Море и яд

Эндо Сюсаку

Вдруг голоса офицеров смолкли. Сугуро испуганно посмотрел на Тода, стоявшего рядом. Лицо Тода на мгновение болезненно сморщилось, но, словно отогнав от себя мрачные мысли, он тут же овладел собой и даже выдавил улыбку.

В приоткрытую дверь просунулась бритая голова офицера с усиками. Он посмотрел на часы.

– У вас все готово?

– Да. Пусть войдет, - сдавленным голосом сказал Асаи.

Прислонившись к стене, Сугуро смотрел на рослого, худощавого военнопленного, которого словно кто-то втолкнул сюда. Как и все пленные, которых Сугуро не раз видел в больничном

дворе, этот был одет в просторную холщовую одежду зеленого цвета.

Увидев людей в операционных халатах, пленный смущенно улыбнулся.

– Sit down here[ 10 ], - приветливо сказал Асаи, показав на кресло.

Неловко вытянув длинные ноги, пленный покорно уселся. Когда-то, еще до войны, Сугуро видел фильм с участием Гарри Купера. Этот худой американец чем-то был похож на знаменитого киноактера.

Старшая сестра сняла с пленного куртку; под ней оказалась рваная трикотажная рубашка японского производства. Сквозь дыры виднелась волосатая грудь. Когда Асаи приставил к груди пленного стетоскоп, тот смущенно закрыл глаза, но вдруг, почуяв резкий запах, воскликнул:

– Ah, ether, isn't it?[ 11 ]

– Right, it's for your cure.[ 12 ]

Сугуро заметил, как дрогнул голос Асаи, дрогнула и рука, державшая стетоскоп...

Когда Асаи, объяснив, что хочет выслушать сердце, указал на операционный стол, пленный беспрекословно улегся.

– Ремни затянуть?
– скороговоркой спросил Тода.

– Потом, потом, - шепотом остановил его Асаи.
– Если сейчас связать, может заподозрить недоброе. Сделаем это на второй стадии, когда начнутся судороги.

– Господа военврачи спрашивают, можно ли им войти?
– спросила старшая сестра Оба, просунув голову в дверь.

– Нет еще. Я скажу, когда будет можно. Сугуро-кун, приготовьте маску.

– Я не могу, - жалобным голосом пробормотал Сугуро.
– Выпустите меня!

Асаи глянул на Сугуро поверх очков, но ничего не сказал.

– Я приготовлю, - сказал Тода и, вложив в железный каркасик вату с пергаментной бумагой, подал маску ассистенту.

Увидев эти приготовления, пленный что-то спросил, но Асаи, широко улыбнувшись, отрицательно покачал головой. Маска легла на лицо. Закапал эфир. Пленный, завертев головой, попытался освободиться от маски.

– Затянуть ремни!
– скомандовал Асаи.

Уэда и Оба, чуть ли не ложась на стол, стянули тело пленного ремнями.

– Первая стадия, - пробормотал Тода, уставившись на стрелку секундомера.

В первой стадии наркоза больной инстинктивно борется с потерей сознания.

– Не прекращайте капать эфир, - предупредил Асаи, держа руку пленного.

Из-под маски послышался низкий, нечеловеческий стон. Наступила вторая стадия. В это время больные нередко начинают кричать и даже петь. Но плеч-

ный только натужно стонал низким, хриплым голосом, похожим на лай.

– Уэда-кун, подайте стетоскоп.

Вырвав из рук сестры стетоскоп, Асаи быстро приставил его к волосатой груди пленного.

– Тода-кун, продолжайте капать.

– Все в порядке.

– Пульс замедляется.

Когда Асаи опустил руки пленного,

они бессильно повисли по обе стороны операционного стола. Тода осветил зрачки карманным фонариком.

– Рефлекс роговой оболочки исчез.

– Значит, все в порядке. Пойду позову старика и Сибата, - сказал Асаи и засунул стетоскоп в карман халата.
– Эфир больше не капайте, не то перестараетесь. Оба-сан, приготовьте, пожалуйста, инструменты.

Холодно взглянув на Сугуро, Асаи вышел из операционной. Старшая сестра тоже вышла в предоперационную и вместе с Уэда принялась готовить инструменты. Голубоватый свет бестеневой лампы падал на стены. В сандалии Сугуро, понуро стоявшего в углу, натекла вода. Возле пленного остался только Тода.

– Может, все-таки подойдешь и поможешь?
– тихо спросил он.

– Нет, я совершенно не гожусь, - пробормотал Сугуро.
– Мне надо было отказаться...

– Олух!
– Тода в упор посмотрел на Сугуро.
– Ты мог отказаться и вчера и сегодня утром. А если уж вошел сюда, то считай, что половину прошел...

– Какую половину?

– Половину нашей судьбы, - невозмутимо бросил Тода.
– Теперь уже ничего изменить нельзя...

– «Однажды Сакья навестил своего больного ученика. Ученик этот был так слаб, что даже не мог ничего убрать за собой... Сакья, заботливо обтерев его, спросил, ухаживал ли он хоть раз за своим больным другом, когда был здоров. «Ты так муча-

ешься сейчас потому, что никогда не ухаживал за больными, - сказал Сакья.
– Тебя сейчас терзают болезни телесные. Но есть еще болезни души, которые могут длиться и в трех жизнях», - читала Мицу Абэ, уставившись в растрепанную книжку, старику соседу по койке, положенному на бес.платное лечение.

Он лежал на той самой койке, где умерла неделю назад «бабушка» Сугуро. Еще не было пяти, но темнеть стало рано, и Мицу с трудом разбирала иероглифы при тусклом свете, сочившемся из окна.

– Почему это сегодня Сугуро-сэнсэй не идет с обходом? Или у него операция?
– спросила она, кладя книгу на постель старика.
– Советую вам обязательно поговорить с этим доктором. Той, что лежала на вашем месте, он очень помогал...

Старик, искавший чашку на столе, покорно, словно ребенок, кивнул.

– Но она перед операцией начала сдавать и умерла после той страшной бомбежки. А жила только надеждой свидеться с сыном.

– А мне все равно, когда помирать, - рассеянно проговорил старик, держа обеими руками чашку.

Мицу слезла с койки и подошла к окну. Во дворе сторож вскапывал лопатой черную землю.

– Когда же эта проклятая война кончится?
– ни к кому не обращаясь, с глубоким вздохом протянула Мицу.

Глава третья. До того, как наступило утро

I

Ровно в три часа в окружении офицеров появились Хасимото и Сибата в белых операционных халатах; их лица были наполовину скрыты масками. У порога старик на мгновение задержался и посмотрел на бессильно прислонившегося к стене Сугуро, но тут же отвел взгляд. Ввалившиеся вслед за ним офицеры, увидев лежавшего на операционном столе пленного, остановились.