Мой генерал
Шрифт:
А Эдик Акулевич, кстати, еще постоянно втирает в лысину луковый сок, смешанный с соком редьки и постным маслом. Это его Маринина бабушка научила — для роста волос.
…Ну и что? Ну и что?!
Что самое главное в мужчине? Самое главное в мужчине — это ум. Только почему-то ее все тянет заглянуть за ворот чудовищной фиолетовой распашонки, потрогать твердую кожу — есть на ней волосы или нет?! — вытащить странный медальон из двух железок и рассмотреть его получше. И еще пальцами — вот самыми подушечками, легко-легко! — провести по монументальной шее, снизу вверх,
Сбоку Марина посмотрела на Тучкова Четвертого. Только вчера она была уверена, что он кретин. Вид у него был задумчивый.
Как только она увидела этот задумчивый вид, «приключение» моментально вернулось. Конечно, ну конечно же! Она ведет «расследование»!
— Ну Павлик-то точно за нами следил, — выпалила Марина. — Совершенно точно! Это значит, что он знает, что мы знаем, что он не знает, кто убил его напарника, и хочет, чтобы мы выяснили, и тогда он убьет того, кто убил.
— Для профессора математики, — заметил Федор кротко, — ты выражаешься на редкость ясно.
— Но ты же все понял, да? Понял же?
— Я понял, что в газету у него завернут отрезок трубы, — сказал Федор. — Старой и ржавой. Зачем?
Марина ахнула. Она не заметила никакого отрезка трубы. Она заметила газету — «Коммерсанта», а отрезка не заметила.
— Ночью ехал, что ли? Боялся бандитов?
— Да он сам бандит!
— Мы этого не знаем.
— Вы, может быть, и не знаете, а я точно уверена!
Федор Тучков почесал за ухом.
— Видишь ли, точно ни в чем нельзя быть уверенным. Можно только предполагать, с той или иной степенью вероятности.
Ну вот, опять! Опять понесло от него скукой, гладкостью и гавайской пестроцветной рубахой!
Если кто и найдет убийцу несчастного Георгия Чуева из номера триста двадцать пять, то это будет она сама, Марина, и никто ей в этом не поможет, зря она так уж растаяла на его утреннем теннисном бенефисе, а потом еще в бассейне, когда он поцеловал ее, а потом еще в коридоре, когда он…
Впереди и справа лежала река, — «О, Волга, пышна, величава, прости, но прежде удостой…» — блестела между деревьями ясным июльским блеском. Марина ходила купаться под вечер, когда на санаторном пляже было мало людей, — в следующий раз поедет на заимку, там совсем никаких людей не будет, прав Федор Тучков! — но навещала реку по несколько раз в день.
— Пошли? Это быстро. Мы просто мимо пройдем. Или вы спешите?
— Я не спешу, — возразил Федор. — А почему, кстати, вы не купаетесь?
Пока она придумывала, что бы такое ему сказать поумнее, из-за поворота дорожки прямо на них выскочила Галка, не жена, а любовница Вадима, у которой это слово было написано на лбу, по крайней мере по мнению Федора Тучкова.
— Галя! Что с вами?! Вы… упали?! Ушиблись?!
Лицо у нее было залито слезами, рот странно перекошен, и Марина не сразу поняла, что это оттого, что помада размазана по подбородку.
— Господи, что случилось?!
Галя посмотрела на них обоих, губы еще больше повело в сторону, она как будто захлебнулась слезами,
— Галя!
Но она уже исчезла за поворотом дорожки.
Марина посмотрела на Федора, а Федор на Марину.
— Что с ней такое? Господи, ее нельзя отпускать в таком состоянии! Она не в себе! Что могло случиться?!
Марина порывалась бежать следом, но Федор ее придержал.
— Да все, что угодно. Ей могли позвонить из дома и сказать, что заболел ребенок, или с работы и сказать, что с первого числа ее сокращают. Все, что угодно.
— Не все, — возразила Марина. — Так можно рыдать, только когда… кончилась жизнь и дальше все темно.
— Ты когда-нибудь рыдала так, как будто кончилась жизнь?
— Нет. Никогда.
— Тогда откуда ты знаешь?
— Я знаю.
Они помолчали. Река нестерпимо сверкала между деревьями.
— Все это непонятно, — промолвил Федор Тучков, нашарил в переднем кармане защитных бриджей темные очки и нацепил их на нос. Очки делали его странным образом похожим на Павлика Лазарева. — Очень непонятно. Ремень не тот. Вероника видела, как покойник выходил из комнаты напротив. Что он там делал? Сама она неизвестно куда бегала утром, да еще соврала, что не бегала. Зачем? Непонятно. Зачем Элеонора патрулировала территорию с корзиной? О чем она тебе проговорилась?
— Когда… проговорилась?
— Тогда же. Утром. Она сказала, что Оленька что-то видела, или слышала, или ей показалось.
— Да, — согласилась Марина, — сказала.
— Что имелось в виду? Что ей могло показаться? Она знала покойного или все это выдумки ее мамаши? Почему Элеонора так перепугалась? С кем ссорилась Вероника на балконе? Кого боится Вадим? Кто эта «она»? Между прочим, если ты уверена, что Вероника ссорилась с мужчиной…
— С мужчиной.
— Значит, есть еще какая-то женщина. Вадим ее боится. Что это за женщина?
— И еще Юля с Сережей, помнишь, на дорожке? И Вероника вчера ночью. С кем она говорила?
Федор Тучков покрутил головой.
— Получается так, что каждый что-то скрывает, и нам нужно выяснить, что именно и имеет ли это отношение к… убийству.
Ах, какие прекрасные, «детективные» слова! Кажется, где-то неподалеку бродит загорелый полицейский капитан с пушкой, засунутой за ремень выцветших и потертых джинсов, и еще кажется, прошелестела юбка горничной — уж не сжимает ли она в кармашке своего кружевного фартука пузырек темного стекла с надписью «Яд»?!
По Марининому лицу как-то сама собой растеклась счастливая и сосредоточенная улыбка.
— Поговори с Вероникой. — попросил Федор. — Если сможешь, поговори еще с Элеонорой, а лучше с Оленькой. Самое лучшее — с обеими. Выясни, что имела в виду мамаша, когда сказала, что Оленька встретилась с покойным в магазине и после этого расстроилась. С Галей тоже можно попробовать поговорить. Выяснить, что это такое с ней… приключилось.
— Она не станет разговаривать.
— Почему?
Марина пожала плечами.