Морской разбойник и торговцы неграми, или Мщение черного невольника
Шрифт:
Нарину тотчас же отнесли в больницу, где ее старательно лечили. У другого хозяина, не столь человеколюбивого, как этот колонист, она подверглась бы жестокому наказанию по выздоровлении за убыток, причиненный ее хозяину.
— Что прикажете сделать с этим шалуном? — спросил староста. — Он заслуживает наказание за то, что остановил фабрикацию и изувечил одну из ваших невольниц.
— Какого он поведения?
— Что касается этого, господин Вилль, то уверяю вас, что отличного. Он работает так усердно, как ломовая лошадь. Немного задумчив, но смирен как ягненок и кроток как голубь.
— В самом деле? Ну так я возьму его к себе во двор... Этот каналья Юпитер, которому я поручил моих собак, день ото дня становится негоднее... Я отошлю его к тебе на завод для замены этого... Умеет ли он говорить по-английски?
— Коверкает кое-как несколько слов, но он очень хорошо понимает знаки.
— Ну, кончено!.. Я беру его... но наперед, чтобы не делать потачки таким шалостям, влепи ему несколько ударов... так пустяки... для примера, только поскорее... ибо жена моя и дочь ожидают меня к завтраку... и я хочу возвратиться домой пока еще не так жарко.
— В таком случае, господин Вилль, я влеплю ему дюжину...
— Как дюжину?..
— Да сударь! — ответил староста, махнув плетью.
— А! я и забыл было совсем!.. Да, да, дюжину... а потом пришли его ко мне тотчас же.
Вследствие этого приказания Атар-Гюль был привязан к столбу и высечен.
Спокойствие и прежняя улыбка не оставили его ни на минуту.
Он не кричал и не плакал; даже радость и удовольствие выражались на его лице в то время, как он получал удары.
И точно все исполнялось по его желанию. После некоторого приключения он имел только одну единственную цель: сблизиться с господином Виллем и быть принятым в его семействе. Ибо он питал теперь в своем сердце две весьма различные ненависти: к Брюлару и к колонисту.
Но ненависть, которую он имел к Брюлару была ничтожна в сравнении с той, которую он чувствовал к господину Виллю.
Когда наказание кончилось, Атар-Гюль связал в узел свои пожитки и поспешил помочь господину Виллю сесть на лошадь, который, тронутый его усердием и не злопамятством, шутя, слегка потрепал его по щеке.
Атар-Гюль отправился в дом колониста, не простившись даже с Нариной; он забыл и любовь...
И что такое любовь в сравнении с глубокой, сильной африканской ненавистью.
Когда колонист возвратился домой, то солнце сильно пекло, а потому он очень сожалел, что не взял с собой большого зонтика, и понукал свою лошадь, как вдруг звук знакомого голоса заставил его вздрогнуть...
Он ехал по длинной аллее из густых тамарнитовых деревьев, как вдруг из-за кустарников выбежала ему навстречу, прелестная как роза, веселая, молодая девушка...
Это была Женни, его дочь...
За ней шел красивый молодой человек, неся большой зонтик и ведя под руку престарелую женщину...
Это были Теодорик, жених Женни, и госпожа Вилль.
— Берегись, берегись, Женни, — сказал колонист, — лошадь придавит тебе ножку...
И в самом деле молодая девушка бросилась на шею к своему отцу с такой горячностью, что большая соломенная шляпка ее упала и прелестные кудри белокурых волос рассыпались по белоснежным плечам и закрыли все лицо...
— Бедный батюшка, — сказала она, с нежностью и беспокойством взглянув на колониста, — как вам жарко... А мы позабыли подать вам зонтик. Это Теодорик виноват!
— Ах!.. Женни!.. Ты напрасно обвиняешь Теодорика.
В это время подошла госпожа Вилль и сказала:
— Друг мой! ты верно устал!..
— Не лучше ли вам сойти с лошади, господин Вилль? — спросил с участием Теодорик.
— Нет, дети мои, мне и так хорошо; какую усталость не забудешь при таком ласковом приеме... однако я охотнее дойду до дому вместе с вами!
И колонист слез с лошади, погладил ее рукой и отдал одному из негров, последовавших за ним...
— Что это за новый слуга у тебя? — спросила госпожа Вилль, указывая на Атар-Гюля.
— Сокровище!.. настоящее сокровище!.. Как мне сказал староста наш Яков, он заменит мне этого ленивого Юпитера.
— Но уверен ли ты в честности этого невольника, друг мой?.. Надежен ли он?
— Ты знаешь, что староста Яков знает в этом толк. Ну, пойдем, пойдем скорее, мне очень хочется есть...
— Вы будете иметь отличный обед, сударь, — сказала с улыбкой госпожа Вилль. — Повар наш Томи сегодня особенно постарался... у вас будут морские угри под соусом... черепаховый суп...
— Замолчи! замолчи! не говори мне... Но посмотри, пожалуйста, на Женни и Теодорика, не правда ли, что это будет славная парочка!.. Женни одна из прелестнейших девиц острова Ямайки.
— Скажите лучше, наша Женни, сударь, — возразила госпожа Вилль.
Колонист вместо ответа крепко обнял свою жену.
Наконец они пришли домой, вошли в просторную и богато убранную столовую, где все это доброе и честное семейство весело уселось обедать вокруг большого стола.
— Позовите ко мне Юпитера, — сказал господин Вилль, отобедав и напившись кофе.
Через четверть часа Юпитер явился к нему, дрожа всем телом.
Колонист лежал на диване и держал в руке охотничье ружье, щелкая замком.
— Юпитер! — сказал он невольнику, — я замечаю, что ты совсем забываешь свои обязанности; во-первых, ты худеешь и изводишься, между тем как хороший невольник должен быть всегда толст и здоров для чести своего господина. Собаки мои, тебе порученные, также худеют день ото дня. А потому, убирайся вон из моего дома, и не осмеливайся показываться мне на глаза, бездельник!.. Ступай на завод работать!.. Атар-Гюль будет работать на твоем месте...
Бедный Юпитер печально склонил голову и сказал тихим голосом: