Монолиты готики
Шрифт:
Тут альбинос с удивлением обнаружил, что Доктринус развернулся, и, не дожидаясь, пока «уполномоченный» покончит с осмотром, двинулся к лестнице.
– Эй, ты куда?..
– Туда, – невозмутимо откликнулся Доктринус, ткнув пальцем в потолок. – Полагаю, мы здесь все осмотрели. Лично я не намерен тратить время сверх необходимого.
Леонард, мягко говоря, был озадачен столь небрежным отношением к собственной персоне (ведь сам Огастус признал его компетентность!..), а потому, вероятно, ответил чуть более раздраженно и резко, чем следовало бы:
– Что значит «осмотрели»?!. Разве ты не собираешься рассыпать вокруг магнитный порошок, и ползать по полу в поисках упавшего с преступника волоска?.. – со всей строгостью, на какую был способен, осведомился Краулер.
Доктринус
– А может, мне здесь все хорошенько пропылесосить, а потом изучить образцы под микроскопом?! – самым неприемлемым тоном огрызнулся очкарик. – Нет уж. Это НЕ входит в мои обязанности. Если угодно, ползай по полу сам.
Вампир невозмутимо ступил на лестницу.
Альбинос открыл было рот, чтобы осадить наглеца, но в последнюю секунду прикусил язык. Внезапно до него дошло, как же здесь тихо. А эти тени… Леонарда преследовало чувство, будто за колоннами, во Тьме притаился голодный каннибал. Впрочем, теней было достаточно, чтобы в них уместилась целая рота каннибалов, только и ждущих момента, чтобы вцепиться в глотку.
Краулер понял, что также не испытывает ни малейшего желания находиться в Зале Заледеневшей Вечности «сверх необходимого». Подхватив лампу, он бросился нагонять Доктринуса. К счастью, тот не успел уйти далеко.
Серпантин лестницы они преодолели в молчании. Альбинос светил приемником.
Очкарик сразу же направился в правое крыло Цитадели, не удостоив вниманием бродившего по холлу Казиуса. Судя по тому, какую рожу скривил привратник, они с «секретным отделом» состояли отнюдь не в лучших отношениях (о чем Лео даже не догадывался). Огастус руководствовался в политике заветами более старшего Цезаря, и более младшего Макиавелли. «Разделяй и властвуй», или «сохрани в тайне, что говоришь сам, и сбереги Череп» [6] .
6
Данное высказывание содержится в тайном труде «Размышления о природе и будущем расы вампиров».
Пройдя несколькими коридорами, они поднялись по узкой деревянной лестнице, и оказались у металлической двери, оснащенной, к удивлению Краулера, сканером сетчатки. Каковым, собственно, Доктринус не замедлил воспользоваться. Что-то лязгнуло, и дверь приоткрылась. Вампиры вошли.
Альбинос с любопытством огляделся. Вне сомнений, это была лаборатория. Она же – секретный отдел. Сюда допускались лишь избранные – к числу коих, разумеется, относились «уполномоченные», – а потому Леонард впервые переступал этот порог. Он всегда был готов расширить кругозор, а потому голова его вращалась, точно на шарнире, из стороны в сторону. Куда охотнее Краулер расширил бы кругозор коллекцией «Versace», но выбирать не приходилось.
Помещение было довольно просторным, с высоким потолком, на котором кое-где темнели разноцветные пятна. Оные кляксы альбинос нашел несколько странными, и, ввиду туманности происхождения, более чем подозрительными (если не учитывать такую теорию, как безобидное занятие абстрактной живописью – путем нанесения краски под давлением в шесть атмосфер). В южной стене располагались три узких, наглухо тонированных стрельчатых окна. По всей видимости, Доктринус мог не прекращать свою деятельность и в разгар светового дня, не подвергая риску здоровье и психику.
Чем же, собственно, он занимался? Говорят, что по жилью или рабочему месту субъекта, при известном умении можно составить более-менее цельный портрет его личности. По лаборатории Доктринуса можно составить, как минимум, дюжину таких портретов, и каждый был бы ничуть не похож на другие, хотя представлял бы личность неординарную, и, как говорится, «с приветом».
Леонард изумленно глядел на бесконечные стеллажи, забитые какими-то моделями, чертежами и емкостями, на лабораторные столы и алхимическое оборудование; на чучела животных и столярные инструменты… Здесь было столько ценных вещей, равно как и жуткого хлама, что сомневаться не приходилось: все это оседало здесь на протяжении столетий, подобно пыли, покрывающей крышку гроба в древнем склепе. Комната производила впечатление лаборатории безумного ученого (из фильма о оживлении трупов с криками «Оно живет, живет!»). «Хотя, – поймал себя Краулер, – почему «производит»?.. В какой-то мере помещение таковым и являлось…»
Альбинос и не подозревал, что в Цитадели, оказывается, имеет место настоящий музей странных штуковин. Он-то думал, что главная мерзость – Череп Гозалдуса, каковой, впрочем, Клан также лишился. Но лаборатория трещала от обилия причудливого вида экспонатов. Здесь были миниатюрные макеты летательных аппаратов, использующих экологически-чистую, хотя и утомительную мускульную силу «аэронавта»; крохотные батискафы, предназначенные для погружений (Лео был бы рад ошибиться)… летучих мышей; глиняные фигурки каких-то существ: наполовину рыб, наполовину людей; набор осиновых кольев с пометкой «special edition»; полдюжины белых черепов, среди которых, к сожалению, ни одного, принадлежавшего Гозалдусу; человеческие органы в стеклянных сосудах; зародыши людей и вампиров; чучело огромного аллигатора, подвешенное под потолком; компьютеры, окруженные химическим оборудованием, и, казалось, напрямую подключенные ко всем этим ретортам, колбам и змеевикам. Один из перегонных кубов явственно попахивал спиртом. Но на эту слабость Доктринуса Краулер решил милостиво закрыть глаза. В конце концов, домашнее самогоноварение – исключительно в целях потребления, не сбыта, – не такая уж серьезная провинность.
На этом перечень диковинных, в высшей степени непонятных вещей отнюдь не исчерпывался, а, напротив, лишь начинался. Тем не менее, альбинос не считал, что у него достанет сил изучить эту коллекцию до конца, и прийти к финишу в здравом рассудке. Поэтому он обратил внимание на библиотеку.
Здесь, судя по всему, хранилась личная подборка Доктринуса, а также то, что он позаимствовал из книгохранилища Цитадели (куда вампиры, за исключением Казиуса, заглядывали далеко не часто, а потому отделить достояние Клана от «личной подборки» очкарика представлялось проблематичным). Лео заметил такие опусы, как «Все, что вы хотели знать о некромантии, но боялись спросить», «Вампиризм для чайников», а также труд небезызвестного Ван Хелсинга «Вампусоптономикон». В этой монографии поистине эпохального масштаба содержались все сведения о природе, социальной структуре и повадках вампиров (автор считал, что кровососы гораздо ближе к животным, нежели к человеку, что они опасны, и подлежат безоговорочному истреблению – с чем, естественно, вампиры не могли согласиться, и, в конечном итоге, конфликт воззрений сыграл роковую роль в судьбе охотника), которые Ван Хелсинг скопил за всю свою длительную практику. В книге имелось подробное описание всех Кланов, и – то самое, из-за чего вампиры многие десятилетия искали экземпляры ограниченного тиража, – имена и адреса всех кровососов, о которых охотник был осведомлен.
Краулер с трудом подавил желание снять толстенный том с полки, и, отыскав на «К» адрес фамильного поместья, под корешок вырвать страницу мерзкой книги. Доктринус бы не одобрил такого обращения с раритетным изданием.
На одном из столов лежали куски сырой глины и лоскуты материи – свидетельства фальсификации. Там же – фотоснимки Черепа с различных ракурсов.
Еще здесь было тело. Лежало на холодной металлической поверхности, предназначенной, если судить по желобкам, трубкам и пластмассовому ведру, исключительно для вскрытия трупов. Хотя, возможно, особо неряшливые особи не побрезговали бы на таком столе отобедать. Как бы там ни было, тело накрывала простынь, еще помнившая белизну. Характерные очертания проступали под тканью: голова, грудь, ноги. Альбинос отдавал себе полнейший отчет, что ничем другим, кроме как останками Титуса, лежащее на столе быть не могло. Если исходить из этого, молодой вампир сильно отощал после смерти. Почему-то Лео расхотелось заглядывать под покрывало. Однако, выбора не оставалось. Он уполномочен на спасение расы.