Мост. Реальная история женщины, которая запуталась
Шрифт:
Сержант Рич Острия объяснил, что доступ к любым материалам, связанным с детьми – и с тем, что происходило с ними до, во время и после инцидента, – будет закрыт. Он восстановил хронологию событий с 22 по 23 мая, однако не сказал почти ничего нового ни об Аманде, ни о детях, кроме того, что уже было обнародовано. При попытке расспросить его о подробностях он отнекивался; говорил, что общественность не услышит записей звонков в Службу спасения, что «не
Я подошла к начальнику Сайзер. Сказала ей, что хотела бы побеседовать с офицером Гривзом, поскольку он, по моему мнению, совершил невероятный поступок, как из кино, хотя это, должно быть, было нелегко с психологической точки зрения: он знал, что эту женщину обвиняют в убийстве собственных детей, и тем не менее – и тем не менее! – спас ее от гибели. Он проявил себя как герой, пусть это было и непросто, и Сайзер согласилась с моим мнением: да, да, да, и на следующей неделе состоится церемония, на которой Гривза наградят. Я ответила, что это, безусловно, заслуженно, только я очень хотела бы побеседовать с ним, если отдел не против.
– Мы поощряем общение наших офицеров с прессой, – сказала Сайзер, так что мне оставалось лишь договориться о встрече с самим Гривзом, который, оказывается, мастерски умел не отвечать на звонки, тем самым избавляя себя от необходимости прямо мне отказывать. В беседе он заинтересован не был.
Журналисты, как могли, выжимали из имеющихся у них сведений статьи для завтрашних газет. Например, цитировали соседей Аманды. В двух статьях заявлялось, что Аманда своим поступком желала отомстить мужу, но не уточнялось, за что именно. Авторы статей выполняли свою работу на совесть, однако никто из них не смог ответить на два основных вопроса: «почему?» и «как?»
Хэдли не волновало, что газеты не обеспечивают информацией, а полицейские держат рот на замке. Наоборот, такое положение дел его вполне устраивало.
– Люблю прессу. Постоянно читаю газетные сплетни и так часто смотрю новости, что утомил этим свою семью, – сказал он мне на другое утро в забегаловке «Элмерс», расположенной возле автомагистрали. – Но пресса способна и навредить: чем больше подробностей предано огласке, тем сильнее возбуждается интерес публики… А судьям не хочется, чтобы суд вместо них вершили газеты – как и мне.
Прежде чем согласиться на встречу, Хэдли предупредил, чтобы я не ждала от него многого. Полиция уже завершала свое расследование, однако он только-только начал разбираться в произошедшем. Сбор данных перед судебным процессом – это своего рода таинство, а потому он не вправе рассказывать о своей подопечной ничего, что может влиять на решение суда.
По меркам штата Орегон, Хэдли был высококлассным адвокатом. Последние двадцать лет он только и делал, что выступал на стороне преступников, совершивших убийство при отягчающих обстоятельствах – единственное преступление, за которое в штате полагалась смертная казнь. Хэдли понимал, что его деятельность вызывает у окружающих неприязнь. Он уже привык к тому, что его называют и «ублюдком», и «блаженным», а при встрече на светских вечерах спрашивают: «Как вы вообще можете этим заниматься?» Он же верил, что его работа очень важна, и прекрасно с ней справлялся: из тридцати клиентов только двоих приговорили к высшей мере, и только один из этих двух приговоров – вынесенный тому самому Кристиану Лонго – был приведен в исполнение. Я видела снимок, сделанный во время вынесения Лонго приговора. На нем Хэдли стоит возле обвиняемого, склонив голову к груди, закрыв глаза и сжав переносицу большим и указательным пальцами.
Лонго не последовал советам Хэдли и заявил, что виновен только в двух убийствах из четырех; якобы его жена сама убила старших детей, прежде чем он задушил ее и младенца. Хэдли был уверен, что присяжные не попадутся на уловку. И они не попались.
Аманда тоже заявляла, что невиновна. Если начнется судебный процесс, ей грозит казнь. Но Хэдли казался невозмутимым, несмотря на возможность такого исхода; когда же нам принесли завтрак, он просиял, словно вверенная в его руки жизнь была не важнее такой обыденности, как яичница с тостом.
6
Райан Баррон предвкушал встречу с Джейсоном. Последние два года были сущим адом, особенно прошлое лето; о, он даже думать об этом не хотел. Джейсон сказал, что приедет после того, как передаст детей Аманде; его привезет мать. Он обещал, что заскочит примерно в восемь. Джейсон немного опоздал, но это было в порядке вещей.
Конец ознакомительного фрагмента.