Московский бридж. Начало
Шрифт:
Тут, наверное, случилось что-то близкое к тому, о чем однажды сказал Уоррен Баффет: “If I’m playing bridge and a naked woman walks by, I don’t even see her”.
* * *
Здесь я сделал бы такое «лирическое отступление». Где-то я читал в воспоминаниях Алика Макарова о том, что Марик Мельников проводил опрос бриджистов с одним-единственным вопросом: что они больше почитают – секс или бридж. Ну и в воспоминаниях Алика это выглядит так, будто все склонились на сторону бриджа, и только я один выбрал секс. На самом деле все было совсем не так.
Действительно, Марик проводил такой опрос. И действительно, все выбрали бридж. Действительно, он подошел
* * *
А в Тарту в 1974 году мы завоевали «серебро» в командном турнире. Правда, «серебряные» медали, которыми нас наградили, были сделаны из чистого дерева.
Летом следующего года я ездил на турнир в Отепя. Я приехал туда за день до начала турнира. Многие из наших собрались на берегу озера, играли в бридж и вели всякие разговоры. Там был и один из сильнейших харьковских бриджистов Вася Левенко.
Вдруг кто-то из харьковчан сказал, что, к сожалению, за Харьков не будет играть Раппопорт, поскольку на турнир в Отепя он приехать не может. Вася Левенко, который к тому моменту знал, что Раппопорт уже приехал в Отепя, сказал, что думает, что Раппопорт все-таки будет играть в Отепя за Харьков. Харьковский бриджист возразил: он точно знает, что Раппопорт играть в турнире не будет.
Их спор продолжался какое-то время довольно вяло, пока харьковский бриджист не предложил сделать их спор более интересным и поставить по бутылке шампанского. На что Вася ответил, что он с удовольствием поставит бутылку шампанского, но его оппонент должен поставить две. «Почему две?» – спросил оппонент. «Да потому, что ты знаешь точно, а я рискую», – ответил Вася.
Раппопорт играл за команду Харькова в том году. Так что Вася Левенко спор свой выиграл. А наш матч с командой Харькова я вспоминаю очень болезненно. Он состоялся утром. А поздним вечером накануне мы пошли в финскую баню. Начали мы париться уже за полночь. И закончили только где-то под утро. У меня разболелась голова. А тут еще оказалось, что я сидел не очень удобно – мне в голову пекло солнце. И матч мы этот проиграли очень сильно. Да и вообще выступили в Отепя в целом неважно.
* * *
С командой Харькова был связан один неприятный эпизод. Мне рассказывали эту историю с турнира, в котором я, насколько помню сейчас, не участвовал. Игроки команды были замечены на нелегальной передаче информации. Раппопорт дал этому такое объяснение. Харьковское сообщество бриджа предоставляет какую-то денежную компенсацию расходов для команды Харькова (другими словами, платит командировочные). Однако такую компенсацию оно предоставляет только при условии, что команда занимает призовое место. Вот потому-то, мол, члены команды и пошли на такое дело. Объяснение по какой-то непонятной причине было воспринято многими чуть ли не как оправдательное для команды. Во всяком случае, кажется, никакие санкции против команды
* * *
Продолжаю свой рассказ о турнире в Отепя.
С некоторым опозданием в Отепя приехал Витольд Бруштунов. Он приехал с Ирой Левитиной. Я по его просьбе снял им там дом на те дни, пока проходил турнир. Как раз тогда из Отепя отъехала хоккейная команда «Динамо». И освободился дом, где жил Аркадий Чернышев – их тренер.
Ирине исполнился тогда только 21 год. Но она уже имела достижения в шахматах на самом высоком уровне. В 71-м она победила в женском чемпионате СССР. В 72-м она выиграла шахматную олимпиаду в составе команды СССР (вместе с Ноной Гаприндашвили и Аллой Кушнир). А в 74-м повторила свой успех, тоже выиграв шахматную олимпиаду (на этот раз – с Ноной Гаприндашвили и Наной Александрией). К тому моменту она уже побеждала несколько раз в международных шахматных турнирах. Но в бридже у нее тогда еще не было самых высоких достижений. Она еще не была тогда пятикратной чемпионкой мира.
Ирина жила в Ленинграде. И в 74-м Витольд покинул Львов и переехал в Ленинград. После этого начался расцвет ленинградского бриджа.
* * *
Мой сосед по Преображенке Володя Воловик, который активно участвовал в московских бриджевых сражениях, очень хотел поучаствовать в турнирах в Отепя. Но не знал, как сказать об этом своей жене Ане. И он предложил ей поехать отдохнуть куда-нибудь летом. Куда? Да хоть в ту же Прибалтику. Куда в Прибалтику? Да куда угодно. И Володя взял первые попавшиеся билеты на поезд. А когда они сошли с поезда, предложил Ане взять первые попавшиеся билеты на автобус. Первыми попавшимися билетами на автобус оказались билеты до Отепя. Когда в Отепя они сошли с автобуса, то попали прямо на меня. И я, ничего не подозревая, объявил им, что они прибыли очень вовремя. И что сегодня, вот прямо через сколько-то там минут, начнется парный турнир.
Аня была шокирована. И, по всей видимости, Володя пережил несколько неприятных минут в домашней разборке. Но вскоре все наладилось в их семействе. Потому что для Ани там нашлась хорошая компания, и она, в конце концов, пребыванием в Отепя была очень довольна. Более того, Воловики на следующий год поехали в Рониши.
В Отепя мы играли новыми колодами карт, которые назывались «оперными». Они назывались так потому, что на них каким-то образом были отражены несколько известных опер. Но это абсолютно не мешало игре. А вот что в этих картах было совершенно ужасным, так это то, что масти на них были изображены как-то диковато, вычурно. Так что человеку непривычному было очень легко спутать черву с бубной.
И вот в середине турнира в открытой комнате с какого-то стола раздался резкий зов: «Судья!» Судья подошел к столу. Игрок, позвавший судью, сказал: «Я не могу отличить черву от бубны!» Судья посмотрел в его карты: «Так у вас же нет бубей». Все посмеялись. Особенно за соседними столами. Потом, когда все отсмеялись, возникло некоторое замешательство. Судью с бранью прогнали вон. Сдача была аннулирована.
* * *
На Рождество в 75-м мы с Виленом опять поехали в Тарту. Нашими партнерами по команде опять были Грановский с Ткаченко. Турнир складывался удачно для нас. Хотя один раз у нас с Виленом произошло нечто вроде размолвки. Что-то он сделал не совсем то, что нужно (на мой взгляд, разумеется). И поэтому вышли мы из закрытой комнаты к ожидающим нас Генриху и Володе молча и с какими-то напряженными и слишком уж сосредоточенными лицами. Не помню уже, «жевал» ли Вилен свой язык, но напряжение между нами чувствовалось. После того как мы подсчитали результат, Генрих спросил меня со смехом, почему вы, мол, вышли с такими странными лицами, это не вяжется с результатом за вашим столом, тем более что вы сыграли семь бубей.