Московские обыватели
Шрифт:
Эх, да что тут гадать, когда даже трудолюбивый дворянин Пушкин иной раз приходил в отчаяние от того, что правительство не желает использовать его дарований с пользой для государства. «Что мне в России делать?» — жалуется он Плетневу. «…Зрелости нет у нас на севере, мы или сохнем, или гнием…» — печалится он Вяземскому.
А каково тогда было московскому крестьянину-мыслителю Посошкову?.. Арзамасскому мещанину-иконописцу Ступину?.. Курскому астроному-самоучке Семенову?.. Каково ж тогда гениальным плотникам, каменщикам, литейщикам, гончарам, певцам, чьи имена крепко-накрепко забыты потомками?..
Нехитрой жизни одного из них — печного мастера Дмитрия Емельяновича Гнусина —
Родился Гнусин в 1826 году в Ярославской губернии, в селе Городище, что стоит на Волге. Русской грамоте четырехлетний мальчишка обучился от старшей сестры; в латинском и греческом языках, а также других науках его наставлял втайне от семьи местный священник.
Когда Диме исполнилось десять лет, его вытребовал в Москву отец и приставил обучаться наследственному ремеслу — класть печи. На первых порах мальчик носил глину и кирпич, бегал по всему городу с поручениями, за каждую оплошность получая колотушки. Спустя год ему разрешили попробовать сложить свою первую печь, а еще через несколько лет он наконец овладел ремеслом в совершенстве.
По смерти отца Дмитрий Емельянович взялся класть печи по собственным чертежам. Большой Кремлевский дворец, Большой и Малый театры, многие московские дома согревались красивыми, прочными и экономичными печами Гнусина.
Но Мастеру все чаще хотелось делать новое, делать лучше, чем вчера. Он изобрел переносные печи, затем печи для железнодорожных вагонов, и наперебой приглашался для самых ответственных работ. А тем временем хитрый архитектор Левенстем опубликовал статью о его печах, как о своих, и получил на них привилегию (это означало, что только с согласия Левенстема теперь можно класть печи гнусинской конструкции). Гнусин погоревал малость, но вскоре, сообразуясь с русской пословицей: плетью обуха не перешибешь, снова принялся за работу.
Он изобрел новые печи и установил их в доме московского генерал-губернатора П. Тучкова, в Хамовнических казармах и Петербургском воспитательном доме. Но теперь Мастер держал в секрете свои чертежи и лишь давал десятилетнюю гарантию на работу печей без ремонта. По свидетельству архитектора Тона, паровентиляционные печи Гнусина съедали в шесть раз меньше дров, чем обыкновенные, которыми пользовалась вся Россия. В воспитательном доме вместо обычных двухсот сажень швырковых дров за зиму сожгли всего двадцать восемь сажень один аршин и два вершка!
После смерти Старого мастера у него не нашли ни денежных сбережений, ни чертежей. Лишь множество аккуратно сколотых между собой официальных свидетельств, что его печи дают значительную экономию топлива, держат постоянную температуру, надежны в эксплуатации и не чадят.
Где же вы, печи системы Гнусина?..
Доволен ли ты своей судьбой, их создатель?..
Садовод со знанием французского языка. Преподаватель французского языка Алексей Петрович Гемилиан (1826–1897)
Н. Н. Бантыш-Каменский отмечал: «После чумы (1771 г.) на Москву напала другая зараза — французолюбие. Много французов и француженок наехало с разных сторон, и нет сомнения, что в числе их были очень вредные».
Под вредными известный московский архивист подразумевал потрясателей основ государства, то есть тех, кто вольно рассуждал об императорах и королях. Но их были считанные единицы. В основном же — модистки, парикмахеры, гувернеры. А после французской революции 1789 года — опальные приверженцы монархии.
Француза русский народ издавна любил за почти русскую беспечность и незлобие. «Французик — веселая голова, — говаривали прибаутками, — живет спустя
1812 год несколько охладил любовь к этой веселой нации. Но ненадолго. Опять вошли в моду французские романы, платья и вина.
Но кроме множества беспечных представителей французской нации в Москве селились и истинные труженики. Среди последних Алексей Петрович Гемилиан, получивший в 1851 году свидетельство на звание учителя французского языка и начавшего преподавать сначала в Первой (1851–1854 гг. ),потом Третьей (1854–1866 гг.) мужских гимназиях, а с февраля 1863 года в течение почти 35 лет, до своей кончины, в Московском университете. Среди его трудов известны «Хрестоматия» (1864 и 1865 гг.), «Учебник французского языка» (ч. 1–5, 1869–1870 гг.), «Французская передвижная азбука» (1874 г.) и «Международный корнеслов французского языка» (1881 г.).
Но, оказывается, основной профессией не ограничивалось творчество Гемилиана. Он написал брошюру «Собрание древесных пород русских и заграничных» (1872 г.), составил «Садовый календарь» (1885 г.) и «Справочную садовую книгу» (1887 г.), сочинил детские книжки «Афоня-богатырь» (1873 г.) и «Холера 1830 года» (1875 г.), опубликовал множество научных статей в «Газете А. Гатцука».
Последние десять лет жизни Алексей Петрович жил, по преимуществу, на даче под Москвой, где имел большой образцовый сад. Ухаживал за своими многочисленными цветами, плодовыми деревьями и кустами, изучал современные европейские журналы по садоводству и огородничеству и издавал еженедельную газету «Русское садоводство». Только за последний год жизни он опубликовал в своей газете, распространявшейся по всей России, множество собственных статей, среди них: «О некоторых весенних ягодах», «Дички и черенки роз», «О персике», «О вредных насекомых», «Кое-что о тепличках», «Полезные защитники сада», «Об электрической культуре». От сельских хозяев получал он множество писем, начинавшихся со слов: «Милостивый государь Алексей Петрович! В своем саду я…» И далее шел рассказ об удачах и проблемах земледельца. Гемилиан отвечал своим корреспондентам, когда начинать календарные работы в оранжереях и теплицах, какие есть способы борьбы с вредителями, как выращивать пальмы и орхидеи. «Он пробудил в русском обществе, — вспоминал калужский помещик П. Можайкин, — любовь к садоводству, заснувшую было в 1860-х годах, и доказал необходимость, возможность и прибыльность его в России».
Но ведь недаром же народ говорит, что француз «живет спустя рукава»…
«Московский университет, в уважение к трудам покойного и ввиду недостаточного его состояния, принял на себя участие в расходах по погребению заслуженного лектора».
На 2-й Тверской-Ямской. Ямщик Иван Ильич Новиков (1828–1909)
Каждое сословие оставляло по себе память в лице своих знаменитых соотечественников. В XVIII веке более других прославились дворяне, командовавшие войсками, строившие богатые усадьбы и окружавшие себя многочисленной дворней. С середины XIX столетия на первый план выходят купцы-миллионщики, собиравшие коллекции произведений искусства, возводившие благолепные храмы и обширные больницы. Просвещенный люд, кроме того, прославлял талантливых ученых, писателей и актеров. Крестьяне — юродивых и удачливых разбойников. Были знаменитости также в среде ремесленников и мещан — каменотесов, сапожников, ямщиков…