Мореплавания Солнышкина
Шрифт:
— Я так и з-знал, — и собрался уходить.
Но вдруг Солнышкин задумался. Ему кивнула листьями пальма, показалось лицо Морякова.
«А, гуд монинг», — вспомнил он и крикнул вслед штурману:
— Гуд монинг!
Пионерчиков с любопытством повернул голову.
— С чего же мы начнём наш урок? — обратился к нему Солнышкин и сам удивился своему красноречию! — Пожалуй, мы поговорим с вами, как джентльмен с джентльменом. Не так ли? Начнём с правил морской вежливости… Послушайте, Пионерчиков, когда вы прекратите это мальчишество? То
Солнышкин прихлопнул ладонью рот. Он выставил вперёд руку и хотел объяснить, что это не он, это какое-то недоразумение! Но победитель акулы тоже почему-то зажал рот, нагнулся, как будто хотел боднуть обидчика, и побежал по коридору.
Солнышкин сел на кровать. Он схватил подушку. И тут из-под неё выглянул маленький магнитофончик.
— Вот чьи это штучки! — подскочил Солнышкин. Он натянул тельняшку и бросился искать Перчикова.
МЕЛКОЕ НЕДОРАЗУМЕНИЕ И КРУПНАЯ ПОТАСОВКА
Возмущённый Солнышкин босиком летел вверх по трапам.
Волны вспыхивали, словно на них устроили праздничный танец миллионы солнечных мотыльков. Но Солнышкин этого не замечал.
— Мало ему шуток! Теперь потешается над друзьями!
Чертыхаясь, он несколько раз стукнулся пальцами о ступеньки так, что по ногам брызнуло электричество, и выбежал к радиорубке. По Перчикова там не было.
То и дело подпрыгивая, Солнышкин помчался на корму. Несмотря на утро, палуба так накалилась, что пятки дымились.
Он обежал всю палубу и наконец остановился и притих. Возле камбуза слышались весёлые голоса.
— Вот это блины! — хвастался Борщик. — Встанет команда, проглотит их вместе с коком!
— А вот сейчас, — послышался голос Перчикова, — сейчас Солнышкин проснётся англичанином.
Было слышно, как радист жевал блин.
— Как это? — спросил Бурун.
— Как?… — Перчиков не договорил.
Из-за угла вылетел Солнышкин.
— Подстроил и ещё хвастаешься?
— Ваша светлость, а почему не по-английски? — усмехнулся Перчиков.
— Это не по-товарищески! — крикнул Солнышкин, подпрыгивая то на одной, то на другой ноге. — Знаешь, что за такие вещи делают?
Бурун и Борщик удивлённо переглянулись. Перчиков едва не выронил надкушенный блин.
— Слушай, Солнышкин, иди выспись!
— И пойду! — Солнышкин повернулся, но вдогон получил такую затрещину, что завертелся волчком. — Так ты ещё драться?! — В глазах Солнышкина вспыхнуло короткое замыкание.
— Да ты что, спятил? откликнулся Перчиков. Но и ему достался такой шлепок, что загудели и небо, и земля, и палуба.
Он схватил Солнышкина за руку. Но теперь на них обоих сыпались удар за ударом. Рядом, прикрыв лицо фартуком, вертелся Борщик, а Бурун на четвереньках влетел на камбуз, и оттуда торчали только его ноги. Кажется, на палубе начиналась такая потасовка, какой боцман ещё не видел.
— Да хватит вам, хватит! — кричал он.
А Солнышкин, уже забыв обо всём и не обращая внимания на удары, размахивал тельняшкой и хлопал ресницами. Вокруг с шелестом вспыхивали алые, фиолетовые, зеленоватые крылья. В воздухе переливалась радуга: это, горя чешуёй, над палубой пролетали десятки настоящих летучих рыб. Они взмывали из океана и, перелетев через борт, долго-долго парили над синевой.
— Дождь, рыбный дождь! — сказал Солнышкин.
Перчиков потёр ухо, Бурун открыл глаза, а Борщик, растопырив пальцы, бросился вперёд: «Лови! Держи!» — от него улетал великолепный завтрак для всей команды.
Рыбы за бортом продолжали летать, сверкать, трепыхаться. И только иногда на поверхности океана показывалась громадная серая туша. Там, гоняясь за косяком, веселился Землячок, который устроил для друзей маленькое тропическое представление.
Да, этого момента Солнышкин ждал с самого рождения! Он мечтал об этом, когда над Сибирью трещал мороз, а в маленькой печурке его бабушки пылали жаркие сосновые поленья.
Он листал страницу за страницей, а бабушка вязала и не видела, как в их комнатке возникают океан, акулы, настоящая палуба и вокруг порхают летучие рыбы!
Перчиков положил Солнышкину руку на плечо.
— А я думал, это ты меня съездил, — смущённо почесав затылок, сказал Солнышкин.
— За что? — спросил Перчиков.
— Не знаю, — опять рассердился Солнышкин, — но зато по твоей милости я наговорил только что Пионерчикову немало гадостей.
— Каких ещё гадостей? — удивился Перчиков.
— Тех самых, которые вдолбил мне в голову твой магнитофон!
— Ну, это ты поосторожней! — сказал Перчиков. Обижать такой замечательный аппарат он не мог позволить даже Солнышкину. — Я могу при свидетелях доказать, что это клевета.
— Пожалуйста, — сказал Солнышкин.
— Пожалуйста! — крикнул Перчиков.
И вся компания отправилась к месту происшествия.
Едва с магнитофонной ленты прозвучало «гуд монинг», Перчиков победоносно взглянул на друзей. Но когда магнитофон повторил вчерашний разговор капитана со штурманом, Перчиков виновато оглянулся, сдвинул на лоб беретик и притих.
— А что, — спросил Борщик, — Пионерчиков и вправду лаял?
— Это его дело, — ответил Перчиков. — А вот то, что мои затеи дважды за один вечер погорели, как у Борщика макароны, это точно.
Борщик заёрзал на месте, но промолчал. А радист выложил друзьям историю с сигналами внеземной цивилизации.
— Да, с магнитофоном, конечно, вышел цирковой номер! — заметил Бурун. Ему приятно было вспомнить о цирке. — А насчёт цивилизации ещё ничего не известно. Сегодня слушали радио? Летающие тарелки объявились.