Морильское время
Шрифт:
— Во всяком случае, вам гораздо проще, вас двое, — сказал он по этому поводу девушке. — Если захотите, можете уехать куда-нибудь. Да и о Системе знаете достаточно, чтобы не попасться.
— Да, можно уехать. Но с другой стороны мне кажется, что мы нужны здесь. В Морильске есть наша организация, люди, которые нас понимают. Да тут ещё — возможность пощипать Систему. Как можно отказаться от такого шанса дать разведку боем? Они изучают нас, а мы их… Знаешь, все люди, не заметив этого, разделились на две расы. Нету ни масонов, ни тамплиеров, ни евреев. Нету врагов в традиционном понимании. Просто есть „чистые“ и „серые“. А наша проблема в том, что мы, вроде,
Нет, всё же это была удивительная девушка! В противоположность той же Люде ей не нужны были никакие советы, она сама знала обо всём и, наверно, чувствовала даже некоторое превосходство над своим возлюбленным. Не о таких ли женщинах писал Некрасов? Да и остались ли они ещё в русских селеньях, опущенных мусором социализма и потрясениями девяностых, пронивелированных Системой?
Потом говорили об особенностях кодирования. Борис вспомнил об Эдуарде — он действительно видел его на руднике. Оказывается, они вместе работали… А недели три назад ему показалось, что прямо у них в раздевалках применяли кодеры. Он как раз шёл со смены. Все, кто был рядом с ним, остановились от накрывшей волны инфразвука, а он с трудом дополз до своих шкафчиков и только там пришёл в себя — в их закутке кодирующий сигнал практически не был слышен. Через несколько минут, когда обёрнутый в полотенце он шёл в душ, всё было как обычно: очнувшиеся коллеги начинали снимать спецодежду, посторонних не было. Он тогда подумал ещё: хорошо хоть не за ним пришли. Не иначе, как Эдуарда тогда и брали.
После разговора о Системе они постепенно перешли на менее актуальные темы. Борис знал, что его товарищи были заядлыми поклонниками горнолыжного спорта. Он и сам уже не раз собирался податься в горнолыжники, но всё как-то откладывал. Теперь же был решительно настроен „причесать гору“ в ближайший сезон. Уж если ему покорились беговые лыжи и винтовка, то с горными — сам Бог велел справиться.
Дальше выяснилось, что Косик недавно перешёл с горных лыж на доску, чем сильно разозлил Олесю. Она долго объясняла, насколько это неудобный и коварный снаряд, как неуклюже передвигаются сноубордисты возле подъёмника, что даже стоять на мало-мальски крутом склоне нельзя: или ехать, или садиться. А два её одногруппника травмировались этой весной на досках: один сломал руку, второй вообще переломал всё что ломается, поэтому вынужден был уйти в академ и вообще только-только начинает ходить после тяжёлых травм.
Подробное описание хода лечения её одногруппника натолкнуло Бориса на мысль, что неспроста она так свободно владеет медицинскими терминами. Да и кровь из вены берёт… Не хуже, наверно, чем Надя, исчезнувшая из его жизни так же внезапно, как и появившаяся… Наш герой не удержался и спросил об этом у девушки.
— Ты угадал, — улыбнулась она, — я проучилась два года в медучилище.
— Проучилась?
— Да, не стала заканчивать. Не хотела я туда идти, да родители настояли… Это было последнее, в чём я пошла им на уступки.
— Так тебе сколько лет? Ты что старше Коса?
Девушка ответить не успела. Раздался звонок, и нарисовался Кос, бледный, как домотканое полотно. Он молча скинул куртку и прошёл в комнату Олеси. Ребята последовали за ним. У Бориса возникли плохие предчувствия: неужели Диортам добрался уже до Денисыча?
— Всё, — только и выговорил он через несколько секунд.
— Что всё? — спросили Олеся и Борис в один голос.
— Что с Денисычем? — добавила Олеся.
— Да с Денисычем-то как раз ничего, — начал приходить в себя Косик, — передал я ему анализы.
— Ну и как?
— Что, как?
— Что с анализами?
— Да не знаю я как анализы. Я и Денисыча-то видел только издалека. Проследил только чтобы он их забрал. Тут тема посерьёзнее.
— Что ещё? — не выдержала Олеся.
— После того как анализы передал, я домой забежал. Прохожу мимо комнаты брата, а он в душе плескается и песни поёт. Паваротти, блин! Заглянул я к нему, а у него на мониторе окошко оранжевое не закрыто. А я знаю, что это у них программа спецсвязи. Почтовый клиент с продвинутым аппаратным шифрованием…
— Ну… — нетерпеливо произнесла Олеся, видимо опасаясь, что Кос по привычке уйдёт в дебри технических тонкостей.
— Вообще, она через две минуты сама должна окна закрывать, но почему-то не закрыла. Завис компьютер, что ли?… В общем, там приказ: о розыске и взятии под негласный надзор Быкова Бориса Алексеевича 1976 г.р., уроженца города Серпухов Московской области, работающего машинистом электровоза на участке электровозного транспорта на объекте 19-У. Я просто охренел! Так и написано: что-то вроде „по подозрению в участии в деятельности незаконных бандформирований“. У меня просто ступор какой-то случился. Я стоял так, наверно, минуты две, и не знал что делать. Куда бежать? Попытаться как-то уничтожить приказ? Так ведь без толку…
— И что ты сделал?
У Бори состояние было не намного лучше, чем у его товарища в момент прочтения приказа. Пока он слушал, у него в голове пробежали, наверно, сотни мыслей. Самые безобидные были: „Как теперь на работе появиться?“, „А домой-то как прийти? Ведь сразу же повяжут…“.
— Да что сделал? Развернулся, и бегом из дома. К вам.
— Что же делать теперь? — взволнованно спросила побледневшая Олеся.
— Ну что, будете теперь спорить? — спросил как-то обозлённо Кос, посмотрев на товарищей и слегка прищурившись. — Или берёмся за руки, друзья, и сегодня вечером вставляем этой конторе „по самое не хочу“. Или разбегаемся и пропадаем поодиночке.
— Да. Тут уж возражать не приходится, — задумчиво ответила Олеся, — если Борьку повяжут, то на нас выходят автоматически.
Больше о дате проведения операции споров не было.
Глава 15
Весь вечер 7 сентября руководители операции „ОВД“ и медики из отдела „Т“ провели на „Хараелахском“. Тревога по поводу Константина Дмитриевича оказалось напрасной. Уже к приезду машин ему, можно сказать, ничего не угрожало. Толстая пожилая фельдшер оказалась на удивление расторопной в оказании первой помощи. Мгновенно сориентировавшись в ситуации, она с помощью нитроглицерина и инъекции кордарона вернула его к жизни.
Но допрашивать подозреваемого всё равно было нельзя. Собственный врач, привезённый группой, твёрдо заявил, что больного нужно госпитализировать. Поэтому его отправили под охраной в городскую больницу, а сами ещё и ещё раз прослушивали запись допроса, заканчивавшуюся хрипом допрашиваемого и топотом спецгруппы. Теперь сомнений не было: настоящий ПГ найден, его таинственный спутник — тоже. Оставалось, конечно, масса вопросов, которые не успели задать. В частности, о подробностях участия самого допрашиваемого в тайном выведении ПГ из шахты, о связи их обоих с раскручиваемой преступной группой и о многом другом.