Мой любимый вампир
Шрифт:
Я должен её увидеть. Полтора часа боролся с желанием развернуться на источник моего слипшегося разума. А что потом? «Не контактировать с людьми» — пронёсся в голове голос Беса, и я тут же одёрнул себя от дурацкой затеи.
И сорвался с места, унося ноги прочь от соблазна, стоило только профессору объявить об окончании лекции. В голове её запах. Он не выходил, призывал вернуться. И я вырисовываю образ его обладателя — с тонкой и чистой душой и телом девушки. Перспектива оставаться с ней рядом была очень манящей. Не могу отступить и разрабатываю в голове план как остаться незаметным.
Я соврал Бесу, что лекции меня впечатлили
Я мог поклясться и закричать в голос от того, что моё мёртвое небьющееся сердце сделало короткий, но заметный, удар, стоило только увидеть её очертания в оконном стекле. И больше я не мог оторваться от неё.
Именно такой моё воображение и рисовало её — хрупкая, невинная, и такая недосягаемая для меня. У неё были почти кукольные черты лица — фарфоровая кожа, с лёгким румянцем, розовые губки и огромные глаза цвета жаренной карамели. Сладко. Её волосы цвета кофе сегодня были собраны в пучок, и я не смог наблюдать как она борется со своей прядью. Жаль. Хотелось ловить каждое её движение, следить, изучать. Что я и делал.
С началом следующей лекции я повторил свои действия для подсматривания за девушкой. Нагло. Но по-другому не мог. Я не мог с ней заговорить, не мог открыто посмотреть на неё, не мог провести по шелковистым волосам, вдыхая их дурманящий аромат, не мог…
Чёрт.
Сердце ударило в рёбра с диким рывком, стоило увидеть, как она задумчиво закусила нижнюю губу. Это сразу отдалось приятной пульсацией в паху.
Это нереально. Так просто не бывает. Сумасшествие. Наваждение.
В своих мечтах я похоронил затею с ней заговорить, а тем более зарыл поглубже мысль надеяться на что-то большее. Хотя очень хотелось. Безумно, блять, хотелось. Её манящие изгибы, тонкая талия, округлые бедра… Ладони так и покалывало взять и смять их, проверить на сколько они мягкие и упругие. Её выступающие ключицы можно было назвать особым видом искусства. Они были созданы для жарких поцелуев, от которых потом остаются следы в виде засосов.
Мне нравилось наблюдать, как приоткрываются её очаровательные губы, когда она тяжело дышит. Вот бы коснуться их, хоть кончиком языка почувствовать вкус. Я уверен, он бы тоже отдавал малиной. Эта девушка заставила меня снова чувствовать. Оказывается, я уже и забыл, каково это. И я начинал скучать, когда хоть сутки не видел её. Скучал по тому, как она обжигала мою душу.
Кто-то позвал её, и она откликнулась на имя Стефи, пробурчав почти про себя: «Я же говорила, просто Стеф». Я смаковал её имя часами, сутками на языке, проговаривая в слух, и представлял, как она произносит моё настоящее, и такое забытое имя.
Её эмоции. Это было красиво. Смущение, желание, озорные нотки, пляшущие в карих глазах, стали моим личным магнитом. Наблюдать за ней и не иметь возможности прикоснуться — стало своего рода мазохизмом, личной пыткой. Но я подсел. Окончательно и бесповоротно.
Алиша почувствовала перемены во мне, то ли благодаря ведьмовскому дару, то ли женскому чутью, но она вывела меня на разговор, и я всё рассказал ей о Стефании, взяв слово не говорить про неё Бесу. Поначалу она искренне не понимала, почему я не заговорю с ней. Но я знал, заговорив в ней, дав себе такую слабость, я не смогу остановиться на этом. Я подвергну её опасности, её человеческую жизнь. Алиша приняла мои мысли и подтвердила, что так будет действительно лучше, добавив, что ей больно смотреть, как я чахну.
А через месяц с ужасом осознал, что моё сердце забилось вновь. Для неё. Только повстречав свою истинную пару моё сердце могло забиться. Это точно была Стеф, сомнений нет. Вот так, мёртвое сердце охотника смогла взбудоражить, вдохнуть в него жизнь, обычная человеческая девушка. Но для меня в ней не было ничего обычного.
Она слишком нереальная, чтобы быть правдой. Наверное, Бес и многие, кто повстречали свою истинную пару, сначала испытали страх. Но не за себя. За неё. Теперь план Беса держаться подальше от своей пары, дабы не навредить, не казался мне таким глупым. Не хотелось втягивать эту девушку в то дерьмо, в котором я кручусь каждый день.
И горькая правда дала пощечину, когда я понял, что осталась последняя лекция, где я её увижу. Между нами уже образовалась связь, я знал, чувствовал это. Жаль, что Стеф не в силах её познать, будучи человеком. Это чувство окрыляет, и в то же время приковывает тебя только к одному человеку. Ты словно ходишь с чёртовым солнцем в груди, которое всё время пытается сжечь тебя изнутри. И оно успокаивается, затухает, только когда твоя пара рядом. Она становится для тебя миром, вселенной, и ты готов смотреть на неё часами, просто так, как настоящий безумец, псих.
И я стал наблюдать за ней, скрытно, не показываясь на глаза, провожая почти каждый день до дома. Но этого было чертовски мало. Я не могу ощущать её запах, ставший для меня самым мощным афродизиаком, находясь так далеко от неё.
До первого инцидента.
Стеф оказалось невероятно везучим человеком, вечно попадая в неприятности. Но одна могла закончиться самым плачевным образом и я, недолго думая, кинулся за ней в воду. И тогда, всё мое самообладание дало жирную трещину, когда я первый раз коснулся её. Это было как заряд тысячей вольт. Приятный, будоражащий. И хотелось ещё. Я ругал себя, обещал бросить эти слежки, которые начали сводить с ума не только меня, но, кажется, и её тоже.
Вторая ошибка была, когда я, заботясь о её обнажённом теле, решил отдать свою кофту, совершенно позабыв, что это откроет моё лицо. Но когда я снял толстовку, было уже поздно, и казалось, что девушка совсем не удивлена, увидев моё лицо.
Что творилось в её голове? Почему не испугалась ещё сильнее? Не убежала? А лишь сильнее прижалась комочком к моей груди. Как приятно. Как правильно это было сейчас.
Третьей ошибкой было то, когда я дал о себе знать, заговорил с ней, когда увидел на столе в библиотеке статью о своем прошлом. Флэшбеки пронеслись в голове о той ужасной ночи. Я был зол и безумен, выдернув ту статью из старой газеты.
Четвертая и самая главная ошибка — поцелуй. Её запах завладел мной, а её тело так приятно дрожало от моих прикосновений. Прошли долгие, бесконечные годы, когда я в последний раз кого-то целовал. Может, я забыл, что это такое, а может быть, те поцелуи, которые были у меня раньше, были не примечательными, безликими. И жадное прикосновение к её губам, и гулкое биение её сердца, пробежали по венам, спуская с тормозов. Её вздохи и тихие стоны заменили мне кислород. Почти до ломоты в костях, я оторвался от неё и убежал, как последний трус.