Мой босс - Оборотень
Шрифт:
Боль пронзила насквозь. Жгучим льдом выкрутила мышцы.
И я все-таки потеряла равновесие, рухнула в воду, что приняла в свои теплые объятия.
Легкие горели огнем, а в горле застыл немой крик. Песчаное дно оцарапало спину. А я смотрела в лицо крутобокой луны и ненавидела ее, оборотней и того, кто пытался вытащить меня из воды.
Белая львица с карими глазами нырнула в воду, когда запели псы. Сквозь толщу воды я слышала их песню, что тревожила ровную гладь озера.
Озеро беспокоилось, наращивая шум водопада. Его воды разбивались
А я до боли сжимала абсолютно плоский живот и…выла. Дико. Отчаянно. Захлебываясь соленой водой. Раздирая грудную клетку неистовым пламенем.
Выла, не в силах справиться с болью, что затапливала чернотой. И не понимала, почему до сих пор живу.
А когда в воду нырнула львица, просто закрыла глаза. Вода озера заменила кровь, утопила легкие, даруя покой.
Я должна уйти сейчас вслед за своими малышами. Уйти с верой, что Лео удалось вернуться и эти упрямые мужчины смогут найти свой смысл жизни.
Новая боль оказалась неожиданной. Обожгла. Вернула к жизни. На каменный выступ над озером.
Меня трясло и рвало озерной водой. Тело сводило судорогой. А где-то вдалеке пели псы. Дивное многоголосье больше не пугало.
Выплюнув последнее, что осталось в моем организме, без сил легла на теплый камень. Скрутилась клубком, дрожа и плача.
Боли было так много, что я терялась в ней.
А потом чьи-то заботливые руки коснулись волос.
Вздрогнула и подняла глаза.
Женщина, что сидела рядом, была красивой и смотрела на меня лучистым взглядом карих глаз. Белоснежные волосы крупными локонами лежали на острых плечиках, а под светлой, почти прозрачной кожей исчезали черты зверя.
Львицы, что вытащила меня из озера.
— Зачем? — прохрипела и не узнала собственный голос.
Поморщилась. Я ведь почти увидела их, своих беспокойных близнецов. Почти дошла к ним. Какая же я мать, если теперь брошу их там одних, за чертой?
— Твое время еще не пришло, — мягкий голос женщины казался родным.
Он успокаивал. Согревал. И тепло струилось по измученному телу. Выплетало на мокрой коже черные нити родового узора. Яркого. Живого. Черная лоза выпускала синие бутоны цветов, что распускались пролесками и исчезали золотыми вспышками. Снова и снова.
— Почему он исчезает?
Растерянно посмотрела на свои ладони, на которых вновь и вновь плелся узор, чтобы спустя удар сердца раствориться в золотом сиянии.
— Потому что ты разделила себя, девочка моя, — с грустью улыбнулась женщина.
А я вдруг поняла.
— Мама?
— Здравствуй, доченька.
Осторожно села, кутаясь в тяжелый мужской плащ. Магия искрила в плетении ткани. Щекотала, не принося боли, согревая. И странным образом даря покой и проясняя голову.
Так, теперь надо сосредоточиться и подумать. Истерить и выть можно и потом.
Но боль прокатилась колким отголоском, скрутила низ живота, где больше ничего не было.
Закусив губу, подтянула колени к груди и с настороженностью взглянула на женщину, что оказалась моей матерью.
Точеная фигура, заостренные черты лица и усталость в теплом взгляде. Она выглядела так, будто не я, а она едва не утонула в озере за ее узкой спиной.
Там же стояли и псы. Свита? Охрана? Или же плод моего воображения? Быть может, отголоски страха? Я так долго боялась, что псы придут за мной. И вот, они пришли. Но за мной ли?
— Что значит, разделила? И что это за место?
Нахмурилась, стараясь не смотреть в глаза хищников, где отражалась боль. Мне и моей хватит на целую вечность.
— Это Лунное озеро. Здесь звери, ушедшие в лунный свет, обретают покой.
Кивнула, нервно сглотнув. Я читала про Лунное озеро. Пристанище душ потерянных зверей оборотней.
Легенды рассказывали, будто звери, что навсегда оставили человеческую сущность, уходили именно сюда. Но не каждый мог войти в воды Лунного озера.
— Псы не могут войти в воду, — сказала, наблюдая, как один из неоперившихся щенков попытался напиться, но у самой кромки словно наткнулся на призрачную стену. Попятился, обиженно заскулил. — Это значит, что они — неприкаянные? А я?
— Они не могут примириться с тем, что больше никогда не будут прежними. Их души не станут цельными. Сейчас они просто мои верные стражи, — в ее словах тихим шорохом проскользнула тоска. Глухая и черная, точно небеса над нами. — Ты же смогла вернуть своего льва. В это место приходят только с истинной парой. Те, кто не готов здесь остаться. Но ты обернулась в человека и твоя львица ушла вместе со львом.
— Значит, Лео…проснулся?
— Да, доченька. Твой лев снова стал цельным. А ты — нет. Как и они, — она окинула тоскливым взглядом лунных псов.
— Кем они были раньше?
— Псами. Дикими и голодными псами, которым подарили красивую игрушку.
Она ненадолго прикрыла глаза, а когда заговорила — на ее коже расцветали серебряные всполохи.
— У меня был жених. Никого не было в мире прекрасней его. Он умел разговаривать с птицами, — на искусанных губах расцвела мечтательная улыбка, а по бледному лицу заскользили лунные блики. — И приручать хищников. Он пришел в наш дом, едва растаяли снега. Мне тогда было семнадцать. Пришел и просто забрал с собой, нагло заявив, что я его пара. Его единственная и он никогда и никому меня не отдаст.
— Соврал? — спросила тихо, когда мама задумалась.
Подползла к ней поближе, чувствуя, как ей холодно сейчас, делясь своим теплом.
— Твой отец никогда не врал, — она обняла меня, поцеловала в макушку. — Я сама ушла от него, — она снова помолчала, но я больше не нарушала тишину вопросами, ощущая, что ей сейчас непросто говорить об этом. Она тоже не примирилась с прошлым. Но ведь озеро впустило ее? Почему?
— Потому что я сама выбрала это место, — улыбнулась мама, ответив на мой все-таки произнесенный вопрос. — И забрала их всех с собой.