Москва. Путь к империи
Шрифт:
А затем настал час Федора Борисовича. 10 июня семь человек вошли в дом Годунова: два князя, Голицын и Мосальский, два чиновника, Молчанов и Шерефетдинов, и три вооруженных стрельца, зверовидных, как пишут хронисты.
Федор и сестра Ксения сидели рядом с Марией и ждали приговора народа. Приговор был жестокий. Царя и Ксению развели по отдельным комнатам, царицу молчаливую стрельцы удавили без труда. Затем перешли в комнату Федора, набросились на него. Он, совсем юный, стал сопротивляться. Стрельцы почувствовали силушку царя, но одолеть их он все-таки не смог. Удавили сына Бориса Годунова, внука Малюты Скуратова, и зачем только дед лютовал-старался, если внуку от этой лютости лишь удавка злодеев досталась… да в шестнадцать-то
Ксению они могли бы той же удавкой удавить, но Лжедмитрий, даром что царь, любил боярынек красивых, а уж внучка у Скуратова Малюты была хороша. Отвели ее к Мосальским в дом. Природа одарила ее не только женской красотой, но и добрым умом, а Борис постарался дать ей образование. Была она «писанию книжному искусна» и «гласи воспеваемы любляше». И нравом она отличалась добрым, и с людьми самыми разными находила общий язык: чем не невеста? Борис Годунов куда только сватов не посылал, да не успел выдать замуж красавицу. В возрасте двадцати трех лет попала она к самозванцу. А уж этот мужик покуражился над ней, повеселился. Полгода играл он с ней, чуть не заигрался, пока отец Марины Мнишек не потребовал от Лжедмитрия отослать ее подальше с глаз долой.
В одном из Белозерских монастырей появилась инокиня Ольга. Но на этом судьбинушка горькая не оставила Ксению — Ольгу в покое. Вскоре Василий Шуйский, воцарившись, призвал дочь Бориса в Москву, где при ее участии состоялось торжественное перенесение останков ее отца, матери и брата в Троице-Сергиев монастырь. Здесь пережила она осаду интервентов, охраняя родные могилы, а затем отправилась в Новодевичий монастырь, столь памятный всем Годуновым.
Но и здесь Ксении не было душевного покоя. В 1611 году ворвались в монастырь казаки Заруцкого, разграбили обитель, надругались над инокиней Ольгой, и не смогла она, красавица, каких даже на Руси было не так много, женщина с изломанной судьбой, оставаться в Новодевичьем монастыре — перебралась инокиня Ольга во Владимир, где и умерла в 1622 году в возрасте сорока лет, никому не причинив зла.
А уж какая невеста была!
Лжедмитрий I
В тот же день, 10 июня 1605 года, когда стрельцы удавили Федора Годунова, в Москву вошло войско Лжедмитрия: восемь тысяч польской шляхты, во главе с новым русским царем. В золотом платье, украшенном богатым ожерельем, статный, широконосый, с рыжеватыми волосами, с умными глазами, верхом на красавце-коне, окруженный знатью, ехал Лжедмитрий по улицам Москвы.
Еще недавно ликовавшие от переполнявших их чувств жители столицы насторожились: зачем так много шляхты русскому царю? Почему польские музыканты играют на трубах и бьют в литавры во время церковного пения? Почему русский царь, если воспитывался он, согласно слухам, долгое время в русских монастырях, совершает православные обряды не по-русски? Что-то тут было не так.
И все же Лжедмитрию народ все простил, как только отец добрый умеет прощать родного сына. И в этом прощении кроется некая важная тайна для всех, мечтающих понравиться русскому народу.
Лжедмитрий, по многим свидетельствам современников, имел изысканные манеры, впрочем, выдававшие в нем польское воспитание. Правил он спокойно, казней и других жестокостей избегал. В первый же день Басманов раскрыл заговор, доложил самозванцу о том, что Василий Шуйский пытался с помощью купцов вооружить против него народ. Царь, чисто по-европейски, передал дело в суд, не стал самолично расправляться с заговорщиками. Суд, а не царь приговорил признавших свою вину людей к ссылке, а Василия Шуйского — к смертной казни.
Его привели на лобное место. Он вел себя достойно. «Умираю за веру и правду!» — крикнул он толпе и подошел к плахе, одетый в богатый кафтан, украшенный дорогими жемчугами. Палач пожалел жемчуга и кафтан, хотел снять их с приговоренного, чтобы не пачкать мертвою кровью. «Я в нем отдам Богу душу!» — сказал князь, ничего уже теперь не жалея. Палач обиделся — ему-то еще было чего жалеть! — но на площадь прискакал гонец от царя: «Дмитрий дарует Шуйскому жизнь!» И то хорошо: кафтан не испачкан и князь живой.
То был, пожалуй, самый искренний, самый геройский поступок Василия Шуйского. Впрочем, в этом эпизоде отличился и Лжедмитрий. А народ смотрел. Безмолвствовал пока.
В это же время произошло событие, укрепившее положение царя. Инокиня Марфа — сосланная в монастырь Мария Нагая — признала его своим сыном, и даже в самых недоверчивых людях поутихло сомнение, затеплилась надежда — а не впрямь ли он законный наследник московского трона?
Дмитрий-самозванец
Дела у нового царя пошли неплохо. Народ к нему стал привыкать, а он в свою очередь управлял страной мирно, хотя человеком был импульсивным, сумасбродным, поражавшим думцев странными идеями: мечтал, например, завоевать Османскую империю… Ничего странного в этом желании нет — хорошо известно, что Лжедмитрия I поддерживал папа римский — тот всегда мечтал найти «пушечное мясо» для борьбы с османами, о чем, в частности, говорят события позднейшей истории России. Перед Северной войной Борис Петрович Шереметев ездил по странам Европы, искал союзников, налаживал дипломатические отношения, во многом преуспел. Папа римский и Великий Магистр Мальтийского ордена вынудили его за соответствующую поддержку в будущей войне дать обещание воевать против турок. Петр I выполнил это обещание, организовав печально известный Прутский поход в 1711 году, когда до окончания войны со Швецией оставалось десять лет.
Вполне возможно, что и Лжедмитрий мог обещать папе римскому подобное. И его планы завоевания Османской империи, о которых он громко и часто говорил, не кажутся нам сколько-нибудь из ряда вон выходящими. Но в 1605 году идея союза с папой римским была в Думе не принята.
По свидетельству самих же думцев, царь неоднократно проявлял недюжинные политические способности во внешних и внутренних делах… Что же его подвело? Что привело его к гибели? Многие специалисты считают, что Лжедмитрию многое бы простили на Москве, только не Марину Мнишек. Кто-то утверждает, будто русский народ в конце концов отверг его за чрезмерное увлечение иностранным, польским. Кто-то обвиняет Василия Шуйского, совершившего государственный переворот уже одним только признанием факта спасения младенца Дмитрия. Все эти доводы вместе взятые повлияли на мнение народное, которое в конце концов решило судьбу самозванца. Прав С. Ф. Платонов, точно подметивший: «Лжедмитрий сослужил свою службу, к которой предназначался своими творцами, уже в момент своего воцарения, когда умер последний Годунов — Федор Борисович. С минуты его торжества в нем боярство уже не нуждалось» [210] .
210
Платонов С. Ф. Указ. соч. С. 291.
Да, бояре строили против лжецаря «ковы» с первых дней. А он, увлекшись самим собой — царем, своими делами царскими и Мариной Мнишек, этой блистательной и упрямой авантюристкой, даже верного, как собачка, Басманова не слушал, когда тот взволнованно докладывал ему о заговоре. Не верил себе на беду!
2 мая 1606 года в Москву прибыл отряд поляков в две тысячи человек с невестой самозванца Мариной Мнишек. К тому времени были готовы в Кремле два деревянных дворца — для него и для Марины. Москва заволновалась: зачем так много оружия, так много польской шляхты в Кремле?