Мор
Шрифт:
Я вернулся в башню и, не отрывая левой руки от шершавого камня стен, поспешил вниз. Бесы молчали. От страха или предвкушения – не скажу. Но молчали. И меня это вполне устраивало.
Спустившись к распростертому на залитом кровью полу телу, я срезал с рук и ног Юозаса веревки и побежал на выход. Промчался по пустым коридорам ратуши, отодвинул засов и выскочил на улицу.
Какое-то время вертел головой по сторонам, пытаясь сориентироваться, куда именно смотрел с башни, но почти сразу уловил леденящее прикосновение скверны и опрометью бросился в темный переулок. Промчался несколько кварталов,
Мертвецы были там. Все. Дюжины три или четыре покойников то сходились, то расходились в жутком танце, и, к моему ужасу, компанию им составили несколько пока еще живых горожан.
И все это – в полной тишине.
Беззвучный ритм окутавшей людей скверны пугал и завораживал одновременно, а вскоре мне удалось разглядеть и стоявшую посреди площади темную фигуру. Лунные лучи, казалось, избегали касаться ее, и вокруг растеклась непроницаемая для взгляда Тьма.
Вот он – бесноватый. Лунный танцор собственной персоной.
Справлюсь я с ним? Вовсе не уверен.
Тварь должна быть невероятно могущественна, раз сумела поработить столько людей, а мне одному не под силу заменить собой распевающий псалмы церковный хор. Вот если бы священные песнопения разрушили чары, тогда – да, тогда изгнать ослабленного беса сумел бы даже профан вроде меня. «Бесноватость как она есть», раздел «Старшие бесы», глава «Лунные твари».
Вступать же в прямое противоборство с полусотней мертвецов – тоже затея не из лучших. Брат-экзорцист поплатился за свою самоуверенность жизнью. Решил, будто успеет выжечь наполнявшую покойников скверну, и не справился. Экзекутор явно поступил умней и выследил бесноватого днем, но тоже что-то не срослось, раз до сих пор от него ни слуху ни духу.
И как поступить?
Бесы в моей душе давно уже дрожали от нетерпения, чувствуя близость родной стихии, но их вожделение было щедро приправлено страхом. Лунный танцор пугал даже нечистых. Это порождение Бездны интересовали лишь марионетки, и делиться мертвыми телами оно ни с кем не собиралось. Даже – или тем более? – со своими собратьями.
Часы на башне ратуши пробили одиннадцать раз, и, поборов нерешительность, я шагнул из подворотни на площадь. Замершая в центре круга тварь шелохнулась – словно по Тьме разводы пошли, – и ко мне немедленно устремились ближайшие покойники.
От накатившей вони разложения и запаха сырой земли сделалось не по себе, но убегать я не стал. Дождался, пока ухватят холодные пальцы, а потом одним рывком выдрал бившуюся в мертвецах скверну. И не просто выдрал, но ухватил призрачные нити, потянул – и опутавшее площадь заклинание стало распускаться подобно отрезу трикотажной ткани. Начал сматывать потустороннее в клубок, и неупокоенные один за другим повалились с ног.
Лунный танцор взвыл. Окутывавшая его Тьма распахнулась, подобно откинутому плащу, и порождение Бездны бросилось в атаку. В голову ворвалась развеселая мелодия, и ни с того ни с сего захотелось позабыть обо всех заботах и пуститься в пляс, но я даже не попытался развеять наваждение молитвой. Нет – просто вобрал его в себя и присовокупил к уже вырванной из покойников скверне.
Последние мертвецы попадали на мостовую, и бесноватый, оказавшийся крупным мужиком с огромными ручищами, остался в одиночестве. Перепрыгивая через тела, он подскочил ко мне, потянулся к шее… и рухнул, сбитый ударом угодившей промеж глаз дубинки. Тут же попытался подняться, но я зашел сбоку и уже не в полную силу приложил по виску.
Бесы разочарованно заворчали, и я тихонько рассмеялся себе под нос.
Думали, попытаюсь его захватить?
Вот уж даром не надо! Вовсе не уверен, что смогу совладать с этой тварью. Точнее – смогу, но какой ценой? И так уже вся душа в прорехах.
Хотя искушение, конечно, велико. Очень велико.
Но – не надо.
Не надо! Слышите меня?!
Сняв перекинутую через плечо сумку, я сделал пару глотков полынной настойки и оттащил бесноватого подальше от мертвецов. Кое-как уложил тело в криво нарисованный на брусчатке пентакль, замкнул защитный круг и начал восстанавливать в памяти подходящую к случаю молитву.
Парадокс – меня от скверны просто распирает всего, а собираюсь святыми псалмами нечистого изгонять! Скажи кому – не поверят.
Впрочем, язык лучше попридержать. Вдруг – поверят?
– Повезло тебе, бес, домой возвращаешься, – хохотнул я, поморщился из-за невыносимой вони разложения и начал читать молитву.
Убирайся в Бездну, тварь…
3
Когда вернулся в Ольнас, город уже осадила студеная зима. Ну – не совсем студеная. Хоть по ночам крепко подмораживало, к полудню холода отступали, и становилось немного теплее. Но снег уже не таял даже на солнце, и вдоль дорог тянулись покрытые инеем деревья, будто целиком отлитые из серебра. И кругом – белые, белые, девственно белые поля.
А вот в самой столице заполонившая весь мир белизна так и не смогла одержать безоговорочную победу над остальными цветами. Из печных труб поднимались серые струи дыма, постепенно сливавшиеся в блеклое марево. Реки еще не сковал лед, и они неспешно несли свои темные воды меж каменных набережных. На дорогах снег и вовсе превратился в грязную кашу, и лишь островерхие крыши домов и деревья сохраняли верность зиме.
В снятый перед отъездом особняк заглядывать не стал. Отпустил возницу, прошелся по улицам. Покрутился, сбрасывая с хвоста возможную слежку, вышел к неприметному домику на окраине и несколько раз дернул шнур колокольчика у черного хода.
Выглянувший на шум охранник угрюмо оглядел меня с головы до ног, но без лишних вопросов запустил внутрь. Я поднялся на второй этаж, своим ключом отпер дверь съемной квартиры и сразу скинул с плеч промерзший плащ.
– Любимый, это ты? – Берта отдернула перекрывавшую проход занавесь и отложила кинжал на тумбочку. – Вовремя.
– В смысле? – насторожился я.
– Как раз собиралась принимать ванну. Присоединишься?
– Еще спрашиваешь!
Я поцеловал девушку в щеку – пусть серую и безжизненную, но по-прежнему прекрасную, – и, на ходу расстегивая камзол, прошел в гостиную, посреди которой курилась паром заполненная горячей водой огромная бадья.