Мой горячий сосед снизу
Шрифт:
– Ты что, ничего не ешь? – спрашиваю я невольно. Не то чтобы я за него особенно беспокоюсь, но мы все равно стоим в одной очереди, и перед нами еще человек пять. А раз уж мы занимались сексом – поговорить нам точно ничего не мешает.
– Тебя бы съел, – отвечает он, но как-то иначе, чем сказал бы вчера, без заигрываний, мрачно-серьезно. Как будто за ночь что-то изменилось. Таким же тоном он мог бы сообщить что-то вроде «я уже все купил» или «закажу на Яндекс.Еде». В ответ я даже не улыбаюсь, а пульс не подскакивает привычно от возбуждения.
Он оплачивает свои сигареты первым и отходит от кассы, зависая около
Он не помогает мне донести продукты до подъезда, но черт с ним. Куда сильнее меня удивляет другое. Дойдя до подъезда и открыв массивную металлическую дверь магнитным ключом, он проходит внутрь и даже не оборачивается. Знает ведь, что я иду почти по пятам. Но не придерживает для меня дверь, которая хлопает перед моим носом. В ушах звенит. Мне приходится вытаскивать свою связку ключей.
Пока я вожусь с ключами и своим пакетом с фруктами, Олег уже вызывает лифт. И снова я опаздываю буквально на секунду: створки смыкаются, Олег смотрит на меня через быстро уменьшающуюся щель…
Я могла бы крикнуть, попросить придержать – но я не делаю этого. Гордость не позволяет.
Ага, трахать себя на полу и в салоне авто гордость позволяла, а тут… Черт ее разберешь, эту гордость, честно говоря.
У него вот тоже, видимо, взыграла гордость. Хотя мне кажется, он банально решил, что раз я выпендриваюсь – то все, сказочке конец, а кто слушал – молодец. Если я не готова раздвигать ноги по первому его зову и течь от одного звука его голоса – давай, до свидания.
Ну и окей. Не велика беда.
В любом случае, я твердо решаю, что со случайным сексом покончено, и формула «был второй секс – будет и третий» на мне не сработает.
Больше Олега для меня не существует.
7 глава. Олег
Громко хлопает входная дверь, а потом острые женские шпильки сердито цокают до лифта. Несколько медленных, тягучих секунд ожидания, пока лифт приедет на этаж. Снова цок-цок-цок – это она заходит в кабину, нажимает кнопку с горящей цифрой «один»… Потом только тишина.
Я хмыкаю, переваривая случившееся, и иду на балкон. Покурить.
Гребанная жара с утра не дает нормально дышать. Горячий воздух, попадая в легкие, почти обжигает. Сейчас бы на Финский, поваляться на камнях, искупаться… Но уверен, точно такая же мысль торчит в головах у доброй половины горожан. Так что на Финском – хаос и аврал. А в центре – раскаленный асфальт, переполненная набережная со снующими туда-сюда по воде суденышками всех видов и размеров, и толпы ошалевших китайцев.
С шестого этажа отличный вид на двор. Я вижу, как выбегает из подъезда Кристина. Ее длинные светлые волосы вихрем несутся вслед за ней. Кристина быстро добирается до своей машины, дергает дверцу, ныряет внутрь и через двадцать секунд уже выезжает с парковки.
Кристина – истеричка.
И, если честно, это – главная и единственная причина нашего расставания.
Кристине не нравилось все и всегда. Хотя нет, погодите… Почему всегда? До свадьбы она была вполне сносной: очаровательно-капризной, со своими тараканами и приколами, но я был влюблен по уши, мы трахались
Потом оказалось, что Кристина хочет переехать. Срочно. Желательно в новостройку. Нет, не в эту! И не в ту тоже! Поближе к метро. И чтоб продуктовых вокруг много. И сад. И школа.
Поиски подходящего варианта заняли год. Мы купили квартиру в доме настолько новом, что стали едва ли не первыми его жильцами. Кристина к тому времени уже была беременна, так что ее эмоциональные срывы возобновились с новой силой. Ремонт мы делали в режиме «успеть до родов», а сама будущая мамочка то и дело решала поменять то цвет обоев, то расположение взрослой и детской спален, то бригаду рабочих.
Потом родилась Мила.
Измучанная послеродовой депрессией, лактостазом и попытками сбросить набранные за девять месяцев килограммы, Кристина продолжила пить мою кровь. Ее раздражало, что я поздно прихожу с работы. Возвращение после семи автоматически означало, что я бухал в баре с друзьями. После восьми – что трахал после этого какую-то телку. После девяти – что у меня с этой телкой все серьезно и скоро я попрошу развод.
В какой-то момент я и вправду пошел в бар с коллегой по работе. Мы выпили сначала пива, потом чего-то покрепче. Я познакомился с какой-то девицей. Отодрал ее прямо в кабинке туалета. Кристине сказал, что задержался из-за нового проекта.
Пообещал себе, что больше так не поступлю. Пытался объяснить Кристине, что люблю ее, хотя уже и сам не особенно в это верил. Несколько раз отпрашивался с работы пораньше. Возился с дочкой.
Миле исполнилось три, ее отдали в детский сад, очередь в который была занята еще в день ее рождения, и Кристина ненадолго как будто протрезвела. Я решил, что она выгребает, что все это дерьмо – притирка друг к другу, переезд, ремонт, беременность, послеродовая депрессия и маленький, орущий круглые сутки ребенок, – позади. Ненадолго воцарился мир и даже – ну, дела! – снова появился секс.
А потом крышу моей женушки снесло опять. Я снова стал в ее глазах «алкоголиком» и «изменником», на моем пиджаке находились несуществующие женские волосы, а сам я пах «бабскими духами». В последних попытках что-то исправить, я даже купил себе терпкую туалетную воду с бьющими в нос ароматами кардамона и муската. Не помогло.
И я снова пошел на сторону.
Миле исполнилось семь, ее отдали в первый класс, а я действительно подал на развод.
Почти целый год Кристина пыталась выколотить из меня сначала мозги и нервы, потом деньги, а потом снова мозги и нервы. Я собирался отдать ей нашу общую квартиру – но она заявила, что «не сможет жить среди этих воспоминаний», и съехала к своей матери на другой конец города, куда-то на Ленинский проспект.
Только сейчас, в июне, нам наконец дали развод. Бумаги были подписаны, а я – свободен.
Но Кристина, конечно, не собиралась так просто исчезать из моей жизни. Вот и сегодня приехала с очередной истерикой. Она не знала, что делать со школой Милы. Ездить в прежнюю с Ленинского было слишком далеко. А в районе, где они жили теперь, ни одна школа не отвечала ее строгим запросам. Я только плечами пожал – говорил же, забирай квартиру. Она отказалась. Теперь что? Ну, можешь мне дочку отдать. Пусть живет со мной и ходит в ту же школу, где закончила первый класс.