Море и рыбки

Пратчетт Терри Дэвид Джон

Кроме того, нянюшка никогда прежде не видала, чтобы флажки носили воротнички.

На поле Испытаний уже вовсю кипела работа. Люди устанавливали ларьки и палатки. Под ногами путались дети. Комитет нерешительно стоял под деревом, изредка поглядывая на розовую фигурку на верху высоченной стремянки.

— Она явилась затемно, — пожаловалась Летиция подошедшей нянюшке. — Сказала, что всю ночь шила флажки.

— Ты про кексы расскажи, — угрюмо посоветовала мамаша Бивис.

— Эсме испекла кексы? — изумилась нянюшка. —

Но она же не умеет стряпать!

Комитет посторонился. Многие дамы внесли свой вклад в продовольственное обеспечение Испытаний — это было и традицией, и своего рода конкурсом. Среди целого моря заботливо прикрытых тарелок, на большом блюде, высилась груда… предметов неопределенного цвета и формы. Словно стадо карликовых коров, объевшись изюма, долго маялось животом. Это были доисторические кексы, настоящие прародители современных кексов, увесистые и внушительные. На их фоне все прочие кулинарные изыски бесследно терялись. Эти кексы запоминались на всю оставшуюся жизнь.

— Выпечка ей никогда не давалась, — пролепетала нянюшка. — Кто-нибудь их уже пробовал?

— Ха-ха-ха, — глухо рассмеялась мамаша.

— Наверное, ужас какие черствые.

— Можно тролля забить до смерти.

— Но она ими так… э-э… гордилась, — развела руками Летиция. — Да, и еще… варенье.

Банка была большая. Казалось, она наполнена застывшей лавой.

— Цвет… приятный, — оценила нянюшка. — А варенье кто-нибудь пробовал?

— Мы не можем вытащить ложку, — призналась мамаша.

— Ну…

— А туда ее пришлось загонять молотком.

— Что она замышляет, госпожа Ягг, только честно? — спросила Летиция. — Она натура мстительная, всем известно… А ты ее подруга, — прибавила она тоном не только утвердительным, но и обвиняющим.

— Уж и не знаю, что у нее на уме.

— Я полагала, она оставит нас в покое.

— Она сказала, что хочет подсобить. И дать дорогу подрастающему поколению.

— Она что-то замышляет, — угрюмо повторила Летиция. — Она специально испекла эти кексы, надеясь таким образом подорвать мой авторитет.

— Да нет, — отмахнулась нянюшка. — Просто Эсме совершенно не умеет готовить. — «Твой авторитет, ишь!»

— С флажками она почти закончила, — доложила мамаша Бивис. — И скоро потребует новых заданий.

— Что ж… пожалуй, отправим ее к Счастливому Котлу.

Нянюшка непонимающе воззрилась на Летицию.

— Это та громадная бадья, где ребятишки шарят наудачу, чего вынется?

— Вот именно.

— И вы хотите доверить это матушке Ветровоск?

— Да.

— Должна предупредить, у нее своеобразное чувство юмора, и…

— Доброе всем утро!

Это матушка Ветровоск спустилась с лестницы. Голос ее нянюшка узнала бы когда угодно и где угодно. Но в нем опять звучали непривычные нотки. Любезные и дружелюбные нотки.

— Матушка

Ветровоск, мы хотели бы попросить тебя приглядеть за Счастливым Котлом, — проговорила Летиция.

Нянюшка вздрогнула и сжалась. Но матушка сказала только:

— С радостью, госпожа Мак-Рица, с радостью. Очень уж хочется поглядеть на их мордашки, когда пойдут ловиться подарочки.

И мне, подумала нянюшка. Что-то там сегодня будет плавать…

Когда комитет торопливо удалился, она бочком подобралась к подруге.

— Зачем это тебе?

— Ей-ей, не понимаю, о чем ты, Гита.

— Я видела, как ты одним своим взглядом усмиряла самых жутких тварей. Раз ты при мне поймала единорога! Эсме, что ты задумала?

— Все равно не понимаю, о чем ты, Гита.

— Ты злишься, потому что они нипочем не хотели пускать тебя на Испытания, и планируешь страшную месть?

На пару мгновений воцарилась тишина. Обе ведьмы смотрели на поле, которое потихоньку заполнялось народом. Кто-то гонялся за поросенком в яме с грязью, кто-то штурмовал натертый салом шест. Ланкрский любительский оркестр выдавал попурри на основе известных мелодий — попурри и впрямь получилось полное, потому что каждый музыкант играл свой любимый мотив. Малышня весело мутузила друг дружку. Денек выдался теплый, возможно, последний в году.

Взгляды подруг обратились к отгороженному веревками пространству в самом центре поля.

— А ты-то собираешься участвовать в Испытаниях? — спросила вдруг матушка.

— Ты не ответила на мой вопрос!

— На какой именно?

Нянюшка решила не ломиться в запертую дверь.

— Да чего греха таить, собираюсь, — призналась она. — Как обычно.

— Что ж, тогда буду болеть за тебя. С удовольствием покричала бы, как остальные, да боюсь, народ испугается. Поэтому я буду держаться сзади и вести себя тихо, как мышка.

Нянюшка решила испробовать другой подход. Ее лицо расплылось в широкой улыбке, она ткнула подружку локтем в бок и закивала:

— Ага, ага, конечно. Вот только… мне-то можешь и сказать, верно? Не хочу проворонить главное. Не могла бы ты незаметненько дать мне знак, что приступаешь, а?

— Что за намеки, Гита?

— Прах тебя побери, Эсме Ветровоск! Иногда руки чешутся влепить тебе затрещину!

— Да ну?

Нянюшка Ягг ругалась редко, по крайней мере те выражения, которые она обычно использовала, в Ланкре сходили в лучшем случае за «красочные». Разумеется, выглядела нянюшка так, словно за словом в карман она не лезет, причем всякий раз это новое слово, однако ведьмы, как правило, тщательно следят за своим языком. Никогда не предскажешь, какой фортель выкинут слова, оказавшись за пределами слышимости. Но сейчас нянюшка все же не сдержалась и тихонько выругалась — и в сухой траве под ее ногами на миг расцвели язычки огня.