Морские истории
Шрифт:
Нету! Нету! Уж пять минут, может быть, нету… Капитан взглянул на часы. Если еще пять минут не будет…
И не было. Капитан глянул на себя в зеркало. Он был красен весь, лицом и шеей, в один ровный багровый цвет. Не узнавал красного человека и от глаз не мог оторваться: сам на себя смотрел.
Потом, не брякнув, сунул кольт в ящик и аккуратно притворил. Вышел на мостик. Всходила красная луна.
— Определиться? — спросил помощник.
— Всех я вас уж определил, кто чего стоит, — сказал капитан и сам взял сектант (астрономический
А утром стал бриться и увидал, что виски седые.
КОМПАС
Было это давно, лет, пожалуй, тридцать тому назад. Порт был пароходами набит — стать негде.
Придет пароход — вся команда высыпает на берег, и остается на пароходе один капитан с помощником, механики.
Это моряки забастовали: требовали устройства союза и чтоб жалованья прибавили.
А пароходчики не сдавались — посидите голодом, так, небось, назад запроситесь!
Вот уже тридцать дней бастовали моряки. Комитет выбрали. Комитет бегал, доставал поддержку: деньги собирал.
Впроголодь сидели моряки, а не сдавались.
Мы были молодые ребята, лет по двадцать каждому, и нам черт был не брат.
Вот сидели мы как-то, чай пили без сахара и спорили: чья возьмет?
Алешка Тищенко говорит:
— Нет. Не сдадутся пароходчики, ничто их не возьмет. У них денег мешки наворочены. Мы вот чай пустой пьем, а они…
Подумал и говорит:
— А они — лимонад.
А Сережка-Горилла рычит:
— Кабы их с этого лимонаду не вспучило.
Тридцать дней хлопцы держатся, пять тысяч народу на бульваре всю траву штанами вытерли.
А Тищенко свое:
— А им что? Коров на твоем бульваре пасти? Напугал чем?
И ковыряет со злости стол ножиком.
Тут влетает парнишка. Белотелый, всклокоченный. Плюнул в пол, хлопнул туда фуражкой, кричит:
— Они здесь чай пьют!..
— Лимонад нам пить, что ли? — говорит Тищенко и волком на него глянул.
А тот кричит бабьим голосом:
— Они чай пьют, а с «Юпитера» дым идет!
Тут влетает парнишка. — Они чай пьют, а с «Юпитера» дым идет.
Тищенко:
— Нехай он сгорит, «Юпитер», тебе жалко?
— С трубы, — кричит, — с трубы дым пошел!
Тут мы все встали, и Сережка-Горилла говорит:
— Это не дым идет, а провокация.
Парнишка плачет:
— Черный! Там дворники под котлами шевелят. Пошли!
Выскочили мы, пошли к «Юпитеру».
Верно, из пароходной трубы шел черный дым, а кругом — и на сходне, и на пристани, и на палубе — кавалеры в черных тужурках. Рукава русским флагом обшиты, и на поясе револьверы.
Не подойти.
— Союзники русского народа, — объясняет парнишка.
Будто мы не знаем, что такое «союз русского народа» — полицейская порода.
Когда мы на бульвар пришли, только и разговору, что про «Юпитер». Стоит народ, и все на дым смотрят.
Взялся капитан с дворниками в рейс пойти, сорвать матросскую забастовку. Капитан — из «русского народу», и охрану ему дали: двадцать пять человек. Дворники — не дворники, а уголь шевелят здорово. На руль помощников капитан поставит, в машину — механиков…
— Очень просто, что снимутся, — говорит Тищенко, — а в Варне заграничную команду возьмут — и дошел.
Сережка вдруг оскалился, говорит:
— Не пустим!
— Ты ему соли на корму насыпь, — смеется Тищенко.
— Знаем, как насолить, — говорит Сережка. — Пойдем… — И толкает меня под бок.
Вышли мы из толпы.
Сережка мне говорит:
— Ты не трус?
— Трус, — говорю.
Он помолчал и говорит:
— Так вот, приходи ты сегодня в одиннадцать часов на Угольную, я около трапа тебя ждать буду. И никому — ничего.
Пальцем помахал и пошел прочь.
Чудак!
Прихожу в одиннадцать на Угольную пристань. Фонари электрические горят, и от пристани на воду густая тень ложится — ничего не видать под стенкой. Дошел до трапа, на ступеньках сидит Сережка- Горилла.
Сел я рядом.
— Что, — спрашиваю, — ты надумал?
— Полезай, — говорит, — в тузик вон у плота, дорогой обмозгуем.
Рассмотрелся, вижу плот и тузик.
Пошел я по плоту, — не видать, где плот кончается. Ступил на воду, как на доску, и полетел в воду.
Самому смешно: шинель вокруг меня венчиком плавает, и я как в розетке.
А вода весенняя, холодная.
Я в туз. Пока вылез, хорошо намок.
Разделся я до белья — и холодно и смешно. Стал грести, согрелся.
— Ну, — говорит Серега, — начало хорошее. А сделаем мы вот что: я на «Юпитере» путевой компас из нактоуза [3] выверну и тебе в мешке спущу.
— А как подойдем? Трап ты спросишь у охранников?
— Нет, — говорит, — там угольная баржа о борт с ним стоит, какого-нибудь дурака сваляем.
3
Нактоуз — медный предохранительный колпак с фонарями на компасе.
— Сваляем, — говорю.
И весело мне стало. Гребу я и все думаю, какого там дурака будем валять. Как-то забыл, что «союзники» там с револьверами.
А Сережка мешок скручивает и веревку приготавливает.
Обогнули мол. Вот он, «Юпитер», вот и баржонка деревянная прикорнула с ним рядом. Угольщица.
Гребу смело к пароходу.
Вдруг оттуда голос:
— Кто едет?
Ну, думаю, это береговой, — флотский крикнул бы: «Кто гребет?»
И отвечаю грубым голосом:
— Та не до вас, до деда.