Москва в решете
Шрифт:
— Иринка, ну как Лондон? — хмыкнул «космонавт». — Рассказывай, что вы там ели?
— С удовольствием, — кивнула Ирина, на ходу отметив, что Архидьяконов как-то странно смотрит на неё, и весь вечер разговаривает подчёркнуто снисходительно, примерно, как с прислугой.
Но и это закончилось.
Ирина быстро шла к метро «из гостей». «Если и остальные поручения будут такими же несложными, то я быстро заработаю на маленькую квартирку на окраине Томска!» — думала она, доставая телефон.
«Вы уволены», — ожидала она услышать
— Ирина, вы пропадаете, — заметил он в конце разговора.
— Я виновата, — согласилась Ирина.
— Не испытывайте больше моё терпение, — предупредил шеф-редактор.
— Хорошо.
— Хорошо? — неожиданно разозлился Пятницкий. — На ваше место стоит очередь из ста журналистов, а вы…
— Гоните их метлой! — рассердилась Ирина, но Пятницкий уже повесил трубку.
Назавтра первые полосы центральных газет и сайт Архидьяконова будут пестреть фотографиями с именин опального олигарха. Случится небольшая буря в политической жизни страны — новостные программы с поедающим во всех ракурсах голову президента Яблонским будут транслировать пару дней, но только через год станет окончательно ясной подоплёка этих фотографий: два политика с узнаваемыми лицами исчезнут с политической арены страны. Тот, что повыше уйдёт в бизнес, тот, что пониже — уйдёт из жизни.
СТАРЕЦ
— Что это на твой взгляд, матушка? — спросил монах, кивая на солнце в окне.
— Весна, — Ирина вдохнула чистый воздух и у неё закружилась голова, ей вдруг стало до слёз грустно.
Они только что беседовали о чудовищном злодеянии, пытаясь понять, что может двигать руками человека, который считает себя верующим… В ручье со святой водой религиозный прихожанин утопил родную сестру с маленьким племянником на предмет изгнания из них беса, грехов и скверны.
— Вот именно, — старец поднялся и подошёл к окну кельи. — Любой фанатизм и религиозный, в том числе, это неизбежный путь незрелой души, которая движется не к свету, а наоборот, яростно стремится в темноту! Не стоит об этом писать, не надо, я вас прошу, матушка… Как старый человек молодого человека.
— Азарий Иоаннович, репортаж об этом уже был опубликован в ряде газет, — Ирина поднялась и тоже подошла к окну кельи, встав рядом с монахом. Внизу сквозь снег уже просвечивала земля, был удивительно тёплый день.
— Азарий Иоаннович, я очень бережно расскажу про семью этого человека, про его сестру и малыша, про мать, их вырастившую, и про то, как они жили. Мне кажется несправедливым не рассказать правды о них, ведь они жертвы и пострадали от изувера, который мнил себя безгрешным праведником!
— Хорошо, — кивнул монах. — Ваша воля сильней моей.
— Скажите, Азарий Иоаннович, — Ирина помялась. — Наша семья в одночасье потеряла кров…
Монах кивнул и Ирина продолжила:
— Я пытаюсь заработать
Монах внимательно слушал, разглядывая её лицо сквозь круглые очки.
— Скажите, как мне поступать, если приходится что-то узнавать про подчас незнакомых людей, чтобы затем передать эту информацию?.. Меня грызут сомнения в праведности моих поступков, но я не могу заработать достаточно, если не буду нарушать норм морали. Меня это мучает, но и приводит в восторг одновременно! Это очень захватывающе… Вы понимаете?
Монах едва заметно кивнул.
— Я успокаиваю себя, что, заработав, откажусь влезать в жизнь других людей, но смогу ли я жить в ладу с собой, сделав столько ошибок?.. Есть хоть какая-то надежда сохранить чистоту помыслов после всего, что происходит со мной сейчас? На сегодня я заработала меньше половины на самый скромный кров, и я не могу остановиться на полпути! Уже не могу, — Ирина замолчала, глядя на сутулую спину монаха.
— Это грех, — монах больше не глядел на неё. — Очень большой грех продавать секреты одних людей другим людям, Ирина. И даже то, что это секреты очень грешных людей, которые хотят узнать ещё более грешные люди, даже это не оправдывает ваши действия, понимаете?..
— Что же мне делать? — чуть не закричала Ирина. — Я же никого не убиваю, и не граблю, я просто становлюсь свидетелем людских деяний.
— Если вы верующий человек, то сами знаете, что… — Монах вздохнул. — Каяться и ни в коем случае не пользоваться этими деньгами. Они не принесут вам долгожданного счастья, и купленный на них кров не согреет вас.
— Не секрет, что многие, нажившие состояние нечестным путём, жертвуют церкви крупные суммы, — выговорила Ирина. — И церковь им отпускает все их грехи. Разве не так?
— Если этим людям угодно считать, что их грехи отпущены за те деньги, которые они пожертвовали церкви, то это их заблуждение, — монах тяжело вздохнул и не стал договаривать.
В келье было прохладно, от белёных стен веяло тяжёлой сыростью. Вербные нераспустившиеся веточки стояли в банке с водой на краю заваленного молитвенными книгами стола.
— Я не могу смотреть на то, как моя семья скитается, — Ирина перевела дыхание. — Их некому защитить, кроме меня. У меня маленький сын и, вдобавок, я взяла заботу о ребёнке, который потерял своих близких. Я должна…
Монах сгорбился. Он так и не обернулся, кивнув головой на её прощание.
Лестница с широкими каменными ступенями осталась позади, Ирина шла по мокрой серой брусчатке в сторону вокзала. Она обернулась на Лавру и перекрестилась, поклонившись в пояс.
«Я взяла на душу грех, Господи… Я не смогла бы помочь своей семье, не согрешив, — думала она. — Прости меня, Господи, если это возможно!»
Над Лаврой сияло солнце в чистом без единого облачка небе.
КАК ПРОСТО БЫТЬ ДУРОЙ, КАК СЛОЖНО БЫТЬ УМНОЙ