Мой граф
Шрифт:
– Ты прекрасно знаешь, что в выпивке тебе со мной не тягаться. – Грегори констатировал это как непреложный факт. – Хочешь чего-нибудь… Харроу? Слуги тоже испытывают жажду.
До Пиппы дошло, что Грегори смотрит на нее. О, должно быть, это она – Харроу!
– Нет, нет, благодарствую, милорд. – Он, по существу, ее тюремщик, поэтому ей хотелось быть с ним такой же грубой, как и Марбери, но она не могла – не в роли его камердинера.
Марбери оперся о барную стойку и на короткий миг встретился с ней глазами, прежде чем вновь заговорить с Грегори о последних событиях в столице. Он посмотрел сквозь нее, словно она невидимка, что было обычным делом для высших классов, а в ее случае еще и очень хорошо.
– Итак, – обратился к нему Грегори, – ты направляешься на тот же загородный прием, который планирую посетить и я… чуть позже. – Он бросил быстрый взгляд на Пиппу.
Почему она должна чувствовать себя виноватой? Пиппа чуть не вскинула вызывающе голову, но вовремя одумалась. Камердинер не посмел бы.
– Ты тоже? – Марбери поморщился, потом демонстративно отвернулся от Грегори и поглазел на миловидную служанку, моющую стаканы.
Это выглядело ужасно грубо. По крайней мере Пиппа считала, что это грубо. Возможно, для джентльменов это в порядке вещей и они делают так постоянно в компании друг друга?
Марбери шумно отхлебнул из своей кружки и нарочито медленно вернул взгляд своих прищуренных поросячьих глазок к Грегори.
– Вероятно, тебе захочется подольше погостить у своих друзей в Пламвэлли.
– Пламтри, – поправил его Грегори.
Марбери махнул рукой:
– Я слышал, прием в Тарстон-Мэноре обещает быть жуткой скучищей.
Грегори чуть заметно приподнял бровь:
– А я слышал другое.
О, в самом деле? И что же он слышал? Пиппа вскипела. Собирается вступить в кампанию по соблазнению какой-то другой, ничего не подозревающей юной леди – или сразу нескольких?
– Леди Тарстон считается мастерицей на всякого рода сюрпризы, – заметил Грегори. – Никогда не знаешь, кого ожидать в числе гостей.
Марбери издал противный смешок.
– Не секрет, что там будет леди Дамара. Слышал, она горит желанием тебя видеть. Чего бы я только ни отдал, чтобы…
И тут он начал описывать, что сделал бы с леди Дамарой, если б оказался с ней наедине. У Пиппы глаза полезли на лоб и тошнота подкатила к горлу, когда она мысленно представила, как этот мерзкий, жирный Марбери лапает леди.
– Довольно, – резко оборвал его Грегори, и слава Богу. У Пиппы чуть пар из ушей не пошел. – Ты говоришь о леди.
Марбери вскинул брови:
– Раньше это тебя не останавливало. Я слышал слухи. Говорят, что первенец новоиспеченной леди Морган – твоя точная копия.
Новоиспеченная леди Морган – это Элиза! В ушах у Пиппы зазвенело от этих неожиданных слов, а сердце… сердце забилось так быстро, что пришлось схватиться рукой за спинку стула.
Но Грегори пошел дальше. Он схватил Марбери за грудки и дернул вверх и на себя.
– Советую тебе, – процедил он сквозь зубы, – не повторять слухов. – И затем оттолкнул толстяка.
Марбери чуть не потерял равновесие, но успел схватиться за стойку.
– Бог мой, старик! Я же не сказал, что это факт.
– Пошли, Харроу, – отрывисто бросил Грегори и направился к входной двери.
Молодец! Пиппа поневоле испытала малую толику удовлетворения, глядя, как он шагает уверенной походкой, плечи широкие, внушительные, вид неприступный. В этой походке не было даже намека на нечистую совесть. Ни малейшего.
Пиппа не могла поверить в то, что он… что он сделал Элизе ребенка.
Абсурд. Этот ребенок никак не может быть ребенком Грегори. Разумеется, у него были женщины, он же не святой, в конце концов, но это обвинение переходит все границы.
Марбери получит по заслугам.
Пиппа почувствовала облегчение, что никто в обеденном зале, похоже, не заметил вражды, которая вспыхнула между двумя джентльменами. В помещении было довольно шумно, и жизнь шла своим чередом. Слава Богу. Чем дальше она от конфликта в каком бы то ни было виде или форме, тем лучше. Никто не заметит слугу…
Итак, это ее новая цель. Да, и еще сбежать от Грегори.
Марбери неприятно скривился, дернул своим заостренным подбородком и отхлебнул эля.
– Я всегда в лицо называл его заносчивым дураком, – пробормотал толстяк Пиппе, – просто чтобы позлить его, хоть он, говоря по правде, не такой. Хотелось бы мне, чтобы работать на него было сущим адом, да только сомневаюсь, что это так.
<