Мортем
Шрифт:
Лея с осуждением посмотрела на Рамона.
– Я не знаю, куда ты там ходишь и чем тебе промывают мозги, но я не позволю тебе что-либо сделать с собой.
– Ты будешь запирать меня в комнате? Может, еще в психушку сдашь? – спросил парень без упрека и колкости, но Лея восприняла эти слова совершенно иначе.
Ее вмиг захлестнула какая-то неудержимая злоба. Лея резко поднялась со стула, отбросив его в противоположном от себя направлении. Рамон знал эту ее особенность и даже не пошевелился, но все же почувствовал себя виноватым.
– Ты вообще понимаешь, что сейчас сказал? Если надо будет, то да, я тебя запру и сдам в психушку, но я не позволю тебе просто взять и покончить с собой! Какой абсурд, Рами! Думаешь, ты мне честь какую-то оказал, выдав секретную информацию, или о чем ты вообще думаешь?!
– Не
Лея замолчала. Она продолжала стоять около стола и пыталась правильно сформулировать мысли. Лея тяжело дышала, было видно, как поднимается и опускается ее грудь.
– Лучшее, что ты можешь для меня сделать – это дать мне спокойно умереть, – продолжал Рамон. – Смерть куда приятнее жизни в одиночестве и, уж тем более, в психушке. Ты там хоть раз была? Знаешь, как там обращаются с людьми? Хочешь меня туда отправить? Это все ради себя, Лея, не ради меня. Мне неважно, сколько я зарабатываю сейчас или заработаю в будущем. Я объезжу весь мир, сделаю себе кучу пластических операций, чтобы быть менее уродливым, найду себе кого-нибудь с низкими запросами, но так и останусь несчастлив. Я типа рассказал тебе обо всем только потому, что уверен в тебе, в твоей поддержке. Не хочу оставлять тебя в неведении.
Лея почувствовала, как к горлу подступает тошнота. Она молча ушла к себе в комнату, оставив на кухне разогретый, но недоеденный обед, и своего друга, который, подобно еде, тоже был разогрет этим разговором, и теперь постепенно приходил в себя. Рамон прибрался на кухне и вышел оттуда, рассчитывая, что разговор продолжится у него в комнате.
Лее казалось, будто в квартире не хватает воздуха. Она быстро надела джинсы и свитер, накинула верхнюю одежду и практически выбежала из дома. Лея знала, что их следующий разговор должен закончиться каким-то решением.
Ей все никак не удавалось осмыслить услышанное, и казалось, что вряд ли когда-то удастся. В голове звучал вопрос Рамона: «Кому ты делаешь лучше?». Ответ не нравился самой Лее и только больше ее подстегивал.
Лея знала, что решение уже принято, и приняла его не она сама. Ее раздирало. Речь шла даже не о том, отступать Лее в этой борьбе или нет, а о том, какие усилия ей потребуются, чтобы отступить.
Легкий морозный ветер покалывал щеки. Лея нацепила куртку не по погоде и чувствовала свою ошибку, так что душевные страдания дополнялись физическими. На самом деле она злилась не на Рамона за его слова и мысли, а на себя. Только на себя и, конечно, на его мать, которая сыграла большую роль в таком решении сына. Лея не хотела возвращаться, потому что там, в квартире, диалог продолжится, но сейчас, пока она капюшоном закрывает лицо от ветра, диалог отодвигается, будущего словно не существует. Удивительно, но в голове Леи не возникло ни единого вопроса по поводу бюро, ни единого сомнения. Рамон предупредил ее о вечной разлуке, фактически о том, с чем она не сможет смириться никогда.
Лея выдержала на холоде только сорок минут, и, хотя могла бы простоять так и дольше, вернулась в квартиру из-за необходимости поставить точку.
Рамон ждал ее. Он сидел на слабоосвещенной кухне напротив окна и рассматривал пачку сигарет, которую достал специально для подруги. Он не выглядел сломленным и это, наверное, отличало его от многих людей в аналогичной ситуации. Он мог выглядеть сейчас подавленным, обиженным, задумчивым, но только не сломленным, потому что настолько привык быть сломленным, что уже воспринимал это как свое обычное состояние, не способное влиять на выражение лица или положение тела.
Лея сразу заметила его, когда вошла. Между коридором и кухней не было дверей, и чтобы разглядеть человека, не требовалось особых усилий. Рамон, услышав шум в коридоре, поднял глаза и встретился взглядом с Леей.
Подойдя к кухонному столу, она сразу потянулась за сигаретой. Рамон тут же отозвался на движения ее рук и достал сигарету из пачки быстрее, чем Лея успела дотянуться. Они действовали слаженно, именно так, как привыкли действовать люди, которые давно живут вместе.
Рамон не торопил Лею. Они оба наслаждались дымом, наполнявшим комнату и легкие, и были сосредоточены на этих мгновениях. Если бы у Рамона спросили, что больше всего похоже на счастье, он бы достал сигарету из пачки и отдал ее говорившему. Зрелище это было удивительным и одновременно удручающим.
– Так значит, две недели? – голос Леи так внезапно нарушил тишину, что Рамон невольно вздрогнул.
– Да, – ответил он.
– Как это случилось? – голос Леи напоминал Рамону строгую учительницу, которая хочет выяснить у непослушного ученика причину его выходок.
Ему не потребовалось много времени, чтобы вспомнить историю целиком или уточнить про себя детали. Он был готов к такому вопросу.
– Мы же оба не сомневались в том, что история, рассказанная каким-то странным челом реальна, хоть я и не показывал этого. Не подумай, я не пытался намеренно что-то разыскать или типа того, ну, потому что даже на массовую оргию попасть не так просто, а тут вообще подпольная эвтаназия! Хе, я помню те две недели, а может и больше, когда ты была одержима загадочным похоронным бюро и пыталась что-то найти в интернете. Я хз, кто тоже не пытался что-то найти. Типа: «Вау! Вот это история. Я буду первым, кто накажет виновных и получу свою награду! Ну или пулю в лоб». Хотя меня последний вариант привлекает даже больше… Ты знаешь, что я давно занимаюсь благотворительностью. Езжу в детские дома, больницы и все такое. И ты помнишь Веру. У нее был лейкоз в стадии ремиссии. Каждый свой здоровый день она помечала в календаре, потому как знала, что рак вернется. И да, он вернулся. Месяц назад я видел ее в последний раз. Пытался как-то поддержать, но она сказала: «Не надо, Рамон. Мы же взрослые люди». Я типа мало с кем делюсь своим душевным состоянием, я бы и с Верой не делился, но она всегда была откровенна со мной, и я просто, ну, отвечал ей взаимностью. Это я к тому, что она знала о моих проблемах, и в свой последний день она почему-то решила предложить мне «помощь». Она сказала: «Не переживай за меня. Я умру спокойно, я это знаю. И если вдруг тебе станет совсем невмоготу, я хочу, чтобы ты тоже умер спокойно». Сказала, что мне нужно идти в «Мортем»…
– «Мортем»… – будто завороженная повторила Лея. «Мортем» был одним из самых популярных похоронных бюро в городе. Именно с него Лея начала свои поиски и именно оттуда ушла быстрее всего, уверенная, что искать надо совсем не там.
– Ну да. Я, если честно, даже не удивился особо, когда услышал именно про «Мортем». Так вот, она дала мне номер Кларисы, это женщина, которая работает с такими, как я, сказала позвонить ей, произнести что-то вроде кодовой фразы. Вера попросила никому не рассказывать о нашем разговоре, но видишь, как бывает, – Рамон вздохнул, – через неделю Вера умерла. Еще через дней пять я позвонил туда. После фразы «мне нужна помощь» Клариса назначила встречу. На самом деле там довольно уютно, это что-то типа больницы, в которой для тебя заведомо готовят гроб. Хех. Да ты и сама знаешь, как там внутри. Я пришел, подписал бумаги, расплатился и с тех пор хожу к психотерапевту. Мне дали месяц на отказ, но осталось две недели, и я как-то не собираюсь давать заднюю. Мне нравится мой психотерапевт. Ричард интересный человек, – Рамон замолчал не несколько секунд, кивая каким-то своим мыслям. – Обычно они называют причину смерти, исходя из диагноза или вредных привычек, но, если человек знает, что, ну типа, его точно не будут искать, можно просто оставить записку о том, что ты уехал. Я так и собирался сделать, но прямо на этом этапе понял, что ты не поверишь. Я не хочу, чтобы мама знала, что я умер, но я также не хочу, чтобы ты ломала голову, что со мной стало, и именно поэтому я принял решение просто все тебе рассказать.
Во время рассказа Рамона Лея вела себя спокойно, временами казалась даже безучастной, но внимательно слушала друга, иногда прищуривая глаза на особенно любопытных для нее моментах. Она сидела, оперев локти на стол, а подбородок на ладони.
– Честно? Я не знаю, что тебе ответить, Рами. А если еще честнее, я никогда не смогу тебя понять.
– А зачем мне понимание? Я просто хочу, чтобы ты приняла мое решение и не винила себя. Вот что для меня самое главное.
Лея стала разглядывать Рамона, его выражение лица, положение тела. Он говорил о том, чтобы Лея не чувствовала вину, но при этом сам казался виноватым.