Мой бывший бывший
Шрифт:
— Это только ради нее, — шиплю я, удерживая на губах улыбку, потому что Маруська с интересом таращится на нас сквозь стекло.
— Я понимаю, — глухо роняет Ветров, впервые на моей памяти уводя от меня взгляд.
Понимает он. Как же!
Мое испорченное явлением Ветрова настроение самую малость компенсируется бледной и явно напуганной физиономией Регины Маскарадовой. Проявляется сие чудо из чудес сразу, стоит только Ветрову вслед за нами выйти из машины. Регина тут же торопливо наклоняется к ушку своей Олечки и начинает ей торопливо что-то
Инструктирует держаться от Маруськи подальше? И то хлеб. А то ведь я с удовольствием воспользуюсь Ветровым для защиты дочери. Ну, я ж не знаю, что он там за кары небесные Регине наобещал. Так что пусть сам и реализует, не все ему пыль в глаза пускать…
Маруська выскакивает из машины радостной стрекозой, цепляется за руку Ветрова. Я даже расстроиться не успеваю, потому что теплая ладошка хватается и за мои пальцы. Выходит этакая цепочка из двух взрослых и одного ребенка, как с картинки «идеальная семья».
— Так здорово, что мы тут все вместе, — глубокомысленно возвещает Маруська, старательно крутя головой, чтобы видеть выражение и моего лица, и папино тоже, — правда, папочка?
— Конечно, солнышко, — хриплый, глухой голос Ветрова будто наждаком мне по голой спине проходится. Такое ощущение, что он и вправду так думает. Ну, что ж, он еще не наигрался, я не буду ему мешать.
— Ма-а-ам?
— Марусенция, урок начнется через три минуты, — поторапливаю я, уходя от прямого ответа. Расстраивать дочь своим категоричным «ничего хорошего» я точно не хочу, а так, можно прикинуться, что не расслышала вопроса и вообще — очень беспокоюсь о школе.
Еще бы не чувствовать этого прожигающего, пристального взгляда Ветрова на своей щеке.
— Хочешь что-то сказать — говори, — проговариваю вполголоса, когда Маруська, весело подпрыгивая, уже несется к школе через аллею. Да, пожалуй, её настроение все-таки этого стоило. Но нужно дать Ветрову понять, что еще один раз в обозримом будущем состояться не должен.
— Марусенция? — Яр проговаривает это слово осторожно, будто только-только выцепил крупинку золота из кучки золы и сейчас отчаянно боится уронить её обратно. — Ты зовешь Машу Марусей?
— Имею право, — холодно отрезаю я, — Марией Андреевной я её зову, только когда она не хочет делать уроки.
— Почему все-таки Андреевной? — хрипло интересуется Яр, тоже глядя на подскакивающий Маруськин ранец. Надо же. А я думала, ему и не интересно.
— Семейная традиция, еще от мамы пошла, — моя улыбка выходит ядовитой, — я Андреевна, моя дочь — Андреевна. Оба отчества в равной степени липовые. Но хоть дед у меня был не мудак, вот его можно и в свидетельство о рождении вписать.
Яр дышит не то чтобы недовольно, но напряженно. Ну и черт с ним. Я ведь знаю, что через суд отчество Маруськи придется уступать. Это я переживу.
— Ты ведь не рада, что я приехал, — тихо замечает Яр, открывая передо мной дверь машины. В гробу бы я видела такой сервис, да только ругаться с ним перед школой мне не хочется.
— Надо же, ты и вправду меня понимаешь, — я строю удивленную гримаску, — а я-то думала.
— Я не хотел портить тебе утро, — то ли Ветров сегодня тестирует новую линию поведения, то ли где-то сдох какой-то краснокнижный зверь, потому что он звучит так убедительно подавленно, что мне аж приходится встряхнуть головой, чтобы передумать начать расспрашивать, что там у него случилось.
Нет. Мне не интересно. Я за него не переживаю. У него хватает переживальщиц.
— Тогда каким лешим тебя занесло в нашу глухомань? — раздраженно огрызаюсь я и обреченно падаю на заднее сиденье его машины. На автобус все равно не успеваю. Пусть довезет меня до метро. До работы с ним ехать — точно выше моих сил, а если он где-нибудь еще и Кристину свою подхватит… И она мне вряд ли обрадуется, да и я — сегодняшнее утро начинать с неё не готова.
— Вчера был очень… сложный вечер, — отрывисто поясняет Ветров, хотя это вообще ничего мне не объясняет. Я останавливаюсь взглядом на той его ладони на руле, которая криво обмотана бинтом. Вижу красные ссаженые костяшки…
— Надеюсь, ты не таскался к Нику, чтобы устроить с ним разборку, — мне аж подпрыгнуть хочется от этой догадки, — Ветров, когда уже до тебя дойдет…
— Нет, это не с ним, — кратко откликается Яр, не давая мне договорить. Ну, уф-ф. Хотя… И чего я психанула? Я ж вчера до ночи с Ником переписывалась. Нет, конечно, вряд ли бы он стал мне жаловаться на психованного бывшего, но наверняка бы как-то это на тональности общения бы в любом случае сказалось.
— А с кем? — спрашиваю и недовольно прикусываю кончик языка. Зачем? Мне ведь не интересно. Совсем!
Ветров морщится, будто припоминая.
— Да задел меня вчера один… Я сорвался.
Я зябко ежусь, забираясь глубже в пальто. Он сорвался.
Как это ни удивительно, но для меня это звучит не радостно. Значит, все-таки я и Ник сильно покачнули самоконтроль Ветрова, а я ведь знаю, что вывести его из себя очень сложно. Он ведь умеет держать мину в любом случае, даже когда внутри его самого может рвать на кусочки от гнева. И то, что он сорвался — ни черта меня не радует. Так ведь и вправду к Нику приедет. Или… Снова ударит по мне. Не кулаком, так возможностями.
— У тебя настроение плохое из-за меня или из-за понедельника? — Ветров будто отчаянно пытается завязать беседу, только говорит почему-то обо всякой ерунде.
— Из-за понедельников настроение может быть плохое, если у тебя рабочее выгорание и работа не нравится, — отвечаю я без особой охоты, — я в Рафарме недавно, выгорать мне рано. И работа меня более чем устраивает. Додумывай сам, чем я недовольна. Ну, или кем…
— То есть это меня ты сейчас боишься? — негромко спрашивает Яр, а мне только хочется спрятать лицо подальше от его цепкого взгляда. Надо же, вроде всего лишь на светофоре глазами мазнул, а рассмотрел ведь…