Мост
Шрифт:
Я почувствовала, как он начинает верить, что я действительно жива.
Я не понимала, что он плачет, пока не подняла глаза после того, как сняла рубашку с головы и рук. Потянувшись вверх, я сжала его волосы пальцами, обняв его крепче, когда Ревик поцеловал меня в губы, когда его руки закончили стягивать с меня штаны. Он застонал мне в шею, как только снял их, и его боль врезалась в меня, шокируя мой свет, затрудняя дыхание.
Образы снова поразили меня, но на этот раз я чувствовала в них любовь, что-то вроде импульсивной потребности поделиться
В некоторых из этих воспоминаний я чувствовала жар, боль и беспокойство, но там также жило нечто более молодое — одиночество, которое он сдерживал, отделяя от моего света. Я чувствовала, что он скучал по мне — больше, чем скучал по мне. Как одиноко ему было без меня, как крепко ему приходилось контролировать себя, чтобы скрыть это от других. Он потерял меня, но он потерял и всех своих друзей, хотя бы из-за своей неспособности справиться с собственным горем.
Я чувствовала его одиночество как физическую силу, пока Ревик ласкал мою кожу. Затем я тоже плакала, но уже шептала ему что-то, когда поцелуй прервался.
— Я люблю тебя, — говорила я ему. — Я люблю тебя. Так сильно. Мне очень жаль.
Его голос стал таким тихим, что я едва расслышала его.
— Мне очень жаль по поводу Джона. Боги, Элли, я так сожалею о том, что сделал. Я чертовски скучал по тебе, — его глаза заблестели. — Я думал, что сойду с ума, когда ты всё не просыпалась. Если бы не наш ребёнок…
Я снова услышала страх в его голосе, чувство вины, и покачала головой, прогоняя это прочь, хотя слёзы ослепили меня.
— Это не имеет значения, — в тот раз я не шутила, хотя мои пальцы крепче сжали его шею. — Это не имеет значения, Ревик. Всё кончено. На этот раз всё действительно кончено.
— Никаких разлук, — сказал он, задыхаясь. — Больше никаких грёбаных разлук, Элли.
Чувствуя, как сжимается моя грудь, я крепче стиснула его и почувствовала, как мой aleimi обвился вокруг него, притягивая его, втягивая его в меня. Что-то более плотное поднялось в моём свете, прямо перед тем, как я ответила ему.
Что бы это ни было, оно заставило его вздрогнуть от звука моего голоса.
— Больше никаких разлук, — сказала я ему. — Никогда больше, Ревик.
Он поднял голову и взглянул на меня.
Он просто смотрел на меня несколько секунд, всё ещё тяжело дыша от того, как я обхватила его за шею. Наши лица находились всего в нескольких дюймах друг от друга. Затем он поразил меня, расплывшись в настоящей улыбке.
Когда Ревик заговорил в следующий раз, его голос с акцентом звучал отрывисто, наполненный такой любовью, что я почувствовала, как моя кожа покраснела, даже сквозь веселье, которое я услышала на поверхности.
— Бл*дь, надеюсь, в этот раз ты говоришь серьёзно, жена, — выдал он.
Прежде чем я успела ответить, Ревик наклонился и снова поцеловал меня.
Эпилог
Сочувствие к дьяволу
Балидор сидел за столом, глядя на ряд мониторов, но не видя их.
Третье из четырёх окон в эти маленькие миры оставалось тёмным, полностью отрезанным от всего, что происходило внутри четырёх стен этого сегмента резервуара.
Но почему-то именно к этому пустому, безжизненному экрану глаза видящего из Адипана возвращались чаще, чем к остальным.
Пустой экран ничего для него не значил.
То есть, он не думал о том, почему смотрит туда, не осознавая этого.
Как только он подумал об этом, даже на несколько минут, он понял, почему камеры были выключены. Он видел, как Элли вошла, как она разговаривала с Тореком по пути к двери. Он даже понял, почему уставился на пустой экран, несмотря на то, что там ничего не было видно. И вовсе не из-за того, чем, как он знал, Меч, скорее всего, занимался в этой комнате со своей женой.
Пожилая женщина, сидевшая напротив него за шлифованным металлическим столом, мягко щёлкнула.
Звук, который она издавала, мягко похлопывая языком по нёбу, на первый взгляд казался упрёком.
И всё же Балидор услышал в этом звуке тихую печаль.
Долгое время никто из них не произносил ни слова.
Такое молчание между ними не было чем-то необычным. Однако в данном случае это молчание содержало некоторую долю иронии, учитывая, что они обоюдно согласились встретиться, чтобы поговорить свободно и наедине.
До сих пор ни один из них не произнёс ни слова.
На самом деле ни один из них ничего не делал, только пялился на эти четыре монитора.
Иногда Тарси вставала. Она шла к раковине, использовала мёртвый металлический кран на стене, чтобы добавить ещё кипятка в кружку, которая теперь стояла на столе у её локтя. Старуха всё ещё была в боевой экипировки, которую она надела, когда впервые покинула свою каюту в левой части носа авианосца.
Эта одежда по-прежнему выглядела на ней уместно, хотя прошло уже много лет с тех пор, как она носила её официально.
Словно услышав его, старуха вздохнула и щёлкнула ещё громче.
Балидор оказался первым, кто произнёс хоть какие-то слова.
Может быть, он сделал это, потому что чувствовал, что она этого хочет, а может, ему просто недоставало её терпения. В любом случае, он сдался первым.
— Значит, сомнений нет? — просто спросил он.
В отличие от обычных для них средств связи, Балидор заговорил вслух.
В этом тоже имелась своя цель.
Это сохранит их разговор между ними и внутри конструкции корабля, а также полностью вне Барьера. Даже если бы Балидор не чувствовал необходимости держать эту конкретную тему в секрете от других, на борту присутствовал Варлан, ещё один видящий с действительным одиннадцатым рангом, и он не мог позволить себе рисковать.