Московская сага. Книга Вторая. Война и тюрьма
Шрифт:
Ничего себе, "любая ежедневная газета", боевой орган ЦК ВКП(б), которую каждое утро кладут на стол не кому-нибудь, а самому Хозяину! Смех тут начал немного увядать, общество отвлекалось к напиткам. Заметив это, Богословский юмористически сморщил на удивленье свежую, круглую мордаху:
– Нет-нет, товарищи, никакой контрреволюции! Тут просто удивительный перекос человеческой логики. Дело в том, что этот снимок может быть иллюстрацией к любому заголовку любой газеты. Пари? Извольте! Ну вот, Саша, читай заголовки, а я буду картинку показывать.– Он подтолкнул газету к автору недавно раскритикованной комедии "Вас вызывает Таймыр" Александру Галичу, высоколобому молодому человеку с усиками, которые аккуратной
– Пардон, пардон.– Галич отодвинулся от газеты.– Читай уж сам!
– Нет, так неинтересно.– Богословский обвел глазами присутствующих.– Надо, чтобы кто-нибудь другой читал. Ну, Рубен Николаевич, может, вы будете читать как мастер читки? Миша, ты? А, вон Сережа Михалков пришел, вот он нам прочтет!
– Б-б-без меня!– сказал, проходя мимо сразу в туалет, длинный дятлоподобный "дядя Степа".
– Ну давайте я прочту, - сказал Борис IV Градов.
– Ха-ха-ха!– вскричал Богословский.– Вот студент прочтет своими устами младенца!
Катаев, с которым Борис оказался рядом, тихо пробормотал: "Зачем это вам?" Однако уста младенца зазвучали ко всеобщему удовольствию.
– "Новый приступ безумия в лагере поджигателей войны", - читал Борис.
– Извольте!– восклицал Богословский, демонстрируя совокупляющуюся с ослиными лицами парочку.
– "Крепнет связь науки и практики", - читал Борис.
– Ну, лучше не придумаешь!– восклицал Богословский. Снимок и в самом деле отлично иллюстрировал неразрывность науки и практики.
– "Сказы латышского народа".
– А вот и картинка к ним!
– "Районная животноводческая выставка".
– Товарищи, товарищи!
– "Подготовка национальных кадров".
– Ну не гениально ли?
– "Молдавия отвечает на призыв..."
Тут разошедшегося Бориса прервал Симонов:
– Ну, хватит, ребята! Так ведь окочуриться от смеха можно.
– Кто же это, интересно, придумал?– спросил Катаев, шелковым платком отирая лоб.
– Понятия не имею.– Богословский забрал карточку, газету и, очень довольный, удалился.
Все вдруг заговорили о войне. Вот тогда народ умел шутить, хохмили за милую душу. Парадокс, не правда ли? В окопах юмора было больше, чем сейчас, в мирной жизни.
Борису, признаться, чрезвычайно льстило, что он запросто вхож в этот круг старших да еще и таких знаменитых мужчин Москвы, хоть сам-то он был, конечно, им интересен лишь как сын маршала Градова. Многие из них, в частности Симонов, водили знакомство с его отцом во фронтовые годы "Ваш отец, ста'ик, был п'ек'асный па'ень и великий солдат", - сказал шестижды лауреат со своей знаменитой картавостью, когда в том же самом коктейль-холле молодого Градова представил компании сильно нагрузившийся актер Дружников. Все тогда спешились с табуреток, выпростались из бархатных седалищ, окружили Бориса. Не может быть, сын маршала Градова?! Старик, позвольте пожать вашу руку! Ваш отец был прекрасный парень и великий солдат. Что, Костя это уже говорил? Нет, это я сам сказал. Это в стиле Хемингуэя. Ну, конечно, в стиле Хемингуэя. Да, мы с Никитой... Я о нем очерк писал для "Звездочки", неужели не помните - "Вещмешок маршала Градова"? Он был бы сейчас наверняка министром обороны... Помню, летел в его самолете в район Кенигсберга. Отличные хлопцы там были в штабе, Кока Шершавый такой, зампотылу, майор Слабопетуховский... расписали там "пулю", ну и... Эх, Никита, Никита... недели не дожил до Победы... Настоящий мужчина... безупречная храбрость... философ и практик войны... Чья-то пухлая лапа обхватила Бориса за плечи, прямо в ухо влез мокрый рот, зашептал: "А я твою маму знал, Боренька... Ох, какая она была..." "Боренька" дернулся, сбросил пухлую лапу, еле сдержался, чтобы не залепить в мокрую пасть. Кто-то оттащил любителя интимных откровений. Ты что, с ума сошел, пьяный дурак? Нашел чем делиться с парнем, такими воспоминаниями! Вскоре все в этой компании поняли, что с сыном маршала можно говорить о чем угодно, только не о матери.
В разговорах о войне вдруг выяснилось мимоходом, что и Борис воевал.
– Когда же вы успели, старик?– удивился Катаев.– Может быть, были "сыном полка"?
Все засмеялись. За повесть "Сын полка" почтенный мастер "южной школы" пять лет назад получил свою Сталинскую.
Борис усмехнулся. Он понял, что дело тут не в возрасте, просто все уверены, что уж сыну-то маршала не пришлось в окопах вшей кормить.
– Я никогда не был в полках, - сказал он.– У нас был отряд не больше роты по личному составу.
– Но все-таки ведь ваша рота была частью полка, старик, не так ли?– спросил какой-то только что подсевший, которому вовсе вроде бы и не полагалось подсаживаться к такой компании и уж тем более пользоваться шикарным обращением "старик".
Борис внимательно на него посмотрел и ничего не заметил, кроме желтых глазенок.
– Нет, наша рота не была частью полка, старик, - сказал он.
Лауреаты заулыбались, оценив сарказм молодого Градова. Борис продолжил в том же духе, хотя немедленно понял, что немного перебарщивает:
– Простите, больше ничего не могу вам сказать, старик.
Симонов разливал по стаканам уже третью бутылку коньяку. Кому еще заказывать такие напитки, как марочный "Арарат", если не шестижды лауреату?
– Между прочим, старики, в заведении появилась интересная публика, - проговорил он.– Сразу не оглядывайтесь, но вон там под антресолями столик заняли три американца.
– Т-т-то есть к-к-как это три американца?– удивился Михалков, немедленно уставивший в указанном направлении два своих глаза, похожих на линзы кинокамер.– Откуда они тут взялись? С парашютами?
– Двоих я знаю лично, - сказал Симонов.– Один, моего возраста, это Ф.Корагессен Строубэри, он корреспондент газеты "Юнайтед Диспетч" в Москве, хорошо говорит по-русски, не бздун, плавал в Мурманск на конвоях, летал в Ленинград во время блокады. Второй, старики, это вообще большой человек, да-да, вот этот старик, старики, большая антисоветская скотина, знаменитый Тоунсенд Рестон. Откройте любую нашу газету...– тут все захихикали, вспомнив "изобретение" Никиты Богословского, - и увидите сразу, как его гребут и в хвост и в гриву, паразита, за клевету и дезинформацию. Ну, а третий, наверное, из посольства, этого не знаю.
Увидеть зимой 1951 года трех вылупившихся из московской вьюги розовощеких американцев было все равно что увидеть марсиан. Вздрогнул задремавший было в своем кресле Михаил Светлов.
А может быть, это не американцы, а марсиане? Боря Градов пошел к бару и попросил у Валенсии Максимовны десятирублевую сигару. Закурив ее, отправился обратно, окружая себя чем-то вроде дымовой завесы. Прекрасная идея наблюдать за врагом сквозь дым сигары! Я им, конечно, не виден, вместо лица косматое облако, а их вижу отлично со всеми их проплешинами, очками, перстнями, обручальными кольцами, толстенными авторучками, торчащими из карманов толстенных пиджаков в рыбью косточку - почему еще зубные щетки не торчат из этих карманов? т- с их золотыми часами и кожаными портсигарами... Интересно, какого черта они все трое смотрят на меня, если у меня вместо лица косматое облако дымовой завесы? Вот вам их фальшивые улыбки, вот вам "лицо врага", как наш друг Константин Михайлович писал в стихотворном репортаже из Канады... "Россия, Сталин, Сталинград, три первые ряда молчат..."