Мордант превыше всего!
Шрифт:
— Я понимаю, о чем ты, — пробормотал Артагель. Джерадин тем временем с отсутствующим видом изучал Теризу. — Смотреть на это было тяжело. Я не мог заставить его смотреть на вещи так, как смотрю на них я.
— А как смотришь на них ты? — спросил Джерадин.
Артагель приподнялся в кресле, несколько смущенный.
— Ну, возьмем к примеру вас двоих. — Териза подозревала, что Артагель вспоминал печальные дни, когда засомневался в своем брате. — Все доказательства свидетельствовали против вас. Эремис немало потрудился, чтобы представить вас в самом кошмарном свете. И лишь две вещи говорили за вас. Леббик видел, Териза, — он посмотрел на нее, — как ты исчезаешь в зеркале без Мастера
И я предложил ему, — Артагель сглотнул, чтобы успокоиться, — подобным же образом взглянуть на короля Джойса. Мы знали короля. Мы знали, что он вовсе не такой, каким пытается себя представить. И нам довольно было малейшего повода, чтобы поверить в него.
— Какого повода? — спросил Джерадин, уже справившийся с ужином.
— Вы двое, — повторил Артагель. — Почему Эремис боялся вашего таланта, миледи? Почему он боялся тебя, Джерадин? Ну почему? Да потому что знал, вы—его враги. Он знал, что вы преданы королю Джойсу. А почему вы ему преданы? Мы не знали. Но наверняка причина была. Я не сомневался в этом. И этого было достаточно. Вы знаете, я не могу похвастаться особым умением анализировать. Вероятно, существует множество такого, что я никогда не пойму. Но у вас были разумные основания. — Он сделал жест сомнения и в то же время уверенности. — И для меня этого оказалось достаточно.
Но Леббик не мог поступить так же. Мне кажется, он принимал все происходящее чересчур близко к сердцу. Боль… — Артагель споткнулся об это слово, — проникла слишком глубоко. Он держал себя в руках, потому что ему не на что было надеяться. Но под конец… — внезапно Артагель пожал плечами; он схватил бокал и залпом осушил его. — Под конец, подозреваю, он радовался возможности быть убитым.
Немного погодя Териза шепнула Джерадину:
— Вот видишь? Все просто.
Джерадин кивнул. Его взгляд не отрывался от углей в камине.
Неожиданный холод в комнате заставил Теризу пододвинуть кресло поближе к огню.
Артагель остался и беседовал с ними еще какое—то время после ужина. Он хотел подробно узнать новости из Домне; хотел узнать о здоровье Домне, о том насколько выросла Руша, не надумали ли Тольден и Квисс завести нового ребенка; хотел узнать, удалось ли разъяренным мужьям вбить немного ума в голову Стиду и удалось ли жене Миника хоть чуть—чуть избавиться от застенчивости. От этих разговоров Джерадин оттаял. Они доставляли удовольствие и Теризе, возвращая ее к воспоминаниям, которые она так ценила, которые не давали ей забыть, для чего нужно идти в бой — и против чего. Но день выдался длинный, не говоря уж о том, что трудный. Наконец она почувствовала такую усталость, что не смогла сдержать зевоту.
Артагель мгновенно засобирался. Пообещав увидеться с ними завтра утром, он оставил их с Джерадином одних.
Им не пришлось долго уговаривать друг друга, что пора в постель.
В павлиньих комнатах Териза чувствовала себя в безопасности. Если Эремис собирался атаковать здесь, то должен будет замешкаться в нерешительности — ведь невозможно представить, какой ответный удар могут нанести Териза или Джерадин. Кроме того, она уже давно забыла, что такое паника.
Едва она убедилась, что Джерадин достаточно измучен и заснет — а не вылезет из кровати, чтобы просидеть всю ночь за размышлениями, — она позволила себе погрузиться в сон. Сначала видения были приятными, несущими отдых; в них Териза видела, что спит. Но постепенно ритм их изменился — снова и снова повторялись медленные удары. Ритм становился быстрее. В темноте она что было силы пнула Эремиса, так, что заболела нога; и отскочила подальше от его ненависти, прижалась спиной к стене, чтобы пройти сквозь зеркало. Но на этот раз зеркала не было, не было и воплощения. Ее сердце слишком переполняла ярость, чтобы исчезнуть, раствориться, а стена не позволяла проникнуть сквозь нее; она удерживала Теризу там, где Эремис мог до нее добраться. И она ударила снова и снова отскочила; а он прыгал на нее вновь и вновь, полный жажды насилия, совершенно невменяемый, человек, который знал, как справиться со всяким; и в ее душе начал расти ужас, словно плач, ведь Териза знала, что не может бороться с ним, не может победить его…
…пока Джерадин не затряс ее за плечо, шипя:
— Териза! Тебе приснился кошмар!
Тогда она услышала твердый деревянный стук, который она издавала, когда боролась с простынями, стук, которым она, казалось, приколачивала себя к матрасу. Стук…
Внезапно она замерла, обильно покрывшись испариной; но звук не затух — деревянный стук, но не от ее борьбы с кроватью.
Кто—то колотил в дверь, спрятанную в одном из шкафов. Она почувствовала, как кровь молотом застучала в висках.
Териза приподнялась.
И тут же испарина словно замерзла на ее коже.
Слабый свет шел от угольев в камине, которые Джерадин раздул, когда выпрыгнул из постели. Он схватил свою одежду натянул ее, подбросил в огонь поленьев. Пошел в гостиную, отодвинул засов и предупредил стражника снаружи.
Стук сейчас звучал спокойнее, чем стук ее сердца. Маленький огонек пламени заплясал на дереве. И от потрескивания горящего дерева, от проблеска света Теризе стало спокойнее, и она спустила ноги с кровати.
К счастью, халат оказался в другом шкафу, безопасном. Дрожа, словно ее босые ноги ступали по льду, Териза вытащила халат, просунула руки в рукава, завязала пояс.
Стук повторился. Кто бы ни скрывался в тайном ходе, он, как видно, решил стучаться всю ночь, если потребуется.
— С тобой все в порядке? — шепотом спросил Джерадин. Она кивнула.
— Просто дурной сон. — Она посмотрела на шкаф. — Давай откроем.
Дверь шкафа и так была приоткрыта. Джерадин резко распахнул ее, затем нагнулся и вытащил кресло, блокирующее вход.
Когда потайная дверь открылась, сквозь висящую в шкафу одежду пробился свет, словно солнечные лучи в лесу.
Знаток Хэвелок.
Свет шел от его небольшого зеркала, кусочка с воплощением солнца — того же зеркала, которое он использовал, чтобы сжечь существо с рыжим мехом, напавшее на Джерадина.
Увидев Знатока Хэвелока, Джерадин облегченно вздохнул. И тут же вышел из спальни. Териза слышала, как он велел стражникам успокоиться, слышала, как он запирает дверь на засов. Хэвелок держал свой источник света дрожащей рукой. Мечущийся свет зеркала и танец пламени в камине бросали на его лицо странные тени — словно менялись разные выражения: ухмылка, печаль, вдруг — маска смерти. Его безумие казалось полным.
— Сними с себя все одежды, — скомандовал он, скалясь словно собака. — Я давно уже не видал шикарные дойки. И не задавай никаких вопросов.
«Не задавай…» — она внутренне застонала.
Чтобы почувствовать большую безопасность, она зажала руками вырез на своем халате, прикрываясь.
Вернулся Джерадин.
— Ты слышал? — сказала она, опасаясь, что вопрос может вывести Хэвелока из себя.
— Слышал, — пробормотал Джерадин. — Никаких вопросов. Похоже, это будет еще то развлечение.