Мой ледяной принц
Шрифт:
– С чего ты смеешься? – спросила Мэри, тоже засмеявшись.
– Просто я думаю, что ты ужасно противоречива!
– Неправда!
– Правда.
– Неправда!
– Ладно, молчу! – усмехнулась я.
С ней было приятно дурачиться: Мэри всегда легко заводилась. Впрочем, как и я.
Она вздохнула и начала заплетать мне новую косу.
– Так как его зовут?
– Боже, Мэри! Ты опять за свое?
– Да, и не отцеплюсь от тебя.
– Его зовут Фредерик Харальдсон! – наконец, сдалась я.
– По-моему, у него скандинавская фамилия. Не находишь? – заметила Мэри.
– Не знаю,
– Так ты считаешь, что мне нужно позвонить ему?
– Зачем тебе звонить Фредерику? – удивилась я.
– При чем здесь этот швед? – недовольно буркнула она.
– С чего ты взяла, что он – швед?
– Не знаю, но пусть будет швед. Я говорила об Эндрю!
– Тогда при чем здесь Фредерик?
– Да какой Фредерик?!
– Это ты начала! – со смешком напомнила я. – Так усердно выпытывала его имя!
– Да черт с ним!
– Тогда зачем ты спрашивала?
– Ну, не знаю, просто мне было интересно. Ладно, давай серьезно? – В голосе Мэри прозвучало раздражение.
– А если серьезно, позвони своему Эндрю.
– Ну, допустим. И что я ему скажу?
– Пригласи его погулять. – Я начала вспоминать все, что видела в фильмах.
– Погулять? Ты рехнулась? Нет, я не буду его приглашать! И звонить тоже не буду, – решительным тоном заявила Мэри.
– Тогда зачем ты спрашиваешь моего совета, если уже все решила? – невольно рассмеялась я.
– Потому что ты – моя подруга, и мне важно знать твое мнение! – Мэри потянула меня за волосы. – Хватит уже смеяться! Думаешь, это смешно? Ни капельки!
– Если у тебя возникнет желание еще что-то у меня узнать или посоветоваться на тему отношений, то предупреждаю сразу: я полный ноль в этой области! – честно предупредила я.
– Тебе через месяц будет девятнадцать, а ты еще ни с кем не встречалась? – воскликнула Мэри. – Да ты просто старая дева!
***
«Значит, ей девятнадцать! Как я и подозревал. Конечно, она еще очень наивна и глупа!» – Я был поражен. Мне стало стыдно за то, что еще недавно в моем разуме проскакивали мысли восхищения ею. Какого черта! Да она совсем еще дурочка! Зеленая смородина! Ей девятнадцать!
Миша впервые назвала меня по имени, но почему-то «Фредериком», через «е», однако без обязательного ранее уточнения «Харальдсон». А что она сказала о разнице в возрасте и интеллектуальном уровне? Волшебно. Но не настолько: она была совсем юной и не преученой к жизни – это было видно по ее дурацкому поведению. Миша глубоко заблуждалась: умная личность не сможет долго выносить глупость другой, какими бы сильными ни были их чувства. К сожалению, глупость одного всегда подавляет мудрость другого.
Миша и Мэри болтали о такой ерунде, о какой болтают только наивные молоденькие девицы, ничего не знающие ни о реальной жизни, ни об окружающем мире.
Меня и двух болтушек разделяло слишком большое расстояние, чтобы Миша, с ее детским зрением, могла видеть мое укромное место, откуда я наблюдал за ними: у людей слух и зрение с возрастом ухудшаются, но у нас, наоборот, только обостряются, а ведь и я был еще очень молодым вампиром. Я делал вид, что читаю, но, на самом деле, слушал разговор двух подружек, а когда Миша распустила
«Она здесь совсем одна. И как Мрочеки додумались отпустить ее из дома? Отпустить одну, в человеческое общество, в таком возрасте! Куда они смотрели? Кто будет учить ее жизни? Куда она ведет себя, общаясь с этой смертной? Почему ей не объяснили, что дружить со смертными – запрещено? Эта девица ведет себя в корне неправильно!» – недовольно думал я, наблюдая за двумя девчонками.
Теперь мне точно не хотелось поддерживать с ней никаких отношений. Сознательно. Поэтому я перестал слушать разговор девушек и захотел уйти. Но что-то удерживало меня.
«Зачем она все это творит? Живет со смертной, гуляет в парке, загорает под солнцем, разговаривает о ерунде! – продолжал размышлять я. – Ведет себя как человек, хотя в письме Марии черным по белому написано: «Не общайся с людьми»! Но Миша игнорирует все правила, кроме одного: «Не общайся с Фредриком Харальдсоном»
Меня охватили противоречивые чувства: с одной стороны, я был невысокого мнения о Мише, но, в то же время, мне было жаль ее. Меня почему-то сильно беспокоило ее будущее: она была слишком человечна, а это качество – противоестественно для вампира и идет наперекор всем вампирским законам.
«Все это – влияние ее смертной подружки: живя с Мишей, она окружила ее человеческой аурой, человеческим миром, привычками, бытом. Необходимо срочно растолковать польской дурочке, что ее действия и такая жизнь – противоестественны, и что потом дружба со смертной превратится для нее в реки слез, хотя уже сейчас вылилась в ее совершенно не вампирское поведение, – твердо решил я. – Кажется, из ее мозгов напрочь вылетело то, что она – вампир и пьет человеческую кровь»
Я наблюдал за девушками до тех пор, пока они не свернули одеяло и не ушли прочь, но сам продолжал сидеть под огромным деревом: мне крупно не повезло с погодой. И зачем я сидел и слушал глупых девиц, как заказной шпион? В моих планах не было ничего подобного: я шел из колледжа, пользуясь тем, что солнце на минуту спряталось за белую тучу, но увидел Мишу и, сам не зная, зачем и почему, сел под дерево.
С тех пор, как две подружки покинули парк, я просидел под деревом еще три часа, не имея возможности покинуть свою тюрьму на свежем воздухе. Я раскрыл книгу и попытался читать, но внимание отсутствовало напрочь. Мне жутко хотелось закурить, но курение в общественных местах было строго запрещено. Все против меня.
«Дерьмо. Вот так влип!» – с досадой подумал я.
Моя машина стояла далеко на парковке, и я не мог добраться до нее из-за чертовски-яркого солнца, поэтому сидел под деревом до самого заката (к счастью, в ноябре он наступал рано) и только тогда смог уехать домой.