Мой любимый генеральный
Шрифт:
– Бабы, бабы… – тянет он.
Однако кивает и куда-то уходит.
Уже через минуту возвращается и говорит:
– Я человечку позвонил, сейчас придет. Ты в прихожей жди.
– А зачем? – интересуюсь с глупым видом.
– Что непонятного? Без ключа откроет, – пожимает участковый плечами. – Через балкон не вариант, только стекла бить, потом не хочу заморачиваться вставлять. Иди пока подготовься.
Я, мягко говоря, удивлена.
А впрочем… Если кому и иметь знакомства с теми, кто умеет вскрывать замки, так это
Подхватываю многострадальную сумку, спешу в прихожую.
Жду…
Чуда.
Сердце гулко колотится в груди, отсчитывает секунды, минуты… Только бы Димка не явился обратно домой до того, как я успею отсюда исчезнуть.
И… Чудо случается ровно через пятнадцать минут.
– Эта дверь, товарищ начальник? – слышится чей-то сиплый голос.
– Ага, – отвечает участковый. – Сможешь вскрыть?
– Отчего же не смочь…
Последняя фраза очень успокаивает и вместе с тем настораживает. Вот тебе и надежный замок, который Дима установил.
Я с надеждой замираю у двери, жду, жду…
Скрип отмычки в замке бьет по нервам, но примерно через минуту я слышу волшебный щелчок. Опа – и я свободна!
А теперь вопрос на миллион. Идти-то мне куда?
Глава 6. Как птица в полете
Алина
Я иду по улице, не разбирая дороги.
Хочется убраться подальше от нашего с Димой дома…
Удивительно, как быстро я привыкла тому, что живу там, что мне не нужно беспокоиться о съеме жилья, что я в тепле, уюте, безопасности, еще и любима.
А теперь что?
Ни денег у меня, ни жилья, ни работы, ни вообще ничего. Зато целая сумка вещей, притом тяжелая.
И что? Куда мне? Обратно в деревню к бабушке? А я не хочу! Я не для того оттуда уезжала, поступала, укреплялась в городе, чтобы в двадцать четыре года вернуться с понурой головой.
К тому же мне очень уж не хочется воплощать в жизнь бабушкино предсказание: «Еще вернешься, поджав хвост. Где родился, там и сгодился!»
Бабушка у меня, мягко говоря, человек своеобразный. Тяжелый, как российский танк. С соответствующей дальностью боя и фатальным уроном.
Так что обратно я не поеду, и все тут. Кому охота оказаться перед танком? По собственному желанию я уж точно ни-ни.
Но делать-то что-то надо.
А впрочем, я ведь не единственная на всем белом свете, кто остался без мужа, жилья, денег и работы. Без уверенности в завтрашнем дне, безопасной гавани, без… Любви, чтоб ее…
Все потому, что кое-кто посчитал нормальным изменять мне в нашей же квартире, в нашей же спальне.
Как только представляю себе эту Анжелу с Димой, грудь сжимается в приступе невыносимой боли. Боль дикая, невероятная, она грозит поглотить меня всю. Если продолжу думать об этом, разрыдаюсь прямо на улице.
– Так, выкинь его из головы! – тихонько приказываю себе.
Сейчас не время распускать нюни, ой не время.
Мне тут грозит ночь на лавочке под чужим подъездом. Холодная декабрьская ночь к тому же. Мне совершенно точно не до нытья о муже.
Потом. Позже. Завтра…
С каждым шагом сумка все тяжелеет и тяжелеет. Скоро я совсем устану. А куда иду – непонятно. Сворачиваю в незнакомый сквер, устраиваюсь на лавочке.
Для начала решить бы вопрос с ночлегом, а то на карте целых триста пятьдесят рублей – все, что осталось от Диминого щедрого пожертвования на такси.
Начинаю с обзвона подруг, коих за год жизни с Димой у меня сильно уменьшилось.
Задача простая – найти ночлег вкупе с дружеским плечом, на которое можно хоть ненадолго опереться. А если там еще и жилетка найдется, то и поплакать, – но это в идеале.
Удивительно, но найти у кого можно переночевать оказывается далеко не просто.
Кто-то уехал из города, кто-то дико занят, к кому-то нагрянули родственники или жутко злая соседка. По десятому кругу объясняю, так, мол, и так, ушла от мужа, ситуация патовая. Но люди не горят желанием помочь.
Неужели у меня нет настоящих подруг? Похоже, что нет, если так рассудить.
Очень неприятное открытие.
Раньше были, а теперь вот не очень. А ничего удивительного, что их не осталось. Ведь последний год я только и делала, что кроила из себя идеальную жену. Старалась соответствовать Диминым стандартам, а он в это время…
Так, стоп, помним поговорку. Грустить-переживать – это потом.
Я поглаживаю деревянную поверхность лавочки. Она холодная, слегка шероховатая. Мне тут спать, что ли? Ну нет!
Я уже представляю самодовольную физиономию мужа, если так и не найду никаких вариантов и придется идти к нему на поклон.
Вся такая гордая ушла неизвестно куда и вернулась? Он вдоволь надо мной посмеется, я в этом даже не сомневаюсь. И ноги об меня вытрет знатно.
Но я ведь не тряпка, чтобы об меня вытирали ноги!
И тут вдруг звонит телефон.
На экране показывается имя бывшей однокурсницы Артюшиной Светланы. Мы немного дружили в университете, но вот уже больше года не общались. Поэтому я, мягко говоря, удивлена ее звонку.
Тяну в трубку:
– Алло.
– Алинка! – Она явно счастлива меня слышать. – Я так рада, что дозвонилась. Слушай, это какой-то трындец, ни до кого не дозвонишься, никакая свинья не поможет…
– А то, – хмыкаю, едва сдержав всхлип.
Еще вчера я была бы с ней в корне не согласна, а теперь – очень даже.
– Люди какие-то черствые стали, неотзывчивые, – продолжает разоряться Светлана.
– В точку! – соглашаюсь с ней.
– Но ты ведь не такая, – она резко меняет пластинку. – Ты ведь у нас очень отзывчивая, широкой души человек…