волосы… даже не знаю, что же я люблю больше всего в нём…
Алекс медленно, так медленно, что даже томно, раздевает меня: снимает мою куртку, шарф, опускается и расстёгивает мне сапоги, вынимает из них мои ноги, снова выпрямляется, расстёгивает мои джинсы, стягивает их, прижимается лицом к моим бёдрам и закрывает глаза…
Спустя время вновь вспоминает про джинсы, снимает их до конца, попутно что-то целует, кажется это мои щиколотки, затем опять поднимается, и нежнейшим движением слегка приподнимает края футболки, его пальцы касаются моей кожи на талии, и я чувствую, как это прикосновение уносит меня в другое измерение, иное пространство, я закрываю глаза и только чувствую, как он дотрагивается до меня, снимая остатки моей одежды… Жаркое влажное прикосновение к моему животу, снова поцелуй — теперь это моё плечо, за ним шея, я чувствую, как взлетаю, но на этот раз в прямом смысле слова, потому что Алекс берёт меня на руки, он часто так делает, любит носить меня на руках, наверное, в такие моменты ему кажется, что я и в самом деле принадлежу ему…
Открываю глаза и обнаруживаю нас в ванной, Алекс опускает меня в огромное джакузи с уже набранной водой, затем раздевается сам и присоединяется ко мне…
Он укладывает меня к себе на грудь, и мы оба в полнейшем всепоглощающем блаженстве, особенно я, ведь на улице невыносимый холод, ветер и снег, и я жаловалась Алексу по сотовому, как замёрзла в пробке, пока ехала у нему… И вот, он согревает меня собой и горячей водой, его руки обвиты вокруг меня, я словно в непоколебимом и неуязвимом вигваме нежности и ласки, я в умиротворении, я в упоении, я в наслаждении, я в исцелении, я в очищении, я в любви…
{Coldplay — Gravity}
Разворачиваюсь к нему лицом, теперь моя грудь на его груди, нам обоим отчаянно хочется поцеловаться, но мы медлим, ведь самое сладкое всегда оставляют на потом… Я ощущаю себя котёнком на груди у доброго великана, который ластится и просит ласки сам, улыбаюсь ему, и он улыбается мне в ответ. Закрываю глаза и прячу свой нос в его шее, вдыхаю его запах, ещё не смытый водой и гелем для душа… Его достаточно длинные для мужских пряди уже намокли снизу, но чёлка ещё совершенно сухая, он смешной, и я смачиваю ему волосы, нежно поглаживая их, а он наблюдает за мной с интересом и наслаждением, улыбается, наконец, он улыбается… Я так люблю, когда ему радостно, потому что от его грусти у меня так болит сердце, ведь я давно уже вся в сомнениях, я не уверена, что правда там, где мне сказали, уже допускаю, что меня могли и обмануть, жестоко отправить не туда, куда мне на самом деле было нужно…
Но бывает и так, что Алекс подбирает меня где-нибудь в городе, и мы мчимся к нему, именно несёмся на всей скорости, потому что ему совсем уже не терпится… Не знаю, с кем он там спит в своей Америке, но ко мне всегда приезжает безумно голодным…
Я вообще никогда намеренно не размышляла о том, какое влияние Алекс имеет на женщин: было очевидно вполне, что он поражает и привлекает не только меня, но и других, многих, практически всех. Наши свидания случались по большей части наедине, и поэтому я могла лишь догадываться о том успехе, который он обычно имеет в любом обществе, где есть женщины. Думать об этом было опасно — это как яд, которым вы травите себя сами. Поэтому я и не думала ни о чём, моя интуиция подсказывала мне, что с моей стороны будет большой глупостью не отхватить себе по максимуму от этого пирога счастья.