Мой бог – бесконечность

Щедровицкий Дмитрий Владимирович

Майданек, полный Гамлетов.
На всех – Один безмолвствующий отчий призрак,
Идущий вспять у будущего с краю,
И всех к себе влекущий. – И они
В своем падении неразличимы…
Один из них, кто пишет эти строки,
Глядит в пустой прищур могильной ямы,
Как нищий сфинкс, обритый наголо.
– И со своею головой играет.

1979

Объяснение

Как дворам, по-будничному праздным,
Разгадать в столетии литом,
Что любил

тебя всегда, но сразу
Не сказал… Что столько лет потом
Говорил с тобою – не словами,
Но прерывистым дыханьем звезд,
Но бушующими деревами
В откровенные прорывы гроз,
Что зимою – зябликом случайным
Я стучался в мерзлое окно…
Да и то, что кажется молчаньем,
Было правдой до краев полно.

1979

Мухаммед

…Архангел говорил: «Читай!»
А он в ответ: «Я не учился
Срывать с небесного щита
Созвездий медленные числа.
Я знал: бегущий свиток лет
С той вязью встреч на белых веснах
Написан лишь затем, что вслед
Единственный читатель послан. —
Я знал: для одного меня
Вся каллиграфия печалей
На обороте Книги Дня
Луны выводится лучами.
Не бойся – я пойму и так: В
едь на скрещенье вен трепещет
Велений Божьих каждый знак.
Вскрой полумесяцем – захлещет!»

1979

Ангел

О возросший над самой крышей
Мой космический черенок,
Под которым созвездья рыщут
Городские, сбивая с ног,
О юродивый, о тишайший,
Протянувший десятки рук
Над несбыточной жизнью нашей,
Над большим фонарем разлук.
Беспечальный! В тебе не того ли
Слабоумного мальчика дух,
Что не знал ни тоски, ни боли
И ловил огоньки на льду?
Помню – вскладчину хоронили
Мы всем домом тебя год назад…
Не пустили. Не дали крылья.
Только долгий зеленый взгляд.

1979

Нищий-двойник

…О господин! Когда великий мрак
Падет на эту землю безвозвратно, —
Последним светом в черных зеркалах
Я отражу тебя тысячекратно.
Я стану песни отзвуком твоей,
Ответом средь всемирного молчанья,
Твоим воспоминаньем… О – поверь,
Поверь, что наша встреча не случайна!..
И ради тысяч непостижных лет,
Где мы неотличимы друг от друга, —
Подай на бедность – и смотри мне вслед,
Пока следы на льду не слижет вьюга.

1979

Полночь

На лесных, на темнеющих тропах
Я искал тебя в тайном июле,
В золотых и загадочных строфах
Тех поэтов, чьи судьбы минули,
На дорогах бездумья и неги,
Одиночества и забытья, —
С той минуты, как дали мне некий Облик.
В

вечность отверстые веки.
С той поры, как себе я судья.
Там, где ночь пробуждает немая
Полустанков печальных сердца,
Где не спят, за тебя принимая
Заоконную ветку, скворца, —
Я искал тебя в каждом проулке,
В тех, кто за полночь сходит с перрона,
Кто не встретил на свете родных, —
В их шагах, неуверенно-гулких,
В их горчайшем дыханье неровном,
В блеске звезд, исходящем от них.
Я искал… Ты все ближе и ближе,
Соловьиный разносится свист.
Вижу кроны. Созвездия вижу.
На последнем пути – отзовись!

1979

Ты и я

Ты – источник времен и странствий.
Излученье. Ученье. Суть.
Я – вместилище слова, страсти.
Я – всемирной судьбы сосуд.
Как трепещет, горит пылинка
В безмятежном, крутом луче,
Так во мне Вифлеем и Треблинка
Вопрошают:– О чей ты? Чей?…
– Отраженье. Рожденье Лика.
Изначальной печали ручей.

1979

Отелло

О город – лейтмотив
Крушения любви,
Где, ноги промочив
По щиколку в крови,
Я тенью прохожу
По площади немой,
И, не смолчав, дрожу
На звезд вопрос прямой!..
Венеция! Я сном, Ошибкой завлечен
В твой бесприютный дом,
Как сокрушенный челн,
Я только синь и хлеб
Хотел найти в тебе,
Но стал узлом судеб
В хрупчайшей той судьбе…
Во тьме велик душой,
А днем неуловим, —
О, сколько я, чужой,
Свершил, чтоб стать твоим!
Рукою черной – в явь
Из всех тянулся снов.
Но ты себе оставь
Кровавый мой улов!

1979

Школа

Я много раз пытался стать другим,
И все ж не одолел себя ни в чем.
Но дерево – великое, как гимн —
Зарю склоняло над моим плечом.
Оно учило скорби и хвале,
Как дирижер, покачивалась ветвь.
И я ни в чем себя не одолел —
Но в лучшей школе научился петь.
И с изумленьем вижу: я пою,
Меня встречает облака поклон,
Как грешника прощенного – в раю,
Над целым государством грозных крон!..

1979

Сын Ивана Грозного

Тоска возвышалась над ним, словно город,
Пехотою слуха осаждена
И конницей зренья штурмуема.
Но выкрик жезла был, как молния, короток —
И новая жизнь налегла, ледяная,
И больше слова ни к чему ему.
Так смерть подошла – ледяною Москвою,
Огромными башнями будущих эр,
Висящими вслух над соборами, —
Москвой, на столетья прохваченной хворью —