Москва про Романовых. К 400-летию царской династии Романовых
Шрифт:
Далее царю предстояло принять хлеб-соль от крестьян Московской губернии, что и было сделано на сходе с Красного крыльца.
В Успенском соборе был совершен благодарственный молебен, по окончании которого император и наследник цесаревич Алексей поклонились святыням в соборе и мощам святителей Петра, Ионы; затем семья прошла к раке новопрославленного святого – Патриарха Гермогена, и приложилась к его гробнице [243] .
Следующими пунктами программы были посещение Романовской выставки, Знаменского монастыря и родового дома на Варварке. Вечером в Большом Кремлевском дворце был дан торжественный обед.
243
Там же. C. 3.
Важнейшим событием стало посещение могил предков в Новоспасском
244
Там же. C. 4.
26 мая в Екатерининском зале Кремлевского дворца государь принял различные депутации, в частности, почетных опекунов Московского опекунского совета, учреждений императрицы Марии, а также от земства. В Андреевском зале были приняты представители уездных городов Московской губернии, московского мещанского и ремесленного сословия и ямского общества и другие. Ну а вечером на Охотном ряду дворянство московской губернии давало бал в Благородном собрании, честь которому своим присутствием оказала императорская чета.
На следующий день царская семья покидала Москву. Проводы были столь же торжественными. Процессия растянулась от Кремля, по Тверской улице до Александровского вокзала. Поезд увез Романовых в Царское село.
Во время пребывания в Первопрестольной, Николай II осмотрел и проект будущего обелиска в Александровском саду, выразив свое удовлетворение и местом, для него предназначенным (первоначально памятник стоял у входа в Александровский сад с Воскресенской площади, лишь в 1966 году обелиск был перенесен в глубь сада, где мы и видим его нынче). Заложили памятник уже после окончания торжеств – 18 апреля 1914 года, а через три месяца 10 июля
1914 года «Романовский обелиск в память 300-летия царствования дома Романовых» был открыт:
«Ведущие в Александровский сад с Воскресенской площади ворота и прилегающая к ним железная решетка были украшены национальными флагами. Около обелиска, ближе по кремлевской стене, было устроено небольшое возвышение, красиво задрапированное гирляндами зелени; на возвышении была помещена особо чтимая москвичами святыня – чудотворная икона Иверской Божией Матери. По всей длине аллеи бульвара стояли шпалерами юнкера Александровского, Алексеевского и Тверского кавалерийского училищ и части войск Московского гарнизона с оркестром музыки.
В половине двенадцатого часа дня преосвященным Димитрием, епископом Можайским, в сослужении депутата духовного ведомства в Городской Думе протоиерея Н.С. Виноградова и другого духовенства было совершено молебствие с водоосвящением при стройном пении хора Храма Христа Спасителя. Перед окончанием молебствия преосвященный Димитрий произнес слово, в котором указал на высокое значение воздвигнутого памятника, долженствующего непрестанно вещать жителям Первопрестольной о великих заслугах перед Россией Царствующего Дома Романовых. Молебствие закончилось провозглашением многолетия Государю Императору, Государыне Императрице, Наследнику Цесаревичу и всему Царствующему Дому и вечной памяти в Бозе почивающим венценосным представителям Дома Романовых.
После этого преосвященный Димитрий окропил святой водой сооруженный монумент со всех четырех сторон. Хор исполнил национальный гимн.
Затем состоялся парад находившимся в саду частям войск. Парадом командовал командир 1-й гренадерской бригады генерал-майор Хольмсен. Принимавший парад командующий войсками Московского военного округа генерал от кавалерии П.А. Плеве, выступив на середину фронта войск, провозгласил здравицу за Обожаемого Державного Хозяина Русской Земли Государя Императора и весь Царствующий Дом. Войска, взяв «на караул», ответили на это громовым, долго не смолкавшим ура; оркестр исполнил «Боже, Царя храни!». Затем генерал П.А. Плеве провозгласил тост за процветание и благоденствие города Москвы, соорудившего славный памятник: «Ура – Москве!» – произнес генерал Плеве и в ответ на это раздалось могучее ура; оркестр исполнил Преображенский марш. Исполняющий дела городского головы В.Д. Брянский от имени города Москвы благодарил генерала П.А. Плеве за провозглашенную здравицу. Затем войска были пропущены церемониальным маршем. Генерал П.А. Плеве благодарил молодецки проходившие воинские части» [245] .
245
«Московские ведомости». – № 134, 11 июня 1914 г. С. 3.
Собравшиеся в Александровском саду увидели и сам монумент: увенчанный двуглавым орлом обелиск был выполнен из финского гранита. Вершина обелиска была отмечена родовым гербом бояр Романовых – грифоном с мечом и щитом. Вслед за гербом следовали имена всех царствовавших монархов Императорского дома.
Московская городская дума вскоре после открытия памятника обратилась к министру внутренних дел с просьбой «Повергнуть к стопам Его Императорского Величества верноподданнические чувства любви и преданности Престолу и Дому Романовых, неизменно являвшему на долгом пути своего великого царствования попечение о нуждах и благоденствии народа и заботы о мощи и преуспеянии страны» [246] .
246
«Московские ведомости». – № 144, 22 июня 1914 г. С. 3.
Когда царю донесли о верноподданнических чувствах московских думцев, он чуть было не прослезился, а как же иначе, ведь нашлись и те, кто откровенно пренебрег монаршей милостью. В частности, великий русский певец Федор Иванович Шаляпин попросту отказался участвовать в юбилейных торжествах:
«Мелкие это были раны, но они долго в моей душе не заживали. Под действием неутихавшей боли от них я совершил поступок, противоречивший, в сущности, моему внутреннему чувству: я отказался участвовать в празднествах по случаю трехсотлетнего юбилея Дома Романовых. Думаю, что я по совести не имел никаких оснований это сделать. Правда, я был враждебен существовавшему политическому режиму и желал бы его падения. Но всякого рода индивидуальные политические демонстрации вообще чужды моей натуре и моему взгляду на вещи. Мне казалось это кукишем в кармане. Дом Романовых существовал триста лет. Он дал России правителей плохих, посредственных и замечательных. Они сделали много плохих и хороших вещей. Это – русская история. И вот когда входит царь и когда играют сотни лет игранный гимн, среди всех вставших – один человек твердо сидит в своем кресле… Такого рода протест кажется мне мелкопоместным. Как ни желал бы я искренне запротестовать – от такого протеста никому ни тепло, ни холодно. Так что мое чувство вполне позволяло мне петь в торжественном юбилейном спектакле. Я, однако, уклонился. И поступил я так только потому, что воспоминание о пережитой травле лишило меня спокойствия. Мысль о том, что она может в какой-нибудь форме возобновиться, сделала меня малодушным. Я был тогда в Германии и оттуда конфиденциально написал В.А. Теляковскому (до 1917 года – директор Императорских театров, затем рядовой кассир на Московском вокзале – А.В.), что не могу принять участие в юбилейном спектакле, чувствуя себя нездоровым. Я полагаю, что Владимир Аркадьевич понял несерьезность предлога. Было так легко признать мое уклонение «саботажем», сделать из этого «организационные выводы» и лишить меня звания Солиста Его Величества. Но В.А. Теляковс-кий был истинный джентельмен и представитель «буржуазной» культуры: о моем отказе он никому не молвил ни слова. Звания Солиста меня никто и не думал лишать. О том, что у человека можно отнять сделанный ему подарок, додумались только представители пролетарской культуры. Вот они действительно «лишили» меня звания Народного Артиста» [247] .
247
Шаляпин Ф.И. Маска и душа М. 2004. С. 87.
Шаляпина Романовы действительно не лишили звания за неучастие в их юбилее, хотя могли бы, а вот когда певец остался за границей, то перестал быть Народным артистом Республики. И что интересно – какой бы плохой ни казалась кому-то монархия, но никакому артисту не приходило в голову уехать из страны навсегда. Это Федор Иванович Шаляпин понял уже позже, в Париже.
А Романовский обелиск простоял в первоначальном виде недолго – в 1918 году он был осквернен большевиками, изничтожившими также и всю царскую семью Романовых. А от трехсотлетнего исторического юбилея осталось то самое яйцо Фаберже, и по сей день хранящееся в Оружейной палате на удивительной подставке в виде позолоченного двуглавого орла, поднявшего вверх крылья. К сожалению, Императорский дом Романовых такой устойчивостью в 1913 году не обладал…