Мой босс-тиран, или Няня на полставки
Шрифт:
— Мне нужно с ней поговорить.
— Она спит...
— Черт! — Лев оттолкнул Голованова в коридор и пронесся прямиком в спальню.
На пороге встал как вкопанный, когда увидел прямо на ручке двери красные кружевные трусики, выглядывающую из-под одеяла стройную ножку и макушку.
— Черт! — еще раз произнес он и под мерзкое похихикивание Вадика развернулся, чтобы уйти. На пороге не выдержал — дал-таки в морду уроду. Плюнул бы до кучи, но решил не опускаться.
— Черт! — в третий раз чертыхнулся Лев и в самых расстроенных чувствах покинул негостеприимную квартиру. Больше
Он пулей вылетел во двор и рывком открыл дверцу машины. Сел на водительское сиденье и уставился в одну точку.
Как блин верить кому-то еще, а? Анна оказалась гадиной, Ольга — сволочью, Мирослава...эх, про нее даже говорить не хочется! Одна мать удивила, да толку-то...
Хотя... а разве Пташкина ему что-то должна? Вроде бы нет. Но отчего так неприятно ноет в груди? Да и вообще, нормально не могла сказать, что домой едет? Слабо что ли?
Лев немного посидел, приходя в себя и уже хотел было трогаться с места, но... что-то никак не давало покоя, маячило в голове, какая-то важная мысль, деталь, за которую он никак не мог ухватиться. Что-то очень важное.
Лев до сих пор находился в Пташкинском дворе, почему-то никак его не покидая, будто примагниченный. Зачем-то вышел из машины, прошелся туда-сюда и присел на лавочку.
— Куда же вы, мужчина, сели... эх вы! — воскликнула старушка у соседнего подъезда.
— А? Что? Что такое?
— Да вы что же, не видите? Написано же — окрашено. Лавочку только покрасили.
«Покрасили...покрасили...а ведь точно!»
Лев подскочил с места, не обращая внимания на то, что к джинсам намертво прилипла желтая краска и опрометью бросился в подъезд, на ходу, прокричав «Спасибо» доброй женщине.
На этот раз он набрал номер соседней квартиры и коротко бросил в трубку «ЖЭК». Его сразу впустили, и он пулей влетел на нужный этаж.
Голованов, явно не чаял вновь увидеть Льва и оттого не ожидал столь стремительной атаки. Получив очередной удар в глаз, Вадик охнул и осел на пол, а Лев бросился в комнату. Вот какая мысль не давала покоя — маленькая деталь. Пташкинская шевелюра рыжеватого оттенка, а дамочка на кровати платиновая блондинка. Вряд ли Мирослава успела за ночь перекраситься. Аверьянов ворвался в спальню, бесцеремонно стащил со спящей девушки одеяло, и та завизжала благим матом, пытаясь прикрыть оголённую грудь и все остальное от нежданного визитера.
Лев облегченно выдохнул — девица хоть и смазливая, но до Мирославы ей далеко. Не она — и славно.
Он со смущением и придурковатой улыбкой извинился перед ошалевшей девушкой и вернулся к малахольному козлу, так и сидящему на полу.
— Ну что, гаденыш, вставай. Я тебя сейчас бить буду.
«Гаденыш» с трудом приподнялся с пола и затравленно взглянул на Льва.
— Что ж ты добрых людей в заблуждение вводишь? — сжимая кулаки Лев двинулся на парня и тот только что в стену не вжался.
— Да я так... пошутить хотел. Я...я не хотел...
— Где Мирослава? — гаркнул Лев и Вадик затрясся, словно осиновый лист.
— Я...я не знаю. Она не приходила. Ну я и позвал эту... Люську в смысле позвал. — махнул рукой в сторону спальни.
— Уверен, что ее на было?
— Да вроде. Я весь день вчера дома был. И позавчера. И сегодня. Не приходила. А что, случилось что?
Отвечать Лев не стал, только отвернулся, потому что в это время девица, испуганно косясь то на него, то на Вадика прошмыгнула в ванную.
— Где она, может быть, знаешь?
Голованов развел руками и льву вновь захотелось вдарить ему, но в этот раз он сдержал свой порыв.
— Придет домой, пусть позвонит. Обязательно. Понял меня?
Вадик закивал, и Лев был уверен — передаст. Тот еще передаст, мать его етит!
20
Пташкина
Очухалась Мирослава на чем-то жутко неудобном и жестком. Попыталась подвигаться и тут же что-то острое уперлось аккурат в область печени. Пташкина открыла глаза и.... ничего не увидела. По крайней мере вначале. А потом, когда глаза немного привыкли к темноте, с трудом, но различила окружающую действительность. Хотела она было подняться, да не смогла — руки оказались крепко связаны за спиной, они неприятно затекли и болели при каждой попытке ими пошевелить. Ноги тоже оказались связаны, но их она чувствовала хорошо. Голова нещадно болела не только в месте удара, но и в области висков и даже лба.
"Хоть бы таблеточку какую..." - подумала Мира и тихонько заплакала.
Но потом, немного подумав, решила, что слезами горю не поможешь, и плакать вдруг перестала. Собралась с мыслями и сконтцентрировалась на насущном.
Итак, что она имеет?
А имеет Мирослава какую-то комнату с зашторенными окнами. А за шторами сейчас скорее день, чем ночь. Ну или на худой конец утро. Полоска света едва-едва выбивается из-под узкой щели между полом и собственно самой шторой. Сама Мирослава сидит скорее всего на полу, связанная и несчастная, и страдает от острого угла какой-то доски. Хоть бы немного отодвинуться, а то так вся печень отвалится раньше времени.
Пташкина чуть сдвинулась и ей действительно сразу же полегчало. Попробовала расслабить путы на руках, но они мало поддавались - то ли затекшие руки не слушались, то ли завязано было слишком хорошо. Только бы не морским узлом...
Мира подвигала ногами, потерла их друг об друга и случайно с силой ударила по полу. Тут же замерла, потому что за дверью раздались шаги, и кто-то заглянул внутрь. Мира закрыла глаза и притворилась спящей. Даже чуть-чуть побоялась приоткрыть глаза — да и какой смысл? Она ведь помнила кто ударил ее по голове, так что чего уж там смотреть?
— Что там? — послышался мужской голос из-за двери и кто-то шикнул в ответ совсем рядом с Пташкиной.
Ее пнули в бедро и Мире пришлось собрать всю силу воли, чтобы не пискнуть в ответ.
Этот кто-то склонился над ней и видимо всмотрелся в лицо, Мира даже сквозь сомкнутые веки почувствовала тень перед собой и чужое дыхание.
Наконец этот кто-то вышел и Мира смогла-таки дышать.
Выходит, Ольга не одна? Ведь слышала же Мирослава мужской голос... И что же они теперь собираются с ней делать? Неужели убьют? Батюшки святы, да разве ж можно живого человека и кончить?