Мор. (Роман о воровской жизни, резне и Воровском законе)
Шрифт:
Отказчики и на Девятом воровском спецу выступили против Инструкции древним способом организаторов всех революций мира: ушли на подпольное положение в буквальном значении этого понятия. И единственный барак, где они могли уходить под пол совершенно законно, – воровской, где 37-я королевская штрафная воровская гвардейская знаменоносная бригада. Здесь «цвет нации». Тут-то и проявлялась разница между суками, которые угнетали мужика, гоняя на работу дрынами. Воры благоволили мужику, значит и отказчикам, воры снисходительно наблюдали их борьбу с администрацией со своей аристократической высоты и даже помогали, как могли. Надо сказать, часто и сами
Итак, бригады ушли на работу, проверка окончена, в зоне выжидательная тишина, нет никакого движения. Будет ли облава? Стоят на стреме отказчики-«часовые», лежат на наблюдательных пунктах у окон, бдительно следят за происходящим в зоне: если облава, о том узнается заблаговременно.
В зону вошел отряд мусоров с Ухтомским и Плюшкиным, значит – атас! Всем в кабуры. Кабур (лаз – жарг.) – это всего лишь пропиленные в укромных местах доски пола, легко вынимающиеся, открывающие вход в подпольный темный лабиринт лазеек, перегородок. Здесь нет никакого света, никакой жизни. Тут хозяева крысы, это их царство. Но и отказчики преотлично ориентируются. Все эти несчастные дохлые интеллигенты (первая категория не обеспечивает физическими данными) – инженеры, профессора, бухгалтеры, агрономы, директора магазинов и другие – все они тут теперь ползают в худшем положении, чем крысы: те ведь в своей натуральной среде обитания.
Мусора, конечно, знали, где их искать, но лезть туда за отказчиками не просто и не очень заманчиво. Во-первых, они знали не все кабуры, а отыскивать – большая и часто бесполезная работа: отказчики попадались и из инженеров.
Кабуры попроще, как, например, из так называемой «парашной», где в одном углу параша, в другом – бачки с питьевой водой, отсюда не очень-то хочется спускаться вниз: сюда, бывает, вываливают и экскременты. Правда, в жизни так бывает сплошь да рядом: одни какают, другие нюхают.
Облаву дважды не делали. Потому, как только она заканчивается и отряд мусоров удаляется за зону, – тут же отбой, отказчикам дают об этом знать в подпол, они вылезают и могут жить полноправной жизнью до следующего утра, когда все повторяется.
Бывало, однако, так, что терпенье Бугая лопалось. Самоуничтожение преступников – одно дело, и оно – забота оперативно мыслящих работников министерства тотальной культуры. Лично с него же, Бугая, требовали еще перевыполнения плана по природоуничтожению, которое ему надлежало доказать предъявлением энного числа кубометров поваленного леса. Что и говорить, в самых верхах усатые повелители и лысые мыслители понимали, что на чисто воровском спецу не выполнить никакие планы, если в нем будут только одни честные воры: им мешает работать их честность. Потому-то и гнали сюда этих подлых интеллигентов, но и от них пользы не очень – слабосильная продукция, вот и лезут они, паразиты, под пол…
Оставались мужики, то есть именно чистокровные мужики из колхозов и других крестьянских хозяйств, или рабочие, опоздавшие на воле на работу, но в целом привычные батрачить, – только за счет этих и можно было Бугаю выполнять правительственные задачи, но… Нормативы лесоуничтожения отпущены в верхах на каждую отдельную душу. Сюда включались и суки, и отказчики, и козлы и просто педерасты, а еще чеченцы, грузины и даже лошади. Одни работяги – просто мужики – чисто физически не могли справиться с такой нагрузкой,
Мусора действовали коварно: в обычное время облаву не делали. Облавы, бывало, пропускались, делались не каждый день и отказчики, успокоенные, не прятались; тут-то мусора и появлялись в такой час, когда их вроде и не ждали. Но и отказчики не дураки: стали постоянно держать караульных, и дела свои в зоне старались делать, держась поближе к «норам»…
Для надзирателей приказ Бугая почище мнения иного усатого генералиссимуса. И вот надевают они комбинезоны, вооружаются ломами, лампой-переноской с проводом на сорок метров, проламывают в секциях полы тут и там, и кто-нибудь посильнее полезет в крысиное царство. Остальные, окружив проломы, ждут на подхвате.
Над тайгою, над бараками в безоблачном небе в это время сияет солнце и льет свет свой золотистый на страну, на весь прекрасный мир, где везде все правители обещают своим подданным светлое будущее, в котором разрешены право на труд и отдых, на преклонение перед власть имущими и, конечно, на образование. А как это важно – образование, когда столько образованных ползают здесь в грязи под полом 37-го воровского барака!
2
И вот вор Витька Барин кричит вору Пух-Перо:
– Пух! Ты же сегодня у Боксера не был, ты в отказе, а мусора вот-вот… – Тут он обратил внимание и на Враля: – А ты? Освобожден?
– Нет, – ответил Враль, – а как это?
– Лезьте в кабур, вашу мать! – И воры, кто не взял освобождение (всю ночь в карты дулись, забыли) нырнули под нары, за ними и Враль, – там уже открыт лаз, все спустились в подпол. Из других секций, их еще три, сюда тоже лукнулись (здесь: нырнули – жарг.) отказчики, все теперь расползлись кто куда. Наверху стукнули два раза об пол, затем еще два удара. Это означало: мусора собираются капитально обыскать кабур – мол, держитесь там.
Впереди Враля в темноту уходили-уползали пятки Пух-Перо, он полз за ними. Послышался шепот Пуха:
– Сюда, ребята: тут отсек между фундаментом крыльца и коридора, чурбак есть, залезай в тупик, чурбаком закроемся, упремся ногами.
Скоро они все четверо лежали в темноте на спине. Воняло крысами.
– Ну ты мастер врать, толкни что-нибудь, – буркнул Вралю Пух-Перо.
А если вор просит – это Враль уже усвоил – надо постараться. Оно как-то лучше, если у тебя с ворами приличные отношения.
– Хотите про череп Гайдна? – спросил шепотом.
– Он кто, вор? – поинтересовался Пух-Перо.
– Сочинитель, – прошептал Враль, – композитор. Про «Восход Солнца» слыхали?
– Какой тут восход под полом? – буркнул Пух-Перо. – Давай, дуй про череп. Что с ним?
– Гайдн отдал концы в Вене… в прошлом веке. Войска Наполеона только что взяли город, а одиннадцать лет спустя внук Гайдна, князь (Эстергази – А.Л.), получил от правительства разрешение перезахоронить Гайдна в Эйзенштадте, он в этом городе долго жил, и тут ему построили монументальный памятник. Когда раскрыли могилу в Гундштурме и сняли с гроба крышку, оказалось, скелет на месте, а черепушки нет. А так не положено.