Москва-сити
Шрифт:
– Значит, вы не можете сказать, ни как он выглядел, тот, второй, ни куда он пошел, верно я вас понял?
– Знаете, – сказала Маша, – когда он руку с этим, ну с пистолетом, тянул в сторону машины, мне показалось, что у него вот здесь, около пальцев, какие-то буквы выколоты – вроде как «Вова», что ли… У меня в общем-то глаза очень хорошие, но тут далеко… Может, я и ошибаюсь, но такое пятно… синее и по виду – именно как буквы…
Якимцев зафиксировал этот факт с некоторым сомнением. Все-таки девчонка и сама сомневается… Хоть и серьезная, а все равно, наверно, думает: «Как это так – меня спрашивают, а мне и сказать нечего!» Он попытал их еще насчет киллера – но тут показания девушек
– Вот еще – взгляд у него какой-то нехороший… Как стеклянный… Знаете, у меня брат наркоман… был, сейчас помер… Он, когда свою дрянь вколет, точно вот такой становился… Как стеклянный…
– Это что значит? – уточнил Якимцев.
– Ну знаете, глаза как остановились, даже на вас когда смотрит, как будто что-то совсем другое видит, а не вас. И движения… Движения – они какие-то не медленные, не плавные, а как-то… как бы по отдельности – если рука шевелится, то шея или там нога уже не сдвинутся, не повернутся. Понимаете? Сначала рука, потом нога, потом шея, потом глазами хлопнет… Понимаете?
Якимцев не очень понимал, но кивал – вроде бы достаточно и намека на то, что киллер вел себя как человек, находящийся под наркотическим воздействием. Отбросить лишние слова говоруньи – так оно и получится. Это как раз зафиксировать можно, этого раньше не выявилось…
– Скажите, – задал он девочкам следующий вопрос, – а вот вы вышли из магазина, пошли к машине… Еще кто-то на улице был? Кто-нибудь еще подошел вместе с вами?
Девушки переглянулись.
– Был, был! – обрадовалась вдруг Лена. – Мы почему-то про него забыли…
– Нас никто про него не спрашивал, – поправила ее строгая Маша.
– Ну да… Но это неважно… Короче, вот тут машина стояла, «шестерка» синяя… А около нее стоял дядька. Он, наверно, все время, пока стреляли, около нее и стоял, боялся шаг сделать. А тут увидел, что мы выскочили, и тоже на середину улицы вылез. Все стоял и приговаривал: «Вот черт! Вот черт!»
– Сразу приговаривал или когда что-то увидел?
– Сразу, – сказала Лена.
– Нет. Когда увидел, что дядька этот жив – ну который потом звонил, – не согласилась Маша. – Что он из машины живой вывалился…
– Ну и что дальше?
Что было дальше, девушки не знали, потому что этот якобы перепуганный насмерть человек из «шестерки» как-то незаметно исчез, хотя машина его продолжала стоять чуть ли не до вечера. Ее тоже потом милиционеры осматривали…
По описаниям девушек этот третий мужчина был невысок ростом, немолод, одет как-то не по-московски.
– Как колхозник, – сказала Лена.
– Знаете, как будто он только что с вокзала, – сказала более развитая Маша. – И еще – брови у него такие, знаете… Вот бывает у пожилых людей волосы начинают расти из носа, из ушей, да? Вот какие-то такие у него брови – где нормальные, а где какие-то длинные, косматые…
Якимцев зафиксировал и это, предположив, что «шестерка», на которой к моменту осмотра не было номеров, принадлежала группе, в которую входил киллер; машина, как показал осмотр, стояла у магазина чуть не всю ночь, раньше она здесь не замечалась; никто, увы, не запомнил, были ли на ней номера вообще.
Ну что ж, можно было сказать, что поразмышлять ему уже есть над чем. Однако Якимцев собирался выжать из этой встречи все что можно.
– А скажите, – спросил он, – как вы догадались, что в расстрелянной машине кто-то жив? Почему вы решили ему помочь? Ведь отсюда, из магазина, наверно, невозможно понять, есть ли там кто-нибудь живой, в машине… Да и страшно, поди, было, а?
– Ужасно страшно, – подтвердила говорливая Лена. – А только мы даже не успели толком к машине подойти – мы только к кабине сунулись, а он сам наружу и вывалился… Я, знаете, даже закричала, а вы говорите – не страшно. Знаете, сидит на грязной мостовой, лицо белое, руки все в крови, как в краске, и рот то откроет, то закроет. Не то хочет что сказать и не может, не то так дышит… Мы как раз с Машкой к нему кинулись, чтобы помочь, да, Маш? А он сам встал и к нам пошел. Вот здесь встал, рядом с машиной, руками об нее оперся, а руки все в крови… брр… Шагнул к нам и говорит так, – она показала, зачем-то скривя рот, как он говорил. – Девочки, говорит, я министр московского правительства Топуридзе. На меня, говорит, совершено покушение, я ранен, водитель машины убит… Позвоните в милицию… У вас, говорит, наверно, есть телефон… И начал вдруг так садиться, садиться… А потом руками за снег хватается, а по снегу кровавые полосы – как в кино, честное слово! А потом вроде как очухался и снова: «Девочки, я министр московского правительства… У вас есть телефон? Вызовите, пожалуйста, „скорую“ и милицию…» Ну Машка вон и вызвала пошла, а я здесь осталась. А он, ну который министр-то, вырубился совсем. И главное, я потом смотрю – а у него мобильник из кармана торчит, представляете?
– Ясное дело – шок, – сказала та, которую звали Машей. – Это он от шока забыл, что у него телефон есть… Мы его к себе в магазин потащили, чтобы все-таки не на улице… Знаете, морозит маленько, а он, наверно, крови много потерял… Мы его у нас около двери в уголок посадили, чтобы особо покупателей не пугать, а он очнулся… Я сижу около него на корточках, плачу, а он смотрит на меня снизу и все просит: «Девочка, милая, не отходи от меня, я тебя умоляю, не отходи…» То ли боялся один остаться, то ли думал, что эти, убийцы, снова вернутся… Как будто я его спасу… Это ведь шок, правда?
– Да ну, – сказал вторая. – Испугался, да и все. И мы с тобой испугались, скажешь, нет?
– Сравнила тоже! – Маша строго и требовательно посмотрела Якимцеву прямо в глаза. – Скажите, а он живой остался?
– Живой, живой, – засмеялся следователь. – Я думаю, когда выздоровеет – придет, спасибо вам скажет. Если бы не вы, ему бы так быстро «скорую» не увидеть, мог бы прямо тут, около машины, и умереть…
Он сказал это и подумал, что у него нет никакой уверенности в том, что Топуридзе придет в голову благодарить каких-то продавщиц. Но сам бы он поступил именно так…
Якимцев выписал повестки. Объяснил Маше и Лене, что они должны явиться к нему на Новокузнецкую для обстоятельного и детального допроса.
Теперь ему нужен был охранник «Кванта» Соколов Андрей Леонидович, 1965 года рождения. Что-то с товарищем Соколовым и его «наганом» получалось не то – либо какая-то нестыковка, либо кто-то что-то наврал…
«Квант» был совсем рядом с местом покушения на Топуридзе, на той же стороне улицы, что и продовольственный магазинчик. Что «Квант» контора не бедная становилось очевидным с первого же взгляда: парадный вход отделан богатым красно-розовым гранитом, бронзовая, сияющая золотом табличка, плотный охранник в полувоенной форме, жующий жвачку, а вдобавок ко всему у него над головой, немного левее самого входа, камера наблюдения. Вернее, не камера – камера должны была быть, но ее не было, зато был хорошо знакомый Якимцеву кронштейн для нее. Кстати, подумал Якимцев, надо будет изъять и камеру, и кассету – чем черт не шутит, а вдруг на ней зафиксировались киллеры во всей красе.