Москва Иная
Шрифт:
После превращения в человека одежда оставалась на мне, пускай такая помятая и порванная, словно я и не менял её на густой мех. При мне осталось лишь содержимое карманов: телефон (без шнура для зарядки), ключи от квартиры (до которой лететь и лететь) и немного денег, из тех, что я использовал на оплату проезда и, иногда, на покупку еды в супермаркете, или деталей на радиорынке.
А вдруг полиция найдёт меня и здесь? Я вернулся из Нашара на Землю, чтоб облегчить им работу, а меня отблагодарили «маслиной», как бы выразились
Размышления резко прервались — ко мне подходила заметившая меня женщина. Волосы у девушки были длинные, светлые и сильно волнистые, а взгляд из-под очков безгранично добрый, но полностью лишённый энергии, даже безвольный в какой-то степени. Внешность в целом была приятной и гармоничной, но меня привлекла отнюдь не она… Глаза снова увидели сияние вокруг живого тела. Её свет был чистым и сильным, переливающимся мягкими радужными оттенками… Он выглядел так привычно, но в то же время противоположно… трудно объяснить. Зверь Тьмы внутри осторожно выглянул наружу, словно присматриваясь и… облизываясь. Хорошая душечка, аппетитная! Примять её под себя и…
— Вы ранены, — вернувшая в рассудок фраза незнакомки звучала как утверждение. Это действительно было очевидно даже после того, как я закрыл рукой простреленный рукав куртки, тёмного малинового цвета от крови.
— Ррэ-э… — я помотал кружившейся головой, — что?
— Я врач, — девушка протянула руку, предлагая довериться и следовать за ней. Я ответил отрицающим жестом. Обо всех огнестрельных ранениях сотрудники медслужб обязаны сообщить в полицию. Неизвестно, чем это кончится… — Дайте хотя бы посмотреть, нет ли заражения, — странная особа продолжала настаивать, никак не желая оставить меня в покое. Ответственность? Сострадание? Возникла необоснованная уверенность, что женщина желает только помочь, и я неуверенно протянул раненую конечность.
Девушка сняла очки и определила их в карман пальто. Затем в другой карман последовали перчатки. На чисто женской одежде карманов немного, незнакомка носила мужскую модель, мешковато висевшую на её тонкой фигуре. Обоими руками взяла мою протянутую руку, засучила не ней рукав. Я сжал губы от лёгкой боли в потревоженной ране. Доктор между тем приблизил увечье к глазам и осмотрел с профессиональным бесстрастием:
— Пуля внутри. Надо вытаскивать.
Пускай я пару раз участвовал в кровавых драках и немного привык к продырявленной шкуре, операции вселяли в меня ужас и трепет с раннего детства. Наверное, в стоматологию отбирают самых отъявленных садюг, если они удаляют молочные зубы даже без местного наркоза. То зуб, а тут — полевая хирургия… И вдруг откроется какой-нибудь феномен в моей физиологии? Вряд ли у оборотней-драконов внутри всё точно то же, что у людей…
Но я прекратил себя накручивать, как только почувствовал в ране нечто необычное… Врач опустила пальцы прямо в мою руку, кожа и мышцы расходились в стороны, как вязкая глина. Не успел я испугаться, как самозваная целительница выдернула пальцы обратно и кинула через плечо на землю подплавленный металлический цилиндр. Ну и ну… магия вне Нашара!
— Это гигиенично? — сомнения никуда не денутся, даже если на моих глазах по моей ране проведут двумя пальцами, она защиплет и затянется. — Не надо дезинфицировать?
— Придёшь домой — руки помоешь, — так и не представившаяся дама обратно нацепила очки, но перчатки не одела. — Такие как мы… не болеем. Тебя надо не от вирусов очищать.
— От чего тогда? — боясь посмотреть на результат работы лекаря, я натянул обратно рукав. Девушка посмотрела сквозь меня:
— От проклятья. Люди будут хотеть тебя убить, пока ты превращаешься и ешь разумных. Я знаю, как тебя вылечить и вернуть человечность.
Надо же, она знает об этой стороне моей жизни. И считает её таким же увечьем, как простреленную руку.
— Зачем?.. — удивился я. Пускай вместе с перьями в жизни появилось много проблем, в душе возникло чувство полноты. Я будто нашёл то, что долго искал. Или словно вернулся на родину после невыносимо долгой ссылки. С крыльями и зубами хорошо, естественно и привычно! Что бы обо мне там ни думали люди.
Женщина стала ещё грустнее, чем была.
— Если ты хочешь найти счастье, если хочешь, чтобы мир был добр к тебе, отказаться от Зверя в себе необходимо. Иначе — лишь муки до и после смерти.
Я попытался представить, что бы случилось со мной, вернись я к старой, обыденной жизни, где нет места ночному небу и ветру в гриве. Стоит ли уточнять, что мне не понравилось? Найдя свою суть, терять не хотелось…
— А если в свободе настоящей души и есть счастье? У меня так. Станет непросто жить, если я попытаюсь себя переделать. Даже если получится, это будет уже не моя жизнь.
— Это счастье убийцы, — покачала головой взывавшая к добру и общему благу. — Скажешь, что серийный маньяк не должен меняться, если ему нравится убивать людей? Если совесть жива и здорова, такое зло даже на ум не придёт.
А эти преступники — что было в их собственных головах, когда они лишали неосторожные жертвы всего, что они имели, даже жизни и чести?
— То лишь попытка восстановить справедливость. Одного желания недостаточно, чтобы напасть самому. Моя совесть спокойна. Я не убийца и не трогаю невиновных. Хищник — возможно… Хищники — санитары леса, они убирают отжившее. Травоядных заставляет бояться когтей лишь страх, что однажды вы сами падёте и попадёте мне в лапы. Но если самих хищников начать истреблять, что от леса останется?
На одну азбучную истину незнакомке пришлось отвечать другой:
— Надо жить в любви к ближнему, если не желаешь, чтобы к тебе самому так относились, как ты к ним. Истинная любовь не сподвигнет на убийство. Потому на тебя и нападают все — чувствуют твою ненависть.
— Порой жизнь требует не безропотности. Ты сама… — я попытался рассмотреть усталые глаза за преградой стёкол, — настаиваешь, чтобы все следовали правилам, стараешься их выполнять. Приблизилась к счастью?
— Да, — подтвердила собеседница тихо и твёрдо. — Мне нравится помогать. Это делает других счастливыми… потому и меня.