Московская бойня
Шрифт:
Дэви не спеша прогуливался вдоль ряда машин, состоящего из пяти «Хаммеров». Автомобили укрыли от воздушной разведки русских в глубоком прямоугольном капонире, поверх которого была натянута маскировочная сеть.
На фоне грузинских военных, «упакованных» в американскую форму и бронежилеты, Дэви выглядел жалким замухрышкой. Близорукий, уставший взгляд, впалые щеки. Сразу и не скажешь, что это представитель английской разведки и один из основных военных советников в Грузии по проведению специальных операций. Конечно, глубоко законспирированных. Никто даже в высших эшелонах власти Грузии толком не знал его настоящей фамилии и имени. Но это воспринималось здесь как данность. Военные чиновники и политики, имеющие представление о миссии Дэви в республике, при встрече заискивающе улыбались, почти бегом бросались выполнять любую, даже мелкую просьбу и с преданностью смотрели в глаза, когда он что-то говорил.
Это раздражало.
Он остановился, с горечью посмотрел на северо-запад, где уже хозяйничали русские и откуда должны были подойти еще две небольшие группы грузинского спецназа. Дэви не ожидал, что армия Саакашвили так быстро отступит. Вернее, бросится бежать. Не было организованного отвода войск. То, что творилось последние несколько дней, иначе как хаосом не назовешь. Теоретически он допускал, что русские решатся прийти на помощь своим миротворцам, однако то, что Россия так далеко зайдет в своих планах, он не предполагал. Блицкриг не удался. Вместо того чтобы развивать успех и стремительным броском выйти к тоннелю, единственной транспортной артерии, соединяющей Россию с Осетией, грузинские военные бросились гоняться за уцелевшими после нанесения артиллерийского удара женщинами и стариками, соревнуясь в стрельбе по живым мишеням. Стоило русским замаячить на горизонте, как дух большинства этих вояк упал до нулевой отметки, и они поспешили ретироваться.
Когда стало ясно, что восстановить положение невозможно, руководством Дэви было принято решение приступить к реализации второй части разработанного в Лондоне и Вашингтоне плана. Война, полыхнувшая здесь, а главное, вторжение русских развязывало руки и давало очередной шанс всколыхнуть весь регион от Каспийского до Черного морей. Юг России должен был снова погрузиться в кровавый хаос. Как следствие – спад экономики, срыв зимних Олимпийских игр в Сочи, недовольство населения во внутренних областях, куда опять повезут цинковые гробы.
Сейчас Дэви контролировал прибытие уцелевших диверсионных групп, которые по указанию из Лондона в спешном порядке собирало грузинское командование, чтобы перебросить их в район Мтатушетского заповедника. Там, недалеко от села Омало, был расположен учебно-тренировочный лагерь. Оттуда до границы с Чечней и Дагестаном было около двадцати километров. В лагере уже были подготовлены и ждали команды на переход в Россию порядка пятидесяти чеченцев. Это были дети тех, кто вывез в девяностых годах свои семьи в Грузию, а потом, вернувшись назад, в Чечню, сгинул в очередной бойне, также организованной и спровоцированной коллегами Дэви. Жившие все это время в нищете и голоде чеченцы были готовы на любую работу, не говоря уже о той, которая позволяла отомстить за своих отцов и старших братьев. В совокупности с грузинами границу должны перейти до семидесяти хорошо обученных бойцов. Самое главное, что действие на российской территории грузинского спецназа можно расценивать теперь как ответ на вторжение. Но Дэви тешил себя надеждой, что до этого дело не дойдет. Даже в случае пленения грузины должны будут утверждать, будто присоединились к бандам чеченских боевиков с целью подзаработать и никакого отношения к спецподразделениям регулярной армии не имеют.
Захотелось курить. Дэви с опаской относился к этому пристрастию и крайне редко баловал себя легкими сортами табака. Он покосился на группу солдат. Диверсанты негромко разговаривали. Наверняка обсуждали события последних дней. Что не отнимешь у этих людей, так это бесцеремонность, с которой они выпрашивали сигареты, авторучки, будто бы на память, и другую разного рода мелочовку. Инструктора, которые приезжали из Америки и других стран НАТО, часто сетовали на это. Еще они сокрушались по поводу сержантского состава. В отличие от американской армии, где принадлежащий к этой категории военный уже фигура, здесь можно было наблюдать диаметрально противоположную картину. Младший командный состав попросту игнорировали.
Дэви вздохнул и осторожно вынул прямо из лежащей в нагрудном кармане пачки сигарету, щелкнул зажигалкой. Почти одновременно в его сторону посмотрел один из солдат.
«Сейчас начнется, – с горечью подумал Дэви. – А может, это и к лучшему? Курить здесь взять негде, появится возможность расстаться с этой привычкой, пока до конца не втянулся».
Тем временем грузин неторопливо, как бы между прочим, подошел к нему и на очень плохом русском попросил закурить.
Дэви кивнул и достал еще одну.
Почти сразу подошли двое сержантов. Дэви протянул им всю пачку, махнул рукой, давая понять, чтобы забирали, и направился к своей машине. Неожиданно он почувствовал непонятную тревогу. Было тихо. Так бывает перед штормом и бурей. Дэви посмотрел на часы, потом на небо, усыпанное звездами. Солнце давно провалилось за горизонт. В том месте, на фоне розоватого свечения, виднелась горная гряда. Людей, машины постепенно размывала темнота. От нескольких затяжек натощак появилось легкое головокружение и звон в ушах. Он бросил сигарету на землю, растоптал и направился к своей машине. Тревога усиливалась.
«К чему бы это? – подумал, злясь на себя, Дэви. – Нервы?» Еще бы. По всем расчетам грузинские диверсионные группы должны были уже выйти в район. Все походило на то, что они либо игнорировали приказ своего командования, либо были уничтожены на пути следования. Что могло произойти?
Размышляя, он подошел к машине, но едва взялся за ручку дверцы, как сзади раздался шум трущихся об одежду веток, шаги и приглушенные голоса. Дэви резко развернулся. По легенде он – корреспондент из штата Аризона. Работает в небольшом издательстве. Журнал не имеет особого успеха, поэтому руководство, из последних сил пытаясь сохранить его, бросает своих журналистов в самое пекло разного рода событий. Оружия у Дэви не было. Вместо него две фотокамеры, ноутбук, аккредитация да пара блокнотов, в которые он с английской педантичностью записывал незначительные события прошедшего дня. Но это больше для грузин, которым не надо знать, кто он на самом деле. Перед русскими свое присутствие в Грузии оправдать тяжело. Уж они-то как раз знают, за кого могут себя выдавать иностранные советники. Тем более здесь. В случае, если пункт сбора обнаружат русские спецназовцы и Дэви каким-то образом удастся убедить их, что он сугубо гражданский человек, с ним все равно расправятся как с очевидцем уничтожения грузинских военных. Разведка русских, как и любая другая, не станет оставлять свидетелей своего присутствия в глубоком тылу. Дэви почувствовал страх. Он не стыдился этого состояния. Ведь именно инстинкт самосохранения позволяет человеку выжить в критических ситуациях. Однако на этот раз тревога была ложной. Из-за деревьев вышел грузин. Это был высокий, с холодным взглядом широкоплечий мужчина в камуфлированной форме и с рюкзаком за плечами. На голове панама. Шея была перевязана защитного цвета платком. Тут же за ним на поляну выскочили с винтовками наперевес еще несколько крепко сложенных парней.
Громила навел на Дэви ствол пистолета:
– Ты кто? – Но тут же опустил его.
Дэви узнал в громиле Левона Барбакадзе. Уроженец Гори был до войны на хорошем счету у своих командиров. Тот тоже понял, кто перед ним. Англичанин не раз присутствовал на тренировках и учениях. Лица не скрывал.
Навстречу вышедшим из леса диверсантам уже спешил майор Георги Капанадзе. Невысокий, коренастый мужчина с огромным носом должен был осуществлять общее руководство грузинской половиной отряда.
– Здравствуй, Левон! – Георги вытянул перед собой руки и, не обращая внимания на англичанина, обнял боевого друга. – Почему так долго шли?
– Русские заминировали несколько участков, которые я хотел использовать для возвращения. Поэтому пришлось их обходить. Несколько раз чудом не столкнулись с постами.
Оба офицера говорили по-русски. Это было одним из основных условий Дэви и инструкторов из США, которые готовили грузинский спецназ к войне. Под предлогом совершенствования разговорной речи, они требовали общения только на языке вероятного противника. На самом деле невыполнение этого обязательства воспринималось ими как неуважение к себе. Дэви, как и его коллеги из США, не знал грузинского и всегда испытывал дискомфорт, когда рядом говорили, а он не понимал о чем. Вообще, он считал себя полиглотом. Языки давались ему легко. Но зачем учить грузинский, если эта страна не представляет никакой угрозы для НАТО и не является ее партнером? Ресурсы, которыми она обладает, и так уйдут за бесценок на Запад. Хотя Россия также не собирается ни с кем воевать. Образ врага в лице этой страны необходим для выбивания многомиллиардных заказов на военные расходы, поддержания напряжения в западном обществе и его консолидации. Кроме того, на ее громадных и неосвоенных территориях сосредоточена основная часть богатств. Когда-то наступит время и северного медведя, после зимней спячки на исхудавшей подушке резервного фонда, заставят делиться этими запасами. Конечно, не при помощи военной силы. Просто, как это было с Советским Союзом, развалят эту империю изнутри, сообща с ее собственными политиками и олигархами, и снова пойдет она с протянутой рукой, выменивая низкосортные и вредные для здоровья продукты на дешевое сырье и выгодные для Запада договоренности. А там не за горами и условия для вспышки народного гнева, который перейдет в бунт. Дэви хорошо знал историю. Для России это как смена шкуры для змеи. Ее постоянно сотрясают революции, бунты, войны, репрессии. Запад вновь воспользуется случаем, и тогда на трон взойдет лояльный к США человек. Ведь получилось это сделать здесь и на Украине. Собственно говоря, это просто две генеральные репетиции перед началом премьеры. Но что-то не клеилось и шло не так, как хотелось в начале. Обстановка была тяжелой. Нервы у всех на пределе. Дэви мучила бессонница, охватила депрессия и непонятное предчувствие чего-то страшного.