Мореплавания Солнышкина
Шрифт:
— Да, когда мы были в Африке и бросили якорь у Аргентины… — начал Плавали-Знаем снова.
— Но Аргентина находится в Америке, — сердито заметил Солнышкин, выкручивая тряпку. От толчка вода разлилась, и ему прибавилось работы.
Плавали-Знаем насмешливо взглянул на него:
— Где-где?
— В Америке, — твердо ответил Солнышкин.
— Петькин, скажите этому знатоку, где находится Аргентина.
Петькин
— Конечно, в Америке, — сказал он.
— Тоже мне грамотеи, географы! В школе учились! — закачал головой Плавали-Знаем. — Я никогда ничему не… — Он хотел сказать что-то ещё, но вдруг спохватился, мигнул и подошёл к Федькину: — А это что, во-первых, за разговоры на вахте? Вы что, забыли? А во-вторых, когда я плавал, Аргентина была в Африке! Ясно?
Федькин только усмехнулся и постучал ногой об пол. Но Солнышкин стерпеть этого не мог.
Он выпрямился и, выкручивая тряпку, спокойно произнёс:
— А всё-таки Аргентина была в Америке! Всегда была в Америке. Это знает любой школьник.
— Ну хорошо, — многозначительно сказал Плавали-Знаем и потряс перед ним пальцем. — Ну хорошо, вы ещё вспомните, где была Аргентина, когда останетесь в первом порту! У вас там будет много времени для воспоминаний. В первом порту!
Разозлившись, он так схватился за подбородок, что уколол пальцы собственной щетиной.
Солнышкин вытирал палубу и думал: «Ничего, хуже, чем с ним, не будет».
Петькин сердито сопел, а Федькин усмехался и про себя всё напевал старую морскую песню.
— В первом порту, в первом порту… — пробубнил ещё раз Плавали-Знаем и сбежал по трапу.
Может быть, так всё и случилось бы, если бы в скором времени на пароходе «Даёшь!» не произошли куда более важные события.
НЕВЕРОЯТНОЕ СОБЫТИЕ В ТИХОМ ОКЕАНЕ
В последнее время с боцманом Буруном случилась удивительная перемена. При встречах с Перчиковым он улыбался, вежливо пожимал ему руку, будто сто лет не виделся, и радист был доволен: наконец наступил мир. Но он не замечал, как ухмыляется чему-то боцман за его спиной.
Как-то вечером Перчиков вышел понаблюдать за звёздами и помечтать о межпланетном путешествии. Он уселся на шлюпку и стал смотреть в тёмную высоту. Одни звёзды сверкали так близко, что их хотелось положить на ладонь, как снежок; другие мерцали так далеко, что при взгляде на них начинало тоскливо ныть сердце. Звёзд было множество. Они горели над трубой, мачтами…
И вдруг Перчиков увидел, что несколько звёзд пропали. Он вскочил. Звёзды появились опять. Он хотел было сесть, но звёзды снова пропали.
«Что за чушь? — подумал Перчиков. — Видимо, их заслоняет какой-то предмет». И тут он вспомнил, что как раз в этом направлении находится его антенна. Перчиков вспомнил угрозы боцмана, его улыбку и в волнении бросился по трапу наверх. На его любимой антенне висели боцманские тряпки и развевалась штанина от федькинских брюк!
Такого подвоха, такой подлой насмешки Перчиков не ожидал. От ярости кончик носа у него едва не засветился.
«Вот что значит доверять льстивым улыбкам! Вот что значит потерять бдительность», — думал Перчиков. Он собрался уже сорвать штанину, но тут ему в голову пришла такая мысль, что он подпрыгнул от удовольствия, засмеялся и бросился к себе в каюту.
«Вот так Перчиков! Вот это Перчиков! — нахваливал он сам себя. — Ну, держись, Бурун, я проучу тебя, боцман!»
Перчиков открыл ящик стола и стал лихорадочно перебирать мотки магнитофонных плёнок.
— Что ты ищешь? — спросил с верхней полки Солнышкин.
— Эх, Солнышкин, ну и дело мы с тобой проделаем сегодня! Вот так дело! — засмеялся Перчиков, продолжая выкладывать на стол множество разных мотков.
На них были десятки голосов и весёлых разговоров, которые Перчиков ухитрялся потихоньку записывать для собственного удовольствия. Стоило плёнкам завертеться, и с них в любую минуту мог захохотать знакомый матрос, крикнуть начальник, запищать штурманский сынишка.
Наконец Перчиков вытащил какую-то плёнку и шлёпнул ею об стол.
— Вот она! Ну, теперь держись, Бурун! Старый боцман спал за перегородкой и ничего не подозревал. Он видел уже десятый сон и выпускал тоненькие струйки храпа. Ему снились якоря, спасательные круги, штанина, которая болталась на антенне, и над всем этим кружились чайки.
Вдруг чайки разлетелись. Боцман вскочил и схватился за голову. Где-то рядом раздался знакомый крик:
«Ну-ка, где этот старый хрыч? Опять утащил у меня юбку на свои тряпки? Открывай каюту!»
И в дверь постучали. Боцман побледнел. Он узнал бы этот стук из десяти тысяч стуков. Но никак не мог сообразить, откуда в Тихом океане, посреди Охотского моря, объявилась его старуха. Бурун нащупал ногами тапочки и побежал к двери. Сперва он приоткрыл её только немного и поглядел в щёлку одним глазом. Потом открыл дверь пошире и высунул голову. Старухи не было!
— Фу-ты! — сказал боцман. — Вот так приснилось!
Он вытер пот и снова забрался на койку.
Но едва он задремал, как снова услышал самый настоящий стук и самый настоящий старухин голос закричал:
«Что, прячешься? Ну погоди, я до тебя доберусь!»
Сонный Бурун выскочил босиком в коридор, промчался из конца в конец. И вдруг остановился возле каюты Перчикова. Голос доносился оттуда. Боцман изо всей силы распахнул дверь и влетел в каюту. На койках давились от смеха Солнышкин и Перчиков. А на полу с магнитофонного диска продолжали слетать грозные старухины крики.
Растерянный Бурун замигал глазами, надулся. Но потом почесал за ухом и зевнул: