Морской сундучок

Много лет назад во Владивостоке, на выступлении в одной из школ, я читал свои морские стихи и рассказывал о дальнем рейсе, о том, что у нас случалось

в Арктике, у берегов Кубы и Индонезии, кого встречали, что интересного видели, а ребята наперебой спрашивали:

— А акул видели?

— А китов встречали?

— А когда-нибудь тонули?

— А кого-нибудь спасали?

— А плавание было кругосветным?

Я отвечал, что и тонули, и спасали, и акул и китов видели, и плавание действительно было кругосветным…

Вдруг встал один бойкий мальчишка и сказал:

— Вот здорово было бы, если бы вы написали для ребят большую морскую книжку! На все бы вопросы разом ответили!

Я сам любил в детстве читать книги о приключениях, о путешествиях, потому-то и оказался на берегу Тихого океана и стал матросом. Совет мальчишки мне запомнился. И взрослые серьёзные люди — Корней Иванович Чуковский, Валентин Петрович Катаев, Агния Барто, автор знаменитой книги про капитана Врунгеля Андрей Некрасов и многие друзья советовали мне то же самое. Да и замечательный издатель детских книг Константин Федотович Пискунов не раз говорил:

— Обязательно напишите весёлую морскую книжку для детей! Для мальчишек!

Я в то время писал уже большую «взрослую» книгу и собирался в новое плавание. Но тут случилось со мной неприятное происшествие: крепко зацепило меня корабельным тросом, и я, весь в гипсе, надолго застрял на берегу. И вдруг неожиданно для себя, отложив «взрослые» дела, написал для ребят повесть «Весёлое мореплавание Солнышкина», а потом «Солнышкин плывёт в Антарктиду» — про приключения доброго компанейского парнишки, который стал лихим моряком.

А потом были книги: «Морями-океанами» и «Волны словно кенгуру» — о кругосветных плаваниях. А следом — «Что случилось на границе», потому что дружил с пограничниками и ходил с ними тигриными тропами. А дальше — «Коготь динозавра», потому что не раз ездил по пустыням Монголии к тем местам, где раскапывали останки динозавров. И книги стихов «Морской сундучок» и «Сорок белых кораблей» — потому что какое же море без морских стихов и песен. И получилось, что все эти книги — для детей.

Конечно, ответить на все ребячьи вопросы мне пока не удалось. Но, может быть, я ещё напишу кое-что. Про тех людей, которые спасли меня во время войны. И про то, как дружил со старшими мальчишками, которые и заразили меня мечтой о море. Они тоже мечтали о дальних плаваниях и полётах, пели песенки о капитане Гранте и о весёлом ветре. Но грянула война — и все они ушли на фронт и погибли в жестоких боях, защищая Родину.

Я их всегда помню. Всю жизнь чувствую, что они рядом со мной — в плавании, в полёте, в дальней дороге. Плывут, поют, задают разные вопросы. И мне на них хочется — надо! — хорошо и честно ответить.

В и т а л и й К о р ж и к о в

А что такое Качка? Уже четыре дня На палубе — горячка, В каюте — толкотня. Ботинки бродят сами — Я слышу их шаги, Разводят рукавами На стенах пиджаки. Вода То хлещет сбоку, То лезет из угла, И прыгает У кока Посуда со стола. Но разве качка это? Бывает, рулевой Штурвал уже с рассвета Бодает головой. Волна поднимет лапу, Ударит судно в нос — И катится по трапу До кубрика матрос. А море зарокочет, Поднимет Десять лап — Он кубарем Грохочет Из кубрика на трап. Но вот он, берег! Косо К нему идёт корма, И косо На матроса Уставились дома. Тяжёлыми шагами Он сходит с корабля, И долго под ногами Качается земля.

Как-то в конце лета взяли мы в таёжном порту на теплоход лес для Японии, спустились вечером по реке вдоль желтеющих шумных берегов и побежали по морю.

А утром стали мыть судно. Грязь долой, щепу долой! Кто внизу палубу из шлангов окатывает — брызги радугой во все стороны, кто возле шлюпок. А мне с дружком досталось мыть мостик и палубу возле рулевой рубки.

Щёткой драили, шваброй мыли.

Вымыли, вычистили — всё бело! Солнце светит, словно и ему приятно на такую чистоту смотреть. И море, и небо чистые. Только где-то далеко-далеко у горизонта тучки похаживают.

Капитан вышел из рубки, сощурился, прошёл из угла в угол, окинул взглядом палубу, стены, ничего не сказал, лишь кивнул. Значит, хорошо. А потом вдруг поднял голову и весь потянулся вверх.

— А это что? — спрашивает.

Я тоже посмотрел вверх и оторопел. В углу, под навесом, золотится паутинка, а на ней лесной паучок качается. И откуда только взялся! И мылом ведь мыли, и щёткой драили.

Капитан махнул пальцем:

— Убрать паука!

Сбегал я за тряпкой, возвратился, а паучка-то нету. Ни паучка, ни паутинки. Может, ветром сдуло, а может быть, каплями сбило. Солнце вон припряталось, мы к тучам подобрались, дождь накрапывает.

Тут выглянул капитан, посмотрел вверх — нет паутины — и кивнул: «Порядок».

Следующим утром поднялся я к рубке. Опять паутинка горит, тоненькая-тоненькая. Опять паучок на ней качается. Ни волн, ни ветра не боится.

А рядом опять стоит капитан и его разглядывает. Я снова бросился за тряпкой. Капитан махнул рукой, говорит:

— Отставить! Сейчас, кажется, дождь пойдёт.

И в самом деле — стало вдруг прохладно, мрачно. Паучок стал сматывать паутину и только в щёлочку под крышу спрятался, из туч полетело по всему морю: пах! пах!

— Не трогать паука! — рассмеялся капитан. — Он нам погоду будет предсказывать.

Не трогать так не трогать. Да и веселей с ним: свой, таёжный!

Так он и прижился. Как только начнёт паутинку сматывать, все шумят:

— Задраить иллюминаторы: паук сматывается!

А если будет тихо и ясно, то развесит свою сеть и бегает по ней из стороны в сторону, словно драит, чистоту наводит, чтоб не ругали. Пароход-то у нас чистый.

И команде это понравилось. Один ему муравьиное яичко из коры выковырнет. Другой мошку выловит.

Пришли в Японию — исчез паучок. И все про него забыли. Да и где тут помнить! Шумят над головой громадные краны, поднимают брёвна, бегают по трапам в жёлтых касках японские грузчики, кричит на причале паровоз, лязгают вагоны…

Но вот повернули мы обратно — и сразу его вспомнили. Кто-то пожалел:

— Наверное, подцепили нашего морячка бревном, унесли.

Капитан вслух подумал: