Москит. Конфронтация
Шрифт:
До источника сверхсилы я добегу и границу его пересеку без особых для себя последствий, но дальше-то что?
Вскроюсь же! И как тогда быть?
Зарычали движки мотоциклов, нихонский унтер указал мечом в сторону источника, после с жутким акцентом проорал:
— Бегом!
Караульные выставили перед собой винтовки, слаженно шагнули вперёд, и кто-то побежал, за ним потрусили остальные, бросаться на штыки безумцев не нашлось. Впереди-то ждёт неизвестность, а тут верная и не самая лёгкая смерть.
И потом — вдруг ещё улыбнётся удача?
Я-то наперёд знал, что не улыбнётся,
При иных обстоятельствах этот забег никаких неприятных ощущений не доставил бы мне вовсе, сейчас же близость чужого источника сверхсилы едва не сводила с ума. Энергетический узел, такое впечатление, обрёл материальность, на каждом шаге он дёргался и сокращался, пульсировал комком воспалённой плоти. Из-за боли и жжения в районе солнечного сплетения я никак не мог наполнить воздухом лёгкие, боль стреляла вверх и вниз, тело словно разрезали надвое невидимой алмазной струной. Неправильность бившегося в голове ритма доводила до безумия, энергия пыталась проникнуть в меня и рвала сведённый спазмом входящий канал, судорожные попытки сосредоточится на управлении ею ничего не давали. Не тот такт, не те частоты.
Беда…
С каждым шагом я словно насаживал себя на медленно вращающееся сверло, энергетический узел бился всё болезненней и резче, его едва не вырывало из меня, я попытался закрыться заземлением и не смог, поэтому и воспользовался техникой маскировки. В краткий миг между шагами переборол назойливую пульсацию в голове, повлиял на внутреннюю энергетику по давным-давно отработанному шаблону, и — сработало! Спазм никуда не делся, но на несколько секунд энергетический узел словно бы начал существовать в едином ритме с излучением здешнего источника сверхсилы, что полностью избавило от рези и жжения в груди.
Избавило полностью, но лишь секунд на десять или пятнадцать — на всё то время, пока я был способен удерживать технику активной. В общем — ненадолго. А дальше случился откат. Меня скрутила судорога, на ногах устоял едва ли не чудом. Я попытался хватануть разинутым ртом воздух и резко сбавил темп — ускориться не заставил даже рёв мотоциклетного движка за спиной. Меч плашмя ударил меж лопаток и повалил на землю. При падении я в кровь ободрал выставленные перед собой предплечья, зато резкая боль помогла очнуться и вновь начать дышать.
Поднялся, покачнулся, оглянулся. Приподнявшийся над сиденьем вездехода нихонский офицер следил за нами в бинокль, всё это было точно неспроста. Во всём этом был скрыт некий смысл. Не разгадаю его — сдохну.
Мотоциклист заложил крутой вираж и вновь покатил ко мне; я не стал дожидаться нового удара и припустил вдогонку за остальными, вернулся на своё место в середине растянувшейся вереницы военнопленных. А в голове в такт чуждому ритму местного источника билась одна-единственная мысль:
«Зачем это всё? Зачем это всё? Зачем?..»
Первого из нас зарубили минут через пять. Едва переставлявший ноги
Твари!
Вперёд я упорно не смотрел, бежал, уставившись под ноги, но и так глаза беспрестанно слезились, их словно запекало незримое пламя, а в груди всё пульсировала, пульсировала и пульсировала нестерпимая боль. Я выкладывался из последних сил и не понимал, каким чудом продолжают держаться на ногах остальные.
Они-то не операторы! Или им то лишь в плюс?
Но нет, зашатался и упал ещё один военнопленный, с ним церемониться не стали — зарубили сразу. И следующих двух — тоже. А вот дальше мотоциклисты сместились от хвоста колонны, покатили от неё по бокам, и очередного потерявшего сознание бедолагу, рухнувшего на землю прямо передо мной да так и оставшегося лежать, не убили, а забросили в кузов грузовика. И когда очередной мой товарищ по несчастью закрыл ладонью глаза, зашатался и упал на колени, его тоже не добили, а лишь огрели дубинкой по голове и погрузили в машину.
Я не забывал время от времени оглядываться, вот и отметил это немаловажное изменение. Упал ещё один, затем другой, и вновь вместо казни последовало куда более гуманное обращение. Кожу пекло всё сильнее и всё сильнее рвало энергетический узел; до внешней границы источника оставалось рукой подать, и больше уже я не сомневался и не осторожничал — упал сразу, как только рухнул, едва не пропахавший землю носом парень со шрамом на щеке, какое-то время бежавший бок о бок со мной.
Тотчас безумным страхом навалились сомнения, но стиснул зубы, остался лежать, изображая потерю сознания. И не прогадал — вместо удара мечом или тычка штыком, меня втащили в кузов пылившего за колонной грузовика. Тот немного проехал и вновь остановился, к нам забросили трёх военнопленных, а потом рядом устроили ещё одного, из ушей, носа и рта которого текла кровь.
И всё — остановились.
Пару минут ничего не происходило, затем грузовик развернулся и покатил прочь от источника сверхсилы. Я рискнул оглядеться и насчитал в кузове девятерых. Со мной — десять. Как видно, трое из нас сумели преодолеть внешнюю границу энергетической аномалии, и мне даже думать не хотелось, какими чудовищными отклонениями обернётся их инициация в качестве операторов.
Где-то позади застучали пулемёты, и мелькнула мысль, что отклонения и девиации — это не то, чего тем стоило бы опасаться. Вот дерьмо…
На обратном пути грузовик сделал остановку у железнодорожной платформы. Там забравшийся в кузов рядовой принялся тормошить военнопленных и приводить их в чувство с помощью нашатырного спирта. Очнулись все за исключением последнего — тот давно уже перестал сипеть, пытаясь втянуть в себя воздух, умер. Нас осталось девять.
Что я испытал по этому поводу? Ничего. Ровным счётом ничего. В душе всё выгорело, не порадовался даже тому, что на каждого из нас пришлось чуть больше из выданной конвоирами воды.