Море Дирака

Емцев Михаил Тихонович

— Ну, бродяга, ты меня вчера просто ошарашил, — сказал Роберт.

— Что так, герр Профессор?

— Кое-кто из наших видел, как тебя брали.

— Осечка. Пойманный оказался без вещественных доказательств. Пришлось отпустить.

— Откуда мне знать? Я уже привык к мысли, что ты сел… Вдруг бац звонок!..

— Небольшое разочарование?

— Брось ты! Вот получай свою шкатулку.

Пока Патлач проверял содержимое коробки, Мильч осматривался по сторонам. Кафе постепенно заполнялось «вегетарианцами». Здесь было несколько известных московских недорослей, какие-то второстепенные артисты и студенты. Последних Мильч отличал по голодным лицам и тщательно отутюженным воротничкам. Изредка встречались и размалеванные, как праздничные негритянские маски, девицы. Синяя, лиловая, зеленая краски покрывали тугую девичью кожу, превращая лицо в однообразную плакатную схему.

— Превосходно, герр Профессор. Корпорация вас отблагодарит, — Патлач

спрятал коробку. — Во всяком случае, должок за транзистор сбрасывается.

— Хе! — махнул рукой Мильч. — Я тебе его верну в ближайшие дни.

Он пососал лимончик.

— Слушай, Пат… — начал было он. — Впрочем, не надо. Ты уже пошел?

— Да, — Патлач встал. — Набежал народ. Мне здесь пока нечего делать. Привет!

Патлач ушел. Мильч задумался. Он решил еще малость посидеть в кафе.

На кухне жарили шашлыки, и густой щекочущий дух вползал в зал вместе со струями синего дыма. Мильч заказал бутылку цинандали и задумчиво тянул холодное, чуть терпкое вино.

Неожиданно перед Мильчем за столиком оказались две разрисованные девицы. Они медленно перекидывались словечками и тянули пунш. Мильча они не замечали.

— Скажите, крошки, если б вам довелось найти клад, что бы вы сделали? внезапно спросил Мильч. Он был уже слегка пьян.

Одна из девиц быстро взглянула на него и отвернулась. Другая рассмеялась:

— Ненормальный…

— Ну, все же? — настаивал Мильч.

— Брось зря трепаться!

— Вы не допускаете возможности существования кладов в наши дни? приставал Мильч.

— Отвяжись…

— Отчего, Зойка? Какой-то дуб вырыл горшок с монетами…

— Газеты пишут…

— Значит, вы не верите, что на свете бывают клады? — не отставал Мильч.

Это вывело из равновесия сидевшую напротив него блондинку.

— Слушай, ты! — сердито сказала она.

Мильч удовлетворенно захихикал.

— Ага, значит, вы все-таки не верите! Ну так вот… — Он привстал и скомандовал: — А ну, кладите левые руки на стол! Живо!

Девицы переглянулись. Сначала Зоя, а затем и ее подруга нерешительно положили руки на стол. Мильч извлек из пиджака две пары золотых часиков и защелкнул браслеты на запястьях. Девушки ахнули. Зоя начала было срывать часы.

— Ворованные, — спокойно сказала ее подруга.

— Дура, это клад, — сердито бросил Мильч и пошел к выходу.

С непокрытой головой шагал он по Пушечной улице. Шел крупный ласковый снег. Небо было близким и нежным. Бархатные снежинки ласкали щеки и лоб. Окна домов и магазинов напоминали елочные лампы. Все мужчины, облепленные снегом, были похожи на дедов-морозов, а женщины — на снегурочек. На тротуаре и на проезжей части валялись огромные целлофановые пакеты. Удивительные пакеты. В них были завернуты автомашины и квартиры, мебель и ковры, фрукты и золото, книги и бриллианты. В них было все, чего жаждет современный человек. Телевизоры, яхты, роскошные номера в модных гостиницах, пальмы на берегу моря. Одним словом, все.

Рог изобилия, огромный, невероятный, чудовищных размеров, парил над Москвой. Мильч раскачивал его, ухватившись за самый кончик, и на землю сыпались пакеты со счастьем. Они медленно опускались вместе со снегом, большие, тяжелые. Но их почему-то никто не поднимал. Их просто не видели, не замечали. Люди торопливо пробегали, наступая на фарфоровые вазы и драгоценный мех. Машины проезжали сквозь комнаты, уставленные дорогими гарнитурами, дети швыряли снежки в роскошные бальные платья, разложенные на полированных столах.

Вы не видели Рога изобилия, друзья? Он здесь, он над вами. Пакеты счастья падают из него, подбирайте их, дорогие, в них есть все, что вам нужно! Ах, вы и пакетов не замечаете? Ну, тогда… я не знаю. Как дать счастье слепому? Он ведь не сможет его взять. Гм, придется вложить ему счастье прямо в руки.

Рог изобилия принадлежит вам, друзья. Вы заслужили его, заработали. Вы имеете на него право. Ах, это право страдальца, право лишенного! Таков удел человека на нашей планете.

Вы получите Рог изобилия. Вы уже почти умеете им пользоваться. Вам осталось только научиться крутить у него хвостик. Вот так, как делаю я. Вправо — пакет, влево — пакет, вправо — пакет…

Но сначала… сначала дайте мне одному поиграть с ним. Все равно он не минет вас, не правда ли? Но пусть перед этим хоть немного побудет моим, ладно? Вы не слышите меня, друзья, вы торопитесь, вы заняты, у вас дела. Ваше молчание я принимаю за согласие, хорошо? Ну, вот и отлично. Очень рад. Я же люблю вас, люди. Милые, славные, двуногие… глазастенькие…

— Пьяная морда, глядеть надо!

— Верушка, дорогая моя, мне не очень хочется об этом говорить, но ты мать, а мать должна знать всю правду, иначе какая она мать? Неделю назад, как сейчас помню, в воскресенье, заявился твой Роберт ко мне. Ну, ты знаешь, как он приходит. «Здравствуйте». Двадцать секунд молчания. «Ну, я пошел, тетя Ната, меня друзья ждут». В то воскресенье все было, как обычно. «Здравствуйте». Зевнул, посмотрел по сторонам и вроде

углядел что-то. Я сразу заметила, что вид у него стал, как у кошки перед крынкой со сметаной. Безразличный такой, а у самого глаза бегают. Одним словом, то, се… Через некоторое время следует вопрос, что, дескать, за камень у меня на перстне. «Алмаз, — отвечаю, — натуральный алмаз». Я обычно этот перстенек ношу, а в тот день как раз сняла, что-то подагра моя разыгралась. Кольцо лежало на столе рядом со мной, вот Роби его и заприметил. Ну, я тогда особого значения не придала его вопросам. Работа старинная, шуточное ли дело. Многим она в глаза бросается. Ну, я спокойненько ему отвечаю на все вопросы. Вдруг он говорит: «Тетя Ната, дайте мне перстенек на один день». — «Зачем?» — спрашиваю. Пошел врать, как он умеет, без запинки. Есть, дескать, музей под Москвой, где он точнюсенько такой же перстень видел. Ему интересно, видите ли, сравнить. Он пригласит своего приятеля, кандидата искусствоведения, и т.д. и т.п. И так заговорил мне зубы, что я дала ему кольцо на понедельник, а во вторник он обещал его вернуть. Неосторожность? Конечно, неосторожность. Но чего не сделаешь для любимого племянника! Нет, нет, Верушка, ничего такого, что ты подумала, не произошло. Послушай дальше. Во вторник приносит он мне кольцо. «Спасибо», — говорит. Оказались совершенно одинаковые экземпляры, сделанные каким-то мастером, работавшим еще при Николае I. Ну, одинаковые так одинаковые, леший с ними! Я взяла кольцо, спрятала в свою шкатулку и забыла про него. Да, так вот. Сегодня захожу я в комиссионный магазин, что на Колхозной, чисто, светло там и пахнет хорошо, не то что в этих «Гастрономах». Ну вот, зашла я, интересуюсь подстаканником ко дню рождения Василия Пантелеймоновича. Как водится, все осмотрела: и посуду, и часы, и сережки, и кольца. Глядь, а среди колец мое красуется! Ты представляешь? Вот тебе и не может быть! Но ты погоди, погоди… Ну что заладила — твой сын, твой сын? У всех сыновья. Дослушай до конца. Я так и обомлела. Смотрю на палец, кольца нет, смотрю на витрину — кольцо есть. Глаза мои разбежались. Я же его знаю, как своего ребенка. Первый мой. Андрюша-то, это кольцо ко дню свадьбы преподнес. Ущербинка там есть одна. Малозаметная, правда, но я ее сразу увидела. Мое кольцо — и все тут! И главное, что меня взбесило, цена тут же на веревочке привязанная лежит, и цифра на ней… раза в полтора ниже той, что мне давали, когда я с ним ходила приценяться на Большую Полянку. Требую я директора, говорю, что кольцо мое. Что? Роби подвела? Ну, знаешь, если б все было, как ты думаешь, тогда его стоило бы и не туда подвести. Ты послушай дальше. Директор спрашивает: «Чем вы можете доказать, что оно ваше?» — «Мне ли его не знать, — говорю, — это редкостное изделие, я пятьдесят один год на пальце ношу». Сказала я и вдруг вспомнила, что Роби-то кольцо вернул и я спрятала его в шкатулку. И тут со мной как бы раздвоение наступило. Смотрю на кольцо, оно мое! На нем и дата нашей свадьбы, инициалы А. и Н. с такими хорошо знакомыми завитушками. А с другой стороны, помню, что вчера вечером шкатулку отпирала, кольцо было там. «Когда кольцо поступило на продажу?» спрашиваю. «Во вторник». Три дня назад, значит. «А кто сдавал?» спрашиваю. Молчанов, и адрес мне незнакомый. А приемщица описывает парня, ну точь-в-точь Роби. Вижу я, что дело нечистое. «Может быть, ошиблась», говорю. И потихоньку отбыла домой. Приехала и сейчас же бросилась к шкатулке. Там лежит себе колечко с алмазом, с ущербинкой, с датой и вензелями. Я так думаю, что Андрей подарил мне тогда это кольцо из-за этой ущербинки. Не любил держать у себя треснутые вещи. Ну, да ладно, в одиннадцатом году дело было. Позвонила я Роби на работу, прочла ему внушение. Смеется, нехристь, уверяет: случайное совпадение. Хорошенькое совпадение, а дата, а инициалы, а вензеля, а ущербинка? Решила я рассказать тебе, Верушка, чтоб ты прекратила это баловство… Если их вовремя не остановить…

3

Черныш проснулся совершенно счастливый.

— Я буду всегда молодой, — пропел он, вскакивая с кровати. Голос прозвучал глуховато и нахально.

— Все равно, — повторил он. — Все равно я буду молодым столько, сколько захочу.

Он прошлепал босыми ногами к окну. За дымчатым голубым стеклом, дымясь, занимался морозный рассвет.

— Отлично, — сказал он, — сегодня снег будет золотой, солнце яркое, и меня ожидают одни лишь удачи.

Помахав руками, сделал несколько резких наклонов, затем побежал в ванную. Там он долго плескался и заливисто хохотал.

— Тетя Наташа, — сказал он, стирая капли воды с жестких, как проволока, волос, — тетя Наташа, вы с каждым днем все красивее.

Тетка улыбнулась одними глазами. Она поставила перед ним глазунью с багряными пятнами желтков и стакан кофе.

— Ешь, ешь, болтушка, — проворчала она.

Черныш ел. Еда была нежная и вкусная. Яичница таяла во рту, масло приятно холодило небо. Но уж очень он торопился.