Московская Русь: от Средневековья к Новому времени

Беляев Леонид Андреевич

Каменная церковная архитектура Новгорода, помимо широко известного художественного своеобразия, удивительно наглядно соответствует этапам его социально-политического развития. «Святая София», первый каменный городской собор Новгородской архиепископии, ставший символом республики («Где святая София, там и Новогород!»), был возведен в 1045 г. в новоотстроенном Детинце князем Владимиром Ярославичем почти одновременно с двумя другими княжескими храмами Святой Софии — киевским и полоцким, и навсегда остался самым крупным храмом Новгорода. Однако менее чем через столетие князья теряют контроль над Детинцем и собором, и отныне строят только вблизи своих резиденций. В 1103 г. князь Мстислав ставит церковь Благовещения на Городище; в 1113 г. им же была заложена церковь Николы на Ярославовом дворище (Николо-Дворищенский собор), в котором служили попы, подчинявшиеся князю (когда архиепископ Никон не захотел венчать князя Святослава на новгородке, тот «веньцяся своим попы у святого Николы»). Но центром княжеского церковного строительства остается все же Городище. В начале XII в. напротив него, на левом берегу Волхова, встает княжеский Юрьев монастырь (его Георгиевский собор, возведенный в 1119 г. зодчим князя Всеволода Георгиевича, Петром, по крайней мере по высоте и общей монументальности облика сопоставим со «Святой Софией»). Незадолго до изгнания из города князь Всеволод успевает заложить еще два храма — Ивана на Опоках (1127) и Успения на Торгу (1135), но после этого в Новгороде князья уже вообще не строят. Правда, на Городище еще появляются новые церкви, но их, как ни странно, ставят из дерева: князья

не решаются на большие вложения средств, чувствуя непрочность своего положения в городе. Последний возведенный в камне «княжеский» храм — скромная (хотя и украшенная прекрасными фресками) церковь Спаса на Нередице в дворцовом монастыре вблизи новой резиденции князя Ярослава Владимировича (1198).

Параллельно угасанию активности княжеского строительства можно проследить линию подъема собственно городского церковного зодчества. Со второй половины XII в. его расцвет обозначился со всей ясностью, причем сопровождался выработкой нового местного типа храма. Он отвечал потребностям и возможностям новых заказчиков — бояр, купцов, уличанских и других городских объединений. Вместо немногих роскошных княжеских храмов город стали постепенно заполнять многочисленные постройки нового типа: небольшие, сравнительно простые в инженерном и архитектурном отношении, относительно дешевые. Вместо пышных хоров, на которых помещалась княжеская семья, теперь над западными сводами строили закрытые угловые камеры, соединенные деревянным помостом. В одной камере заказчик устраивал придел памяти своего патронального святого, в другой — хранилище наиболее ценного имущества, своего рода «церковный сейф». По сути дела, это были своего рода домовые церкви, в притворах которых обычно хоронили семью ктитора. Среди первых храмов такого типа церкви Благовещения Аркажского монастыря, Петра и Павла на Синичьей горе (построенная «лукиничами» — жителями Лукиной улицы), Кирилловская монастырская церковь, поставленная мастером Коровой Яковлевичем по заказу братьев Константина и Дмитра, и многие другие. Очевидно, что в Новгороде с начала XIII в. уже работало несколько групп строителей, к которым по временам присоединялись и приглашенные — например, из Смоленска.

Резкий перелом в развитии архитектуры Новгорода обозначился с монгольским нашествием: после 1240 г. в течение более чем полувека здесь уже не строили каменных церквей (да и деревянные появлялись очень редко). В полосу нового, блистательного расцвета Новгородская республика вступила в 1290-е гг., отразив натиск шведов и ливонских рыцарей, вступив в Ганзейский союз и урегулировав отношения с Ордой. На Руси у Новгорода не было сколько-нибудь сопоставимого по силам соперника: до роковой конфронтации с Москвой оставалось еще порядочно времени. Храмовое строительство особенно бурно развивалось в XIV — первой половине XV вв., причем заказчиками оставались боярские семьи, посадники, уличане, корпорации купцов и, конечно, новгородский архиепископ. Типологически новгородские храмы не изменились, но зодчие отказались от покрытия по сводам (закомарам), и завершения приобрели сперва трехлопастную форму, а затем стали восьмискатными. В стилевом отношении можно говорить о более явном воздействии романского искусства в его североевропейском варианте. Простые по формам, эти храмы не были бедны: изнутри их украшали настоящие шедевры фресковой живописи (церкви Спаса на Ковалеве, 1345 г.; Успения на Волотовом поле, 1352 г.). Усилилась и тенденция к утилитарному использованию храма: в церквях начали строить потайные камеры, ящики и палатки-хранилища (церковь Федора Стратилата на Ручью, 1360 г.), а с XV в. — и целые подклеты для хранения товаров (церковь Симеона в Зверине монастыре, 1468 г.). Из церковных зданий не богослужебного, а парадного назначения необходимо упомянуть о таком ярком памятнике, как палата приемов, поставленная владыкой Евфимием в 1433 г. в Детинце. Летописец сообщает, что «дверий у ней 30, а мастеры делали намечкыи ( т. е. «немецкие») из Заморья, с новгородцкыми масторы». Вскоре отстроили в камне много зданий архиепископского двора («комнату камену и поварни камены»), появились «чашня», «молодецкая», «ключница хлебная камена», «часозвоня».

Включение Новгорода в состав Московского государства повело к разграблению города, которое сопровождалось массовыми переселениями видных боярских семей (летописи говорят о многих тысячах высланных) и конфискацией церковных и монастырских земель. Понятно, что строительство не только из камня, но и из дерева резко оборвалось. Только с 1510-х гг. оно возобновляется, но уже по заказам московских купцов — например, Иван Сырков поставил церковь Жен-мироносиц у своего двора, Василий Тараканов — церковь Климента на Иворове улице. Храмы строились местными мастерами, но в их формы постепенно, проникали московские вкусы. Постройки же, прямо связанные с официальным заказом Москвы, копировали принятые там формы (например, Преображенский собор Хутынского монастыря). В XVII в. новгородская архитектурная традиция окончательно умерла, влившись в общерусскую, и вновь возводимые в городе здания практически неотличимы по стилю от построек других городов. Здесь появляются «типовые» для конца Средневековья каменные Воеводский и Гостиный дворы, новые башни Детинца (например, Кукуй).

Великому Новгороду предстояло в XVIII–XIX вв. испытать судьбу обычного губернского центра Российской империи, но его былая слава не была забыта. В глазах передовых людей России он вскоре стал поэтическим символом свободы и вольности, затем — высоты древнерусской культуры и искусства, а полвека назад археология превратила его в самое прозрачное «окно в прошлое» из всех имеющихся в распоряжении историков культуры Руси.

Псков

Город на северо-западной границе Руси, с 1348 г. ставший самостоятельным боярским государством — Псковской вечевой республикой. Его история — это история роста торгового города и могучей каменной крепости, защищавшей не только свободолюбивую республику, но и всю Новгородскую и Московскую Русь от натиска католического Запада.

В Московское государство Псков был включен только в 1510 г., возник же он как укрепленный пункт в междуречье рек Великой и Псковы, еще в VIII–X вв. Впервые город упомянут под 903 г. в связи с женитьбой князя Игоря. В X–XIII вв. здесь уже несомненно стояла крепость — порубежное положение держало город в состоянии постоянного военного напряжения. В XIV–XV вв., с ростом самостоятельности и силы Псковской республики, городские укрепления начали регулярно укреплять, перестраивать и расширять. Сердцем их системы был детинец (Кром) на узком обрывистом мысу при слиянии рек, внутри которого стоял Троицкий собор, служивший символом города (так же как Св. София в Новгороде или Успенский собор в Москве). Здесь находились органы управления Пскова, хранился государственный архив, казна и большие хлебные запасы, собиралось вече, вершился суд. Ко второй половине XIII в. принадлежат первые несомненные остатки второй каменной стены, так называемого «Довмонтова города», поставленного в правление литовского князя Доманта (Довмонта) — Тимофея. Его часть занимал торг, здесь же постепенно разместилось множество небольших каменных храмов (их остатки продолжают находить при археологических раскопках). В первой половине XIV в. (1309) посадник Борис возвел южнее Довмонтова города еще одну новую стену. Внутри нее, на Застенье, оказалась людная городская площадь, мощеная деревом (Торговище). Рядом находился двор князя с церковью Воздвижения Честного Креста, а вокруг теснились дома и дворы горожан, стояли церкви (некоторые из которых являлись центрами псковских городских «концов» — отдельных районов, наделенных правами самоуправления; всего в Пскове в XIV в. насчитывалось шесть таких концов). Укрепленная часть города, окруженная полуторакилометровой внешней стеной, в начале XIV в. достигала уже 20 гектаров. Снаружи от нее бурно рос посад. Добившись полной самостоятельности от Новгорода, город в 1370–1390-х гг. вступил в период наибольшего экономического и политического расцвета. В 1374–1375 гг. посад защитили еще одной

каменной стеной, что увеличило площадь Пскова вдвое (так называемый Средний город). Таким образом, к моменту, когда в Москве поставили первый каменный Кремль, Псков окружало уже четыре пояса каменных укреплений. Усиленная «кострами» (боевыми башнями), внешняя («приступная») стена надежно защищала порубежный Псков от нападений соседей. Город с успехом выполнял роль центра обороны большого района, в систему которой входили мощные каменные пригороды-крепости (такие как Изборск и Гдов).

Площадь города продолжала быстро увеличиваться. Еще в первой половине XIV в. посад перешел за обе реки, образовав районы Запсковья и Завеличья. В заречные районы можно было перейти по мостам, один из которых был постоянным (его обновляли регулярно каждые 20 лет), а другой наплавным. Постепенно здесь появляются и свои церкви, а в первой половине и середине XV в. часть их даже перестраивают в камне. За пределами стен стояли также древние монастыри: Спаса на Мироже, Иоанна Предтечи на Завеличье, Рождества Богородицы на Снятой горе, два Пантелеймоновских, Вознесенский и Климентовский, но по мере застройки к XV в. многие из них оказывались внутри городских кварталов (общее число монастырей к этому времени достигало трех, а к 1510 г. почти четырех десятков).

Но город рос не только вширь: его внутренние части постоянно перестраивались. В 1366–1367 гг., ставят каменный Троицкий собор; в 1390-х гг. — новые «перси» (стены) Крома; в Довмонтовом городе растет число каменных церквей: здесь уже не было застройки, и район превратился в своего рода «священный участок» Пскова, его религиозный центр; к началу XVI в. здесь было тринадцать — четырнадцать храмов (позднее их стало восемнадцать), из них пять — соборных, стояли избы, где собирались священники (всего тогда в городе насчитывалось до сорока церквей, разделенных на шесть «соборов», то есть церковных округов). На протяжении всего XV в. городские укрепления постоянно перестраивались, обветшавшие части разбирались (так, в 1430-х гг. разобрали стену 1309 г.), в случае необходимости строили временные деревянные стены (так было в 1465 г., когда городу угрожало вторжение новгородского войска). К этому времени Псков, в пределах нового (Окольного) города, вырос до 210–230 гектаров, а внешний обвод стены составил почти 7 км (вместе с внутренними — 9 км). Стены охватывали теперь большим полукольцом Запсковье и прикрывали линию берега над рекой Великой. Это был самый укрепленный русский город конца XV — начала XVI в. Постепенно, заменяя отдельные участки Окольной стены на каменные, ее перестроили к 1510 г. полностью, но к этому времени посад вышел и за эти пределы. Точное число жителей города установить трудно, но оно, вероятно, превосходило 100 тысяч (известно, что в 1510 г. в одном только Среднем городе, Застенье, стояло 6500 дворов и жило около 30 тысяч человек. Правда, такие части, как Кром и Довмонтов город, в эпоху Псковской вечевой республики жилой застройки не имели).

Вхождение Пскова в состав Московского государства (1510 г.) не стало, несмотря на последовавшие неоднократные «выводы» из города лучших купцов и ремесленников, такой катастрофой, как для Новгорода. Наоборот, с закрытием в 1494 г. новгородского Немецкого гостиного двора его значение как торговых ворот Руси резко возросло. Из немецких, литовских, ливонских городов сюда везли металл, ткани, соль, вина и сельдь (потреблявшуюся внутри России в очень большом количестве), обратно шел воск, хлеб, кожи, сало, лен и конопля. Через Псков проходил и один из важнейших дипломатических маршрутов из Западной Европы в Восточную и дорога, по которой в Московию попадали специалисты (инженеры, ремесленники, военные). Расцвет города продолжался до начала 1580-х гг., когда его осадили войска Стефана Батория. Героическая оборона города фактически спасла Русский Север от иноземного вторжения, и в конце XVI в. Псков частично восстановил свое значение. Невзгоды Смутного времени тяжелейшим образом сказались на торговле и городской жизни вообще: в ходе социальной борьбы между «большими» и «меньшими» людьми Псков выгорел дотла, а взрыв пороховых складов снес часть стен Крома. Но уже ко второй четверти XVII в. последствия гражданской войны удалось преодолеть, и Псков вновь показал удивительные примеры строительной активности — именно здесь складывается тот особый тип «купеческой» архитектуры Средневековья, по которому мы судим о всей гражданской архитектуре XVII в.

Уже по истории укреплений Пскова можно почувствовать, что, в отличие от большинства городов средневековой Руси, Псков был не только деревянным, городом, но и каменным. С XII в. здесь возводили каменные храмы (Троицкий, Дмитрия Солунского, соборы Мирожского и Ивановского монастырей). Правда, сначала их строили силами приглашенных мастеров и часто по заказам новгородских владык, которым Псков подчинялся в церковном отношении. Но после того как в 1348 г. возникла самостоятельная, независимая от Новгорода Псковская феодальная республика, процесс выработки собственного стиля ускорился. В XV–XVI вв. здесь сложился признанный центр строительного искусства и выработался своеобразный местный архитектурный стиль, обладавший одновременно такими качествами, как простота, суровость, уютность и пластичность (мягкость). Небольшие, как бы вылепленные, а не сложенные из местной каменной плиты, побеленные и украшенные самым скромным декором одноглавые церкви возводились не только князьями, боярами и монастырями, но и группами горожан (кончанские храмы) и даже отдельными купеческими семьями (в городе насчитывалось к концу XVI в. более ста церквей). Зодчих из Пскова приглашали для строительства во многие города Руси — в том числе в Москву, где они много работали во второй половине XV в. В XVI в. под их руководством возводилась новая крепость недавно взятой Казани. Возвращаясь в Псков, они приносили новые приемы и вкусы, усвоенные в дальних странствиях. Кроме храмов, они строили теперь каменные монастырские трапезные — огромные отапливаемые двух-трехэтажные комплексы палат, поварен, складов и ледников, над которыми иногда возводились и деревянные этажи. Здесь же, в монастыре, можно было построить и отдельные покои для знатного постриженника, состоявшие из одного или двух каменных уровней с деревянным верхним этажом. Первый ярус служил складом имущества, второй — парадной частью дома, где принимали гостей, третий — каждодневным жильем для хозяина. По той же схеме строили более обширные дома на городских купеческих дворах. Поскольку торговец русского Средневековья предпочитал держать свое добро не просто под замком, за железными дверями, в каменных стенах, но и как можно ближе к себе, он предпочитал жить в том же доме, где хранил товары. Поэтому, начиная с XVI в., каменные «подызбицы», «клети» и погреба в Пскове стали строить даже не очень богатые купцы. Правда, с 1580-х гг. этот процесс прекратился, но в XVII в. вспыхнул с новой силой. «Молодые» купеческие семьи, вставшие на место выведенных в другие города «великих» гостей, возвышались с невиданной быстротой. Параллельно шла отстройка их новых усадеб, главную часть которых составляли трех-четырехэтажные каменные палаты. Фамилии Поганкиных, Сырниковых, Русиновых в первой половине XVII в. навсегда оказались связанными с историей русской культуры не столько из-за их торговых операций, сколько благодаря этим своеобразным купеческим «замкам» внутри города, надежно защищенным от огня и грабителей, просторным, очень функционально устроенным внутри (в каждом таком здании предусматривалось все, вплоть до таких объектов, как гигиенично организованные отхожие места — «ретирады»). Эти палаты, сохранившиеся до наших дней, можно назвать последним крупным вкладом Пскова в культуру русского Средневековья. Со второй половины XVII в. пограничный город стал постепенно уступать первенство в торговле и организации производства верхневолжским центрам страны (Ярославль, Кострома), ориентировавшимся на новый северный путь через Архангельск. Сказались и бесконечные наборы лучших ремесленников в Москву, большая часть которых там и оставалась. Своеобразие искусства Пскова постепенно уступало натиску изделий «общемосковского» пошиба, что заметно и в керамическом производстве (например, в типах изразцов), и в ювелирном деле, и особенно в архитектуре. Последнюю точку в летописи самобытной городской культуры средневекового Пскова поставило сооружение в 1682–1699 гг., вместо старого Троицкого собора, огромного нового пятиглавого здания абсолютно «московского» облика.