Монументальная пропаганда

Войнович Владимир Николаевич

— Прочту записку, — сказал он резко, — и если надо, вас позову. А если не надо… — он задумался и, не придумав лучшего продолжения, заключил: — А если не надо, я вас не позову.

Он захлопнул дверь перед носом дежурной и, ворча что-то себе под нос, пошел назад к журнальному столику, где лежали его очки. Взял очки, прочел записку и позвал:

— Аглая Степановна!

Она обернулась и в еще не остывшем смущении подошла. Он молча протянул ей записку.

— Можно ваши очки? — спросила она, немного стесняясь того, что тоже нуждается в усилителе

зрения, и прочла:

«Федька, я в Новороссийске, приезжай срочно. Л. Брежнев».

— И вы поедете? — спросила она.

Он посмотрел на нее удивленно, и она сама поняла, что сморозила глупость.

Не прошло и четверти часа, как генерал Бурдалаков в полной парадной форме с орденами, золотыми погонами, парчовым поясом, в надетой поверх всего длинной шинели и в высокой папахе, с портфелем в одной руке и на всякий случай со знаменем в другой спустился вниз к поджидавшей его правительственной «Чайке».

Глава 15

Поводом для столь срочного вызова генерала Бурдалакова было то, что свой шестьдесят третий день рождения Генеральный секретарь ЦК КПСС Брежнев, находясь в Новороссийске, решил отметить среди боевых товарищей. Леонид Ильич родился 19 декабря, не дотянув до сталинского дня рождения двух дней.

Получив столь неожиданное приглашение, Бурдалаков засуетился, что бы ему подарить высокому имениннику, вспомнил о кинжале, взял его и заколебался: дарить или не дарить? Надпись на лезвии его сильно смущала. Но поскольку ничего более подходящего у генерала с собой не было (а неподходящее такому человеку разве подаришь?), он все-таки положил кинжал в портфель и — поехал.

Был уже поздний вечер, когда машина с генералом, миновав открывшиеся перед ней зеленые ворота с красными звездами, въехала на территорию правительственной дачи недалеко от Новороссийска. За воротами машину тут же остановили. Дежурный офицер в плащ-палатке, скрывавшей погоны, приблизился к генералу и попросил предъявить документы. Над территорией дачи светила полная луна, такая яркая — хоть книгу читай. К тому же и прожектор у ворот. Но офицер включил еще и карманный фонарь, сверил фотографию с лицом и спросил:

— Давно снимались?

— А что, постарел? — спросил Бурдалаков кокетливо.

— Удостоверение надо обновить, — сказал офицер и задал следующий вопрос: — Оружие есть?

— Да вы что? — заверил Бурдалаков. — Откуда ж, какое же?

— А что в портфеле?

— А-а, в портфеле! — засуетился Бурдалаков, открывая замки. — Ничего в портфеле. Что может быть в портфеле? Смена белья, носки… Ах, да! — он вспомнил как раз в тот момент, когда открылся портфель. — Да вот это еще. Да вот есть, вот это… Вот.

— Дайте сюда! — Рука офицера щукой нырнула в портфель и выхватила кинжал. Офицер сунул непогашенный фонарик в карман и вынул кинжал из ножен. Посмотрел внимательно на Бурдалакова. — А говорите, нет оружия.

— Да это не оружие, — возразил Бурдалаков. — Какое же это оружие?

— А

что же это?

— Это? — переспросил Бурдалаков. Так он когда-то в детстве переспрашивал задававшего ему вопросы учителя. Учитель тыкал на географической карте в полуостров Камчатка и спрашивал: «Что это?» А юный Бурдалаков переспрашивал: «Это?», надеясь, что подсказка упадет с неба. И сейчас так же переспросил.

— Разве это не оружие? — спросил офицер.

— Да нет же, — еще больше засуетился генерал, — да какое же это оружие, это подарок Леониду Ильичу на день рождения.

Подошел другой офицер, видимо, более высокого, но тоже скрытого под плащ-палаткой звания. Спросил, в чем дело. Первый офицер объяснил. Второй офицер взял в руки кинжал, стал разглядывать и спросил с любопытством:

— А что значит «Друга спасет врага паразит»?

— Да вот сам не знаю, — сказал генерал, заискивая. — Может, условная фраза. Или грузинская народная мудрость. Кинжал-то старинный.

— Да видно, что не сегодня сделанный, — сказал военный и почему-то вздохнул. И, подумав еще немного, сказал: — Вот что, товарищ генерал, вы нам эту штуку оставьте, а мы разберемся и вернем вам в целости и сохранности.

— Но не позже, чем завтра утром, — предупредил Бурдалаков.

— Не позже, — согласился военный. — Может быть, даже сегодня вечером.

И козырнул, пропуская машину дальше.

Главная дача — особняк из белого камня с четырьмя колоннами — стояла над обрывом к морю, а несколько коттеджей поскромнее были разбросаны там и сям по участку. Пока Бурдалаков выбирался из машины, к нему подбежала горничная или, как здесь говорили, нянечка лет пятидесяти, в очках, с высокой прической, похожая на классную даму из фильмов о дореволюционной жизни.

— Меня звать тетя Паша, — сказала она, хотя больше годилась генералу в племянницы. Выхватила из его рук портфель и повела в комнату на втором этаже.

Комната была неплохая, с большой деревянной кроватью, с телевизором «Рекорд» и с умывальником.

— Завтракать будете завтра в главном корпусе, а ужин уже кончился, но я вам вот, — показала на тумбочку, — принесла гуляш, сырники и кефир. Чай в коридоре, в титане.

— А удобства во дворе? — спросил Бурдалаков, не скрывая своего разочарования.

— Зачем же? — успокоила тетя Паша. — На первом этажу. Как по лесенке спуститесь, вторая дверь налево. А следующая дверь — душевая.

И с данной ей трешкой удалилась.

Притомившись с дороги, генерал ужинать не стал, а разобрал постель, снял мундир, надел пижаму. Хотел спуститься по малой нужде, передумал. Умывальник был высоко, пришлось подниматься на цыпочки. Может быть, потому, что над крышей как раз пролетал вертолет, генерал не слышал, как скрипнула дверь, а когда услышал покашливание и оглянулся, пришел в такое смущение, что готов был провалиться под пол. Перед ним в штатском костюме, но с множеством орденов стоял, улыбаясь и заложив руки за спину, Леонид Ильич Брежнев.