Море – мой брат. Одинокий странник (сборник)
Шрифт:
– Глядите в оба! – посоветовал шофер, перекрикивая шум мотора, и с ревом умчался, оставив их в кильватере.
– Что теперь? – спросил Эверхарт.
Они стояли на широком тротуаре, где кишели покупатели с пакетами, мужчины в летних рубашках шли с работы, прогуливались студенты летних курсов Йеля, мальчишки-газетчики и бизнесмены. На улице копошились машины, автобусы и бренчащие трамваи. На лужайке болталась толпа бездельников.
– Первым делом убираемся отсюда к черту, – проворчал Уэсли, двигаясь с места.
– Когда будем есть?
– В Хартфорде, – сказал Уэсли. – Сколько, говоришь, у тебя денег?
– Три бакса или около того.
– Я
На Стейт-стрит они сели на трамвай и доехали до конечной. Затем прошли еще несколько кварталов и встали ловить машину на дороге напротив булочной. Пятнадцать минут спустя старый джентльмен, похожий на фермера, посадил их в свой древний «бьюик»; всю дорогу до Меридена, пока солнце перекрашивалось в пылающий темно-оранжевый, а луга погружались в прохладную темноту чистой густой зелени, фермер вел монолог о ценах на сельскохозяйственные продукты, батраках и Министерстве сельского хозяйства США.
– Играют себе на руку! – жаловался он. – У человека нет веры в страну, ежели магнаты для себя грабастают все сельское хозяйство подчистую.
– Вы имеете в виду Фермерский блок? [19] – поинтересовался Эверхарт, пока Уэсли в задумчивости озирал поля.
Фермер нажал на клаксон четыре раза, в такт прорявкав четыре слова:
– Ты… чертовски… прав… друг!
К тому времени, когда он высадил их на окраине Меридена, их с Биллом дискуссия об Администрации по защите фермерских хозяйств и Национальном фермерском союзе только разгорелась.
19
Фермерский блок – фракция в американском конгрессе, в 1920-х добивавшаяся государственной поддержки сельского хозяйства.
– Пока, парни! – крикнул он, взмахнув загрубевшей рукой. – Берегите себя.
И отъехал, посмеиваясь, на прощание нажав на клаксон.
– Славный мужик, – высказался Эверхарт.
Уэсли осмотрелся:
– Уже почти закат, надо двигаться.
Они перешли пустынную проезжую часть и встали напротив закусочной. Огромные вязы склонялись над ними, тихо истекая дневным теплом. Собака гавкнула, нарушив тишину вечернего часа.
– Сонное местечко, – кивнул Эверхарт со слабой улыбкой. – Интересно, каково это – жить в таком городишке, переваривать ужин в гамаке в яблоневом саду, отмахиваться от комаров и засыпать под колыбельную миллиона сверчков.
– Звучит прямо вот благостно, – улыбнулся Уэсли. – Мой родной городок, Беннингтон, был во многом похож. Я ходил плавать на мельничный пруд, с полмили от дома, – его голос смягчился от воспоминаний, – и когда вылезала луна, я сидел на маленьком песчаном пляже и курил – не подпускал комаров…
– Нам нужно съездить как-нибудь, – запланировал Билл с радостной усмешкой. – Твоя семья там?
Уэсли угрюмо нахмурился и повел рукой:
– Нет!
– То есть?
– Когда мать умерла, – с неохотой мрачно пробормотал Уэсли, – семья распалась, мы продали дом. Чарли уехал в Бостон и вошел в дело с моим дядькой – они открыли бар.
– Чарли – это кто?
– Старик мой.
– А остальные? – продолжил Эверхарт с тихим сочувствием.
– Сестры вышли замуж, братья разъехались – один в Новом Орлеане, видел его в тридцать девятом.
Эверхарт положил руку на плечо Уэсли:
– Старая усадьба разорена, мм? Старая история американской жизни, ей-богу. Самая прекрасная и душераздирающая история американской литературы, от Драйзера до Тома Вульфа, – да, домой возврата нет… [20]
Уэсли сломал веточку пополам и отбросил.
20
Аллюзия на роман Томаса Вулфа «Домой возврата нет» (You Can’t Go Home Again, 1940), пер. Н. Галь и Р. Облонской.
– Вряд ли есть, мужик, – наконец сказал он полушепотом. – Зависит от того, где дом… теряешь один, строишь другой.
После этого они молчали, пока их не подобрал грузовик с бакалеей. Бакалейщик провез их три мили до пустынного перекрестка под фонарем. В почти полной темноте они забеспокоились о том, как попасть в Хартфорд, – оставалось миль пятнадцать к северу.
Пока Билл ждал машину, Уэсли влез в сад поблизости и вернулся с пригоршней мелких зеленых яблок.
– Не ешь, – предупредил он, – а то заболеешь. Смотри, как я расстреляю вон тот знак впереди.
Билл засмеялся, глядя, как Уэсли тщательно подкручивает и мечет снаряды.
– Хорошее упражнение, – пробормотал Уэсли. – Я был полупрофессиональным бейсболистом… питчером… «Беннингтонский блюз». Великая игра. Знаешь, где я сыграл свой последний бейсбольный матч?
– Где? – усмехнулся Билл, поправляя очки.
Уэсли метнул последнее яблоко и чуть-чуть промахнулся по мишени.
– Ха! – выругался он.
Повернулся, сунул руки в карманы и сказал Биллу со слабой улыбкой:
– Мы с матросами сыграли матч по-дилетантски на поле в Бомбее. В грузе для американских солдат была экипировка, и лейтенант разрешил нам взять – перчатки, мячи, биты, все новехонькое.
По дороге ехала машина.
– Сейчас ему бывший двенадцатый покажет, – объявил Уэсли. – Смотри!
Он оттопырил палец и медленно покрутил рукой. Автомобиль непреклонно прогрохотал мимо.
– Америка… прекрасная, – запел он, – красу венчает… братством… меж бархатных… морей! [21]
Его тело сотрясалось от беззвучного хохота.
Билл присел на чемодан и ухмыльнулся. Выше по дороге в окне фермерского дома горел тусклый свет. Воздух, отяжелевший от дневного тепла, резкий запах нагретой листвы, вонь с болота неподалеку, запах фермы и остывающего дорожного щебня витали вокруг – теплый, ароматный и роскошный занавес летних сумерек.
21
Цитата из патриотической песни «Америка прекрасная» (America the Beautiful, 1892, 1895, 1910); стихи Кэтрин Ли Бейтс, музыка Сэмюэла Э. Уорда.
– Ей-богу, – внезапно сказал Эверхарт, – если не поймаем попутку, заночуем прямо в этом саду.
Уэсли зажег сигарету, которую нашел в кармане куртки.
– И так бывает, – сообщил он. – Но, черт возьми, мужик, мы не можем всю ночь провести без курева.
– Ты дымишь как паровоз.
– Вон едет другая машина. Смотри, я поймаю нам попутку!
Уэсли преуспел, машина притормозила и остановилась прямо возле них. Через полчаса они очутились в Хартфорде, и стояли напротив Публичной библиотеки на Главной улице. Было девять часов.