Монументальная пропаганда
Шрифт:
— Ребята! Не надо! Оставьте меня здесь! Я боюсь. Вам не страшно, вы герои, а я боюсь!
— А ты не бойся. Это не страшно, — сказал Ванька, казалось, совершенно спокойно.
— Это тебе не страшно! — прокричал Жердык. — Потому что ты обрубок. Тебе жить незачем, а я еще полон сил.
Глядя на Ванькино лицо, трудно было понять, что оно выражает.
— Вылезай, Саня! — сказал он Жердыку почти ласково. — Успокойся. Ты что же, грозы не видел? Вылезай, потолкуем.
Как ни странно, эти слова подействовали на Жердыка, и он, оттолкнувши руку
— Ну вот, — сказал Ванька. — Вот и хорошо. Выпей еще и успокойся.
Жердык принял протянутый ему стакан и отхлебнул, стуча в стекло зубами и проливая водку на грудь.
— Ты знаешь, — сказал ему Ванька, — когда очень страшно, надо думать о чем-нибудь отвлекающем. Я, когда нас крошили в ущелье, почему-то старался вспомнить стихи, которые я где-то зачем-то читал и запомнил. — Ванька закрыл глаз и почти пропел:
Утомленные пушки В это утро молчали. Лился голос кукушки, Полный горькой печали. Но ее кукованье Не считал, как бывало, Тот, кому этой ранью Встарь она куковала… Взорван дот в три наката, Сбита ели макушка… Молодого солдата Обманула кукушка.— А мне, — сказал Крыша, — в таких случаях приходят на память маршевые песни. «Несокрушимая, — пропел он, — и легендарная…
— В боях познавшая радость побед…» — подхватил, ободряя себя, Жердык и посмотрел в окно. Стихия проявляла признаки успокоения.
— Не надо это! — попросил Ванька. — Ты, — повернулся он к Жердыку, — лучше спой нам что-нибудь лирическое.
— А что? — спросил Жердык и вздрогнул от вновь сверкнувшей за окном молнии.
— Что хочешь. Например, свою любимую песенку Герцога.
Крыша посмотрел на Ваньку вопросительно.
— Да сейчас вроде не к месту, — засомневался Жердык.
— Ничего, — сказал Ванька. — Хорошая песня всегда к месту. Ну, давай.
— Ты думаешь? — сказал Жердык. И согласившись, приложил руку к груди, открыл рот. Но в это время опять засверкали молнии: одна, другая, третья.
Жердык обхватил голову руками, присел и снова полез под стол. Новая молния опять попала в бетонный карман. На этот раз стекло лопнуло, кипящая вода хлынула внутрь. Клубы горячего пара закрыли все.
— Умираю! — закричал из-под стола Жердык.
— Тогда я вам спою, — сказал Ванька и потянулся к магнитофону.
Крыша немедленно сообразил, что это значит, но он Ваньки уже не видел.
— Стой! — закричал он и кинулся к Ваньке сквозь пар. Он прыгнул, как ягуар. Вытянув руки вперед, летел он на перехват, похожий, может быть, на торпеду. И застигнут был случившимся прямо в полете.
Ванька нажал на клавишу, из микрофона вылился чистый тенор
— Сердце красавицы…
И тут полыхнуло не снаружи, а изнутри, и Крыша не упал на Ваньку, а, напротив, взмыл вверх и продолжил свой полет в бесконечность.
Глава 18
Незадолго до грозы Аглая Степановна Ревкина сидела за столом, пила чай с ванильными сухарями и поглядывала в окно. Там было тихо и ясно. Ничто не предвещало ничего.
Аглая вспоминала свою поездку в Москву, встречу с генералом Бурдалаковым, драку с милицией, скандал со скульптором Огородовым. Нахал! С такой болезнью явился прощаться. Вот и ей пришла пора расстаться со своим постояльцем. Три десятка лет прожили вместе…
— Вот, — сказала она, подойдя к нему с чашкой, — видишь, все-таки дождались. Завтра тебя поставят на старое место, и это уже все, никто тебя оттуда не сдвинет.
Она посмотрела на него, но в его лице и фигуре никакого отношения к предстоящему событию не обнаружила. И вдруг подумала: а вдруг он не хочет туда? Там холод, сырость, голуби и возможны разные злоумышления. В каком-то городе взорвали уже памятник Николаю Второму. И этот могут взорвать. Еще подумала: отдам его им, а с кем останусь сама?
Одна в пустой квартире… Как это бывало и раньше, она в своих размышлениях упускала из виду то обстоятельство, что он не совсем живой. И мимолетно скользнула мысль: а что, если вовсе не отдавать? Эти люди отреклись от него, — думала она, забыв, что живет уже в другую эпоху, не тех, которые отрекались, — разве они заслужили право на него?
После чая стала готовиться ко сну. Постелила постель, включила телевизор. Местный канал подводил итоги выборов. Коммунисты одержали внушительную победу. Журналистка брала интервью у нового главы долговской администрации Александра Жердыка.
— Я считаю нашу победу естественной. Людям надоело жить в нищете и неопределенности. Они теперь видят воочию, что только коммунисты способны обеспечить им спокойную и достойную жизнь. А что касается меня лично, — с выражением печали добавил он, — то я не воспринимаю свою новую должность как источник каких-то льгот, преимуществ или чего-то такого. Для меня это будет тяжелый труд, повседневный и неблагодарный, но если мы любим наш народ, нашу Родину, то мы не имеем права уклоняться даже от самой трудной и неприятной работы.
После рекламной паузы пошел фильм из цикла «Наше старое кино». Фильм был, и правда, старый, черно-белый, о войне. «Секретарь райкома» с актерами Ваниным, Жаровым, Астанговым. Наивный, конечно, фильм, но идейно правильный. Вот ведь умели делать! И сюжет острый, и актеры хорошие, и идеологически выдержан. Может быть, прав Жердык. Все возвращается на свое место. Молодые люди смотрят эти фильмы, и что-то, наверное, западает им в душу. В конце концов начнут понимать, что прежнее поколение жило идеалами, не то что эти новые русские, у которых идеалы измеряются весом золотой цепи на толстой шее.